Заветные желания - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 9

Границы человеческие и демонические

I. Голод

Он выглядел тревожно.

Выглядел так, как никогда до этого не выглядел. Максимально мерзко, максимально отвратительно. Такому, как он, не дала бы никакая проститутка, ни за какие деньги. А еще от него скверно разило.

Иво ковылял босыми ногами по мокрой земле. Меж пальцев, как через сито, просаживалась грязь, иногда пальцами он давил червей. Он уже и не помнил, где потерял ботинки. И плащ. Черный изгнанник мог не взять даже треклятые ботинки, но плащ он бы ни за что не забыл. Дряблая замызганная рубаха, кою уже пора было изорвать на лоскутки, уж явно не прибавляла виду бауманцу, зато еще как была подстать ему.

Волосы были грязные, сальные, вперемешку с комочками земли. Пряди склеивались воедино, а в самой глубине волосистого леса прослеживались кровавые следы от ногтей. Те, к слову, были изгрызаны подчистую. Руки Иво тряслись, дергался и левый глаз постоянно. Дыхание было сбитым, неровным, зубы он скалил, подобно одичавшему волку в поисках любой пищи, даже отравленной.

По земле волок меч. Клинок не был длинным, но из-за пригнувшейся фигуры кончиком он доставал до земли, и оставлял за собой четкий след разреза.

Погода была, мягко говоря, не очень. Мокрый снег валил, как из ведра, ветер дул в лицо, отчего приходилось постоянно уворачиваться, да и земля под ногами всячески мешала любому путнику, затрудняла пройти каждый новый метр.

В голове творился настоящий хаос. Изгнанник одновременно размышлял о чем-то часами и терялся в своих же мыслях, в их цепочках, истоках и развитиях. Также, как он мельтешил истерически головой, в сознании метался из одного угла в другой. О чем бы не подумал, всегда натыкался на единственное «хочу!», «хочу!», «изгнать!», «пожрать!», «стереть!» и прочие синонимы. Внутри него таился знакомый ему Иво Эль Гарден, тот мужчина, кто никогда и мухи не обидит, если та безобидная. Но этот Иво был где-то далеко, под оковами голода и жажды, и глядел он снизу-вверх на обезумившего наркомана, ковылявшего ногами в поисках лишней дозы.

Иво сбился со счету, скольких он уже изгнал. Была пара призраков, пара бесов, один черт. Иво даже смог отыскать отряд маршей — пускай и низших, но демонов. Их было много в одной группе, и душ Иво после бойни Иво поглотил тоже немало. Однако, даже их оказалось недостаточно. Последним изгнанным им был Цербер — чрезвычайно мощный и сильный трехглавый демон-пес, затерявшийся в мире живых впоследствии открывшегося портала между мирами. С ним Иво сражался очень долго, и по итогу изгнал с особым пристрастием и жаждой. Но голод не утихал. Тот внутренний, запертый в клетку, изгнанник жалобно смотрел на свое новое обличие. Смотрел и сожалел.

Все это время он шел, правда уже не знал, куда. Одичалый, в поисках пищи. Зависимый, в поисках дозы. Он никогда не сталкивался с подобным чувством: потеря счета дней, тремор рук, истерические выпады и психические атаки. Даже сейчас, познав весь спектр этой дряни, все равно не осознавал, насколько сильно он вкусил всего самого ужасного, что хранит в себе этот мир. Зубы настолько сильно сжимались, что уже даже крошились от любого прикуса посильней. Чувство не из лучших, но даже его Иво не ощущал.

Вдали был свет. Да, он узнал его. Такой знакомый, самый обычный и простой источник света, но он напомнил о жизни, о чем-то хорошем. Но напомнил на миг, последующей мыслью было то, что где свет, там и люди. А люди — обладатели самой сытной и самой лучшей души — живой души.

Как бы он не пытался сопротивляться самому себе, ничего не выходило. Животный инстинкт был сильнее.

Иво ускорился. Он чувствовал ауру, почему-то до боли знакомую, и летел на нее, как мотылек на свет. Постоянно спотыкался о сырую рыхлую землю, застревал в ней же пятками, но цеплялся за эту ауру всеми оставшимися силами.

Почувствовав ее достаточно близко, «на расстоянии вытянутой руки», изгнанник не сдержался и телепортировался несколько раз вперед. Он хрипел, черными огромными глазищами смотрел вперед, даже не оглядывался по сторонам. Он видел эту ауру. Воочию. Заулыбался, из-за частого дыхания в горле сначала пересохло, а затем, из-за предвкушения, наоборот слюни полились ручьем.

Перед ним стоял Тихомир. Робкий, не очень высокий. Стоял с лопатой, рядом была уже выкопана яма.

Иво слегка оступился, на миг даже потерял чувство голода и вернул рассудок. Однако потом, помотав головой и со всей силы сжав свой череп, ринулся вперед, отбросив все задние мысли. Он настолько обезумел, что совсем забыл, что Тихомир погиб больше полугода назад.

Резкий, но такой глупый и такой небрежный выпад с мечом, не попал в цель. Тихомир отступил в сторону, что-то сказал себе под нос. Он взмахнул лопатой, хотя по всем ощущениям это была далеко не лопата. Взмахнул он ей, как мечом.

Что было после, Иво не понимал. Свет пропал, чувство голода тоже, любая боль резко прекратилась. Однако и жизнь как будто пропала тоже.

II. Клубки судьбы I

«Пустота. Такое простое, короткое и до боли знакомое слово. Постоянно преследует, постоянно. Ты ищешь себе призвание, друзей, любовь, чтобы построить что — то? Как бы ни так… Ты же боишься. Просто боишься. Боишься этой черной херни, что съест, поглотит, заберет навсегда. Ты боишься взглянуть в чистое озеро и увидеть там себя. А что ты увидишь еще? Отражение мира? Деревья, листики да палочки? А это реальность вообще? Или очередная абстракция, производимая твоим жалким мозгом? Самая чистая и искренняя пустота. А как думаешь, ты одинок? Нет? Пф, что за чушь… Что у тебя есть вообще? Ты пустой. Ты и есть пустота. Нашел себе друзей по цеху, девочку юную, которая разделяет с тобой койку да излизывает тебя и все, уже не пустой? Так забавно… Позволь мне лучше разъяснить тебе…

Ты — житель этого мира. Так? Так. Банально, кто ж спорит — то. Задумайся на секундочку, что за тобой стоит? Близкие тебе существа, так ты подумал. Я это знаю. Мне достаточно, что ты это слышишь в своей пустой голове, чтобы понять это. Но так ли они тебе близки? Нет, нет, я ни в коем случае не опровергаю это, просто спрашиваю. Просто… Ты никогда не думал, что все это ложь и иллюзия? Тебя обманывают, там, к примеру… Не думал? Ах… Ты вообще нужен кому — то? Ого, так тебя любят. На самом деле, это замечательно. Волшебно. Я бы сказал, это и есть магия. Тебя любят, ласкают, заботятся. Я вот не знаю, каково это, когда тебе готовят поесть, одевают и просят о чем — то из — за волнений. Но, давай на секундочку вернемся в реальность. На тебя плевать. Ты никому в этом мире не нужен, кроме себя. Эгоизм, понимаешь? В самый критический момент человек спасет свою жопу. Да даже не важно, человек или любое другое существо — оно спасет свою шкуру, и только потом, может быть, тебя. Но сам факт. Вся забота в твою сторону, эта сучья любовь — все это личная выгода. Все лишь ради того, чтобы заполнить пустоту, ты же помнишь, о чем мы говорим? Ты — пустышка. Мгла, поглощающаяся самостоятельно в безвременный хаос, в котором сознание теряется, а все границы между хорошим и плохим вмиг исчезают. Открой глаза же ты наконец; при любой удобной ситуации тебя бросят, плюнут на тебя. Ты любишь только ради удовлетворения, тебя любят ради удовлетворения. Животные инстинкты, грязь, похоть. Сегодня ты сладко трахаешься, а завтра поливаешь грязью ради уже другой выгоды. Вся жизнь — жалкое посмешище… Так противно. А самое забавное, что ты сейчас сидишь и думаешь, а так ли это. И со временем ты себе же и скажешь: «А ведь он прав…» Но это также смешно и жалко, ведь ты согласился с чьим — то также никому ненужным мнением… Потому что ты пустой. Тебе проще взять чье — то мнение, чью — то силу и поместить в себя, дабы заполнить пустоту. И, когда ты сдохнешь, ничего не изменится. Будет такая же пустота. Однако, если быть честным, ты меня порой удивляешь. Твои действия, мотивы. Ты словно растешь. Моментами ты уже не тот жалкий ребенок, а вполне осознанное существо. Но, по итогу, ты ведь все равно снова разрушишь абсолютно все, что строил так долго, если оно само собой не развалится… И снова будет пустота.

Разве я не прав?»

* * * * *

Хруст древесины, исходящий от чего-то горящего, больше походил на ломающиеся кости. Хотя, надо сказать, сейчас он был как раз кстати. Время шло к ночи, холодало. Для поддержания примитивного комфорта требовалось тепло. Изгнанник открыл свои глаза после долгого пребывания во сне. Первые минуты мужчина вовсе не понимал, где он и что вообще происходит.

— Очнулся пади, — промямлил мужской, немного выше, чем у Иво, голос. Он явно наблюдал долгое время за изгнанником, отчего сразу же обратил внимание на шум.

Иво не ответил. Елозил на месте, пытался перекатиться со спины на живот.

— Тише-тише… Лежи смирно, не шебарши! Вот, держи лекарство.

Иво не оглядывался назад, но прямо перед его лицом оказалась жилистая рука с чем-то в районе кисти. В кулаке был сжат флакон, который обычному глазу показался бы пустым. Но не изгнаннику. Иво сразу же жадно схватил его и отгрыз пробку, швырнув ее куда-то вдаль. Душу, что была в ней, он поглотил также быстро, как и выхватил.

Мужчина засмеялся.

— Что с тебя взять.

В голову изгнанника что — то резко ударило, после чего появилась легкая тошнота. Иво дернулся, словно его ужалила оса, после чего упал с кровати на сырой деревянный пол. Второй сначала сидел как ни в чем ни бывало, но затем все же встал и подбежал к изгнаннику. Тот уже оклемался и смог взглянуть на подоспевшего, отплюнул и встал, отряхнувшись. Тело было оголенным, лишь портки, что едва держались, скрывали гениталии бауманца.

— Ты подкачался, Иво.

Иво отдышался, затем не смог сдержать эмоций и подоспел к давнему знакомому.

— Ордо, постоянно же ты меня выручаешь.

Старый изгнанник высмеялся.

— За детьми принято ухаживать. Тебе полегчало, я смотрю? Больше не матросит, как соплю по ветру, а?

— Не матросит, — усаживаясь обратно на койку, проворчал Иво. — И хочется верить, больше никогда не будет.

Ордо обреченно выдохнул, затем, издав звуки, похожие на причмокивание губами, выразительно прокашлялся.

— Сутки спал. Последствия голода. Сейчас должно полегчать. Я сходил на охоту, тут в тройке верст демон витал — фамильяр чей-то. Опасная тварь вышла, змееподобное отродье, что чуть не потрепало меня.

Ордо посмеялся, пытаясь сбавить напряжение и чувство вины и черного изгнанника. Сам Ордовик уже давно не охотится, поглощая души, помещенные в специальный приблизительно полулитровый сосуд, напоминающий выпуклый стеклянный пузырь с тонким горлышком. Те изгнанники, что были способны охотиться, помещали изгнанные души для тех, кто уже не мог самостоятельно добывать себе души для пропитания. И Ордо был одним из вторых.

Он был легендарным изгнанником. Конечно же прошлого поколения. Своих ровесников он уже давно не видел на белом свете. Да и, как сам считал, к лучшему.

Ведь он отказался от самостоятельной добычи душ. И отказался, потому что в прошлом слишком обильно их поглощал и по итогу перешел на души живых созданий. Его забытое прозвище «Чудовище из Анаретты» уже мало кому известно. А получил он его, так как в юные годы изгнал немало людей в вассальном княжестве Баумании — Анаретте. Но со временем смог возмужать и слезть с самого страшного наркотика, что может вскружить голову изгнаннику. Наркотика, без которого ты не сможешь выжить, но которым можешь упиваться постоянно.

Иво прекрасно знал о его прошлом. Отчего и уважал старого изгнанника сильнее прочих, покуда сам, как изгнанник, понимал, что отречься от зависимости живыми душами практически невозможно.

И так как знал это, чертовски стыдился, что он, отрекшийся старик, охотился, дабы откачать беспечного изгнанника. Стыдился и постоянно отводил взгляд.

— Не стыдись. Со всяким бывает. Благо, я опередил тебя. Впереди Тайныр, край плодородных земель, а там люду много… Прости за правду, но кто знает, что на тебя бы нашло.

— Не извиняйся. Все правильно говоришь.

— Ты, — почти сразу же продолжил он, — чуть меня увидел — сразу накинулся с мечом. Поэтому я так и мыслю.

— Тебя?

Иво помнил ту ночь. И он отчетливо помнил, что видел давнейшего старика, уже погибшего, но не выходящего из его головы. Он видел его настоящего. И даже если это все было лишь оплотом его фантазии, образом пред отчаянием, этот образ был слишком настоящим. Иво думал и не сразу услышал, как его окликают.

— Иво? — Ордо сказал чуть громче, чем обычно.

Изгнанник дернулся. Взглянул, показывая, что слышит.

— Тебя лихорадит до сих пор? Если нужно, есть еще души.

Иво фыркнул себе под нос, после чего повертел головой.

— Есть что накинуть?

Ордо бросил руку в сторону, указывая на выстиранные и уже высушенные штанцы изгнанника. Рубахи не было, за место нее валялась свитка — длинная распашная одежда из сукна. Иво сразу же вопросительно взглянул на Ордо.

— Выкупил у местного барыги. За гроши, не переживай. Твоя рубаха совсем уставшая была. А плащ и вовсе где-то просахатил. Поэтому уж довольствуйся, что есть. Обувь вон, кстати.

В углу были аккуратно сложены сапоги. Видно, что не новые, но всяко лучше ходить в них, нежели босым. Иво принялся одеваться. Ордо в это время уселся поудобнее и заговорил.

— Мне доложили про Вельдхейм. Про случившееся. И про то, что тебя заклеймили.

Иво с особым пристрастием обратил свой взгляд на наставника. Тот дополнил.

— То… Изгнание какого-то хрена важного — врачеватель или кто он там был. Признаюсь честно, не запоминал особо. Зато прекрасно запомнил рассказы о том, как треклятое отродье, чьи зеньки подобны саже в печи, устроило переполох в самом дальнем городе Баумании.

— Это не…

— Знаем. Уже знаем. Скажи спасибо Дарио, как встретишь его. Он серьезно рисковал в тот день, дабы отчистить твое имя перед нашими ребятами. Ты единственный известный носитель черного пламени. А, учитывая, что каждый из нас обладает чем-то уникальным, никто и никогда бы не подумал, что нам есть идентичные и подобные.

— Дарио был в тот день?

В голове Иво всплыл знакомый образ давнего товарища по ремеслу.

— Был. По моей просьбе. Видишь ли, моя правая рука выполняла там свою миссию, и так получилось, что краем глаза он заприметил тебя. Сначала он думал сойтись с тобой и помочь в охоте сам знаешь на кого, но потом вспомнил, что ты — носитель сраной косы Шепота Смерти, и решил тихонько проследить. Так, как он умеет.

Иво фыркнул с последующим ироничным смешком.

— Уже все знают? Ты решил подорвать свою репутацию?

— Только Дарио. И я, разумеется. Иные члены ордена считают, что я принес подлинную косу. У нас свои планы, Иво. Все реликвии нужно отыскать и хорошо спрятать. Некоторые уже найдены другими изгнанниками. Чем, собственно говоря, и занимался Дарио в Вельдхейме.

— К чему ты клонишь?

— А к тому, что та срань, с кем ты сражался в тот день, обладатель живого оружия, Иво.

Иво не поверил.

— Я сражался с ним. Я бы почувствовал.

Ордо на секунду засмеялся, как придворный шут, рассказавший свою лучшую шутку его Высочеству, затем, пытаясь сдержать смех, сперва чихнул, заплевав все вокруг, а потом прокашлялся так сильно, что Иво пришлось подоспеть к старику и поддержать его. Прокашлявшись, Ордо продолжил.

— Прости, просто безумно смешно стало. Что бы ты почувствовал? Ужас, как от призрачной косы? Ауру? Это не так работает, Черный изгнанник. Каждое, подобно нам, уникально. А с этим чудовищем все намного страшнее… Чарующий лик, верно?

Иво погрубел, нахмурился. Убедительно и быстро кивнул. Одевался он медленно, но штаны уже надел. Сейчас накидывал свитку.

— Так его прозвали все, кто смог каким-то чудом выжить. Имени точного никто не знает. Но Дарио соединил все цепочки. Помнишь ту заварушку, историю, что изгнанник в одиночку разгромил целый отряд близь Узо Бора? Так вот это был он. Лик. А разгромил он их, потому что отыскал в катакомбах мертвой крепости живое оружие. Дарио узнал, что за оружие он схватил. Имя ей Крипта, Дарующая жизнь. И она уникальна во многом. Но в одном она будет уникальна всегда. А именно в том, что в нее закована душа живого существа. Но настолько сильного при жизни, что душа его до сих пор остается могущественной и способной сравниться с демонической.

Ордо ненадолго отвлекся, нагнулся к печи. Там был котелок, в нем плескался любимый и фирменный походный чай Ордовика. Он разлил его по двум кружкам и одну сразу же подал Иво. Изгнанник, быстро надевший верхнюю часть одеяний, схватил кружку и сразу же вдохнул ударивший в нос приятный аромат.

— Прогрейся. Все же тебя сутки озноб брал, а силы тебе будут нужны сейчас. Пей и слушай дальше.

Они громко отхлебнули. Иво присел рядом. В одежде было всяко удобнее, нежели без нее.

— Из-за того, что душа в оружии живого, ему необязательно кормить оружие. Ты уже понял, что значит голод по-нашему, так? Так вот он не испытывает этого. Завидно, с-с-сука! Но это малая беда. Знаешь чья душа закована в Крипте?

— Чья же?

Ордо, как и всегда, истошно засмеялся.

— Ты, как любитель Аурамской земли, должен оценить. В Крипте закована душа Тармалена, бывшего Владыки лесов, то бишь отца нынешней королевы. И ты, разумеется, как истинный знаток всего эльфского и лесного, уже догадался, что может даровать такое орудие, так?

Иво кивнул. В лице немного поменялся. Ступил пот, он немного ужаснулся на миг, но вскоре вновь посерьезничал.

— Бессмертие.

— Да, Иво. Сраное бессмертие. Конечно, изгнанию это не мешает, но Крипта постоянно регенерирует с бешеной скоростью, запрещает погибнуть, ежесекундно восстанавливает силы своему носителю, отчего тот становится практически неуязвимым.

— Тогда это все объясняет.

— Объясняет что? — Ордо покосился, один глаз прищурил, а бровь второго поднял вверх.

— Почему он выжил. В ту ночь, когда мы сражались, я… не сдержался, Ордо.

— Я это прекрасно понял. Как минимум, потому что ты, чуть увидел меня, сразу же изгнать попытался. И бредил, как вытраханный осел.

Иво, как пес, виновато опустил взгляд.

— Ладно, не извиняйся. Этот Лик очень опасный персонаж, ты сделал все правильно. Умри ты и Эксодия потеряла бы великого изгнанника, а главное, правильного. Я тебя не осуждаю. А лихорадку из-за душ мы поборем, будь уверен. Рассказывай дальше давай.

Черный изгнанник кивнул в знак благодарности, затем вновь выпил чаю.

— Коса призывает фантомов. Всех, кого ей изгнали. И эти фантомы слушают лишь твою волю, твои приказы. Я приказал им изорвать его на лоскуты, убить в страшных муках, но… Он выжил, Ордо. Теперь хотя бы знаю почему.

— Мда уж… — Ордо сплюнул, — одной занозой в заднице больше у нас. Еще и Мор этот сраный… Лихорадка распространяется, уже даже некоторые изгнанники заболели. И болезнь дерьмовая. Хер пойми че с ней делать, тем более после произошедшего в Вельдхейме.

— Я найду его, — Иво сказал, как отрезал. Хотя Ордо был уверен в его словах.

— Не сомневаюсь. И я здесь, чтобы помочь. К слову, даже знаю, где можем что-нибудь отыскать. Но пока о другом. Раз уж ты скрещивал с ним клинки, то… Что он может? Чем обладает? Безумно интересно понять, что за изгнанник одолел тебя — того, кто безустанно перемещается в пространстве, кого невозможно просто так задеть.

— Я не знаю.

Ордо посмотрел, как Филин в ночи, в которого умудрились со спины швырнуть огромную шишку, а тот не смог этого заметить. Если кратко, то глаза выпучил, губы подкосил к низу, а мину сделал настолько кислой, как будто только что потерял кота, прирученного с детства. Но мина была такой лишь на мгновенье. Затем, как и всегда в этой жизни, столкнувшись с чем-то неописуемо непонятным, Ордо слегка с психа выдал смешок, затем серьезно попятился в сторону.

— Серьезно?

— Да, — Иво отвечал хладнокровно. — Хотя, есть лишь догадки. Он же Лик. И он чарует.

— Вот оно что! Прости, Иво, сперва мне казалось, что здесь суть идет о шлюхах с именем Лика — они же Лики. И они, сука, ой как чаруют.

Иво злобно улыбнулся, отвернувшись. Затем посмеялся.

— Я серьезно. Просто… Когда смотришь на него, тело не слушается. Ни капли. Ты просто стоишь, витаешь в облаках, отчаиваешься. Я уже не помню весь букет того, что было, что испытывал. Помню лишь, как взглянул, а на меня зарятся черные, цвета глубокого космоса, цвета бездны, глаза. А внутри сверкает черный огонек. Я словно посмотрел в зеркало, Ордо. И тогда обессилел: не мог пошевелить конечностями, не мог отпрыгнуть от летящего медленного удара, не мог даже телепортироваться. Вообще ничего не мог. Может, это как-то и связано с его способностями, но мне кажется, я просто увидел собственное отражение и не выдержал.

— Не выдержал чего?

— Я не знаю. Всего сразу.

— Пф, — Ордо встал, размял спину, затем положил руку на плечо изгнаннику, — не бузи. Главное, что выжил — без тебя тяжко бы пришлось.

— Еще он прислужник Стезийской короны, — Иво, как ошпаренный, сказал это громче, чем планировал, но лишь потому, что резко вспомнил об этом.

И вновь Ордо посмотрел этим взглядом. Вновь ужаснулся, слегка вздрогнул, усмехнулся, затем удивился.

— Знаешь, у меня был знакомый… Так вот он, перед тем, как сказать подобное, всегда говорил: «внимание, анекдот…»

— Ордо, я серьезно. Ну хотя… Тут как посмотреть. Я отчетливо помню это. Он говорил, что мы с ним похожи, приводил тысячу примеров. И в одном из таких промолвил, что я — прислуга Бауманской короны, а он — Стезийской.

Ордо прошел в центр помещения. Там покрутился немного, затем отошел к огню, хотя, таковым его уже было тяжело называть. Там, в печи, догорала пара веток и только. Ордо взял воду, что была рядом, полил по веткам. Появился легкий неприятный запах возле печи. Затем обернулся и глазом взглянул на Иво. Губ не показывал.

— Если так, то очень интересно выходит. Я попрошу Дарио, как будет время, разобраться с этим. Это уже моя зона ответственности. Но это ладно, вопросы будущего. Ты как, оклемался?

Иво не ответил. Лишь кивнул.

— Отлично. Тогда пошли искать твоего Мора. Благо у нас отменная зацепка на пути.

— Какая?

Ордо захихикал.

— Изгнанники узнают о бушующей нечистой силе через сказания и истории, благодаря слухам знают, где искать отродье. Так и пойдем на слухи. Тут рядом есть местечко. Наши слагают, там завелась отменная падаль, какая-то редкая и чересчур опасная. Край плодородных земель, Иво. Бауманская золотина — Тайныр, наша остановка.

III. Клубки судьбы II

Был день. Дружинники молчали. А бабки галдели. Да галдели так, что самый даже самый шумный и веселый трубадур пожелал бы, чтобы его уши увяли и навсегда потеряли возможность слышать.

Они тарахтели без перебоя. Кто-то паниковал, кто-то смеялся, а кто-то просто навивал интрижек и участвовал в дискуссии. Мол, «ну они же что-то обсуждают, чем я хуже?».

— Так, — один из дружины воскликнул. Он был грозным, с койфом на башке, явно уже уставал от крестьянских бессмысленных пений. — Четче выражайтесь, матушки-с, да покороче…

— Покороче-покороче, милок! Как ж тут покороче, когда такое творится! — выкрикнула одна из толпы. А бабулек было много.

И все были похожи друг на друга. Словно муравьи, столпились у своего домища и было их столько, что не пересчитаешь.

— Покороче, бабуль — это значит, что нужно сказать ЧЕТКО (особо яро выделял это слово воин) и так, чтобы мы эту проблему…

— ГА-ГА-ГА-ГА!

И вновь галдеж. Мужики уже не выдерживали.

Кстати, они удивлялись, почему на улицах не было мужиков. Лишь бабки да бабы, не иначе. Хотя, порой под взгляды попадали прекрасные девы, ради которых любой мужчина ринулся бы совершать подвиги. И дружинники бы ринулись, знакомились бы, да только девоньки слишком быстро убегали. А потом появлялся вновь галдеж. Отчего и кипели головы.

Дружинников было двое. И оба были под копирку одеты: шаровары, сапоги, рубаха на голое тело, поверх нее — доспех. Голову защищал койф — защитный головной убор в виде капюшона с чепчиком. И один стоял в нем, а другой без него, светил своими кудрявыми светлыми волосами. А в зубах он грыз соломинку.

— Милсдари, так когда ирода отыщите? — почти вся толпа бабулек прокричала одновременно.

Дружинники также одновременно выдохнули. Перед тем, как что-то ответить, нагнетающи промолчали.

— Бабушки, мудрые девы наши, отыщем так сразу, как только узнаем, кто этот ваш ирод и что такого творится.

— Ну как что творится! — одна из толпы негодовала, вышла вперед, начала размахивать короткими ручонками, — А кто Аськину хатку то пожег, а? Кто Славочкину кормушку растоптал? А из-за кого все скотинки-то мои подохли?

— Ну так, из-за кого? — обреченно уже спрашивал тот, что был в койфе.

— ИЗ-ЗА ИРОДА! — бабки вновь «скрестили» свои голоса в единое мощное оружие. Дружинникам это не понравилось, ответили они соответствующе.

— Так а кто этот ваш сраный ирод?!

Бабки прошипели, а затем наступила пятисекундная тишина. Наверное, ни разу еще в своей жизни эти дружинники не испытывали наслаждения, сравнимого с тем, что испытали сейчас. Захотелось даже улыбнуться. Но сразу же желание улыбаться сменилось желанием резать и убивать: бабки вновь загалдели.

— Ну тот, из-за которого Аськина хота сгинула, кормушечка там… И скотинки! Скотинки ж из-за кого сгинули!

И каждая несла что-то свое. Их споры, дискуссии, все сплелось воедино. Это был мощный смерч, остановить который было не под силу никому. Мужики уже отступили назад, лишь наотмашь, с особым выражением, махнув руками на прощание. И они уже отдалялись, но вдруг, на удивление всем, орущая и галдящая толпа бабок начала утихать. Дружинники даже не поверили сперва, думали, вновь секундное мгновенье, затишье перед бурей.

А нет.

Один из них, тот, что был в койфе, обернулся. Глаза выпучил.

Подле бабок стояли Ордовик и Иво. Причем Иво, которого вся королевская дружина прекрасна знала благодаря близости к генералу Бауманской армии, они заприметили не сразу из-за непривычного для него нового одеяния, а также из-за неимения с собой этакой «визитной карточки» в виде черного длинного плаща с капюшоном. Выдали бауманца голубые выразительные глаза, потрепанные лохматые черные волосы и, потом уже, когда пригляделись, также узнали родные еще с детства черты лица.

А вот более зрелого, взрослого и опытного изгнанника мужчины никогда не видели, зато сейчас они прекрасно наблюдали картину, как этот, уже старик, кумекал с каждой старухой, да еще и улыбаясь каждой в ответ. Они не могли понять, как он смог найти общий с ними язык, и тем более не могли поверить в то, что он — какой-то непонятный пожилой спутник королевского Советника, приемного сына генерала Баумании, мог бы узнать у галдящей женской половины города, что же здесь происходит. Переглянувшись между друг другом, дружинники решили возвратиться.

— Так… угу, — воротя головой, что-то мямлил Ордовик.

Дружинники приблизились, но встревать пока не стали.

— И вот он, милок, сгинувший с годика два с полом тому назад, стоит и смотрит на меня! Я духу-то перевела, конечно, но, скажу-с вам чесслово… — одна из бабушек перешла на шепот, — вспомнила молодецкое время и… Потекло у меня все, вот.

Она покраснела. Ордо засмеялся и, подобно истинному кавалеру, приобнял старуху, посмотрел на нее «кошачьим взглядом», полным любви и соблазна.

— Ну что же вы так говорите, родная моя. С кем не бывает, тем более покуда такое увидишь! Мой товарищ вот, Иво, и не такое вытворял. Правда, Иво?

— Неправда, — холодно отвечал Черный изгнанник.

— Правда-правда. Он как-то, вспомню, в одном нашем путешествии с голоду песок начал жрать! А запивать знаете чем?

Бабка захихикала. И те, что подслушивали, тоже.

— Мочой единорогов!

Иво ударил Ордо по корпусу, старый изгнанник слегка покривился, затем перевел дыхание и, склонив голову и вновь улыбнувшись своей кошачьей хитрой мордой, прохихикал.

— Шучу конечно же, дамы. Шучу. Чтобы сбросить с вас груз страха и ужаса, который вы пережили. Так я вас правильно понимаю, бабушка… э-э-э?

Бабушка кивала без остановки.

— Еврося!

— Ох, да! — Ордо, как поэт, восторженно прокричал ее имя, — Еврося! Правильно понимаю, что вы видели покойного мужа?

— Да, правильно понимаете, милок. Он алкашом был еще тем, и сгинул из-за водки. Я даже не расстроилась, скажу вам. Но когда увидела его вновь… Ну живой был, я точно говорю! Все настоящее — и кожа, и глаза эти его собачьи, и сутулое тело, и ножки-крючки. Ну он был, он!

— И что вы сделали? — Иво встрял в разговор. Было видно, что бабульке это не понравилось. Она гневно позарилась, оскалила, сверкнула зубами.

— Убежала я! И вообще, негоже встревать в разговоры между культурными людьми.

Она замолчала, как и все. Эта была та самая полюбившаяся дружинниками пятисекундная тишина. Но вновь, как по шаблону, она так же резко прервалась. Бабка Еврося дополнила свое обращение к Иво.

— … Урод!

Иво закатил глаза, выдохнул и отступил. Он слышал, как Ордо сглаживал углы, но желания дальше участвовать в этих старческих галдежках не было от слова совсем. Тем более, покуда Иво увидел знакомые лица. Те самые два дружинника.

Он узнал их. Два подчиненных Гордолина — тот, что стоял в койфе — Гринго, и Динли (коего все звали просто Дином) с «обнаженной» головой. Хотя, подчиненными их никто никогда и не считал — это было лишь официальное положение. На деле же они являлись бравыми войнами отряда Гордолина, лучшими из лучших, отменными профессионалами.

С ними Иво был достаточно близко знаком, с каждым из них он тренировался, оттачивал навыки, где-то даже сражался. Каждый из них вложил что-то свое в фехтовальные навыки изгнанника, которыми он сейчас обладает. Но ни Гринго, ни Динли, ни любой прочий дружинник никогда не знал об истинном изгнанническом нутре приемного сына их генерала.

Они улыбнулись ему, выпятили грудь, слегка подрыгались на месте. Иво в ответ ухмыльнулся.

— Уж не бравый Бауманский меч карающий я вижу на горизонте, Динли? — Гринго «напялил» на себя маску актера, с особым пристрастием, не глядя на изгнанника и размахивая руками, как на представлении, заявлял мужчина.

— Да вот вопрос сложный задаешь, мой друг. Бравый карающий меч Баумании черный, как ночь, головушку-то прикрывает. А с этим что-то не так…

— Свитка домашняя слишком, да?

Иво приблизился. Руками он сымитировал обнажение клинка из ножен, затем также сымитировал парирование с последующей серией хлестких и четких ударов, которые они когда-то отрабатывали на тренировках. Динли показательно отпрыгнул, прикрывая голову таким же «невидимым» и имитированным мечом, а вот Гринго пригнулся в коленях и завыл, сделал жалкое лицо, сложив руки в ладонях, моля.

— О нет! Это он — барин Иво Эль Гарден! Динли, я спасу тебя от напасти! Беги, убегай, брат! Иво, господ, помилуйте…

Иво усмехнулся, подал руки склоненному пред ним воину. После чего они побратались, слились в крепких мужских объятиях. Динли их поддержал.

— Рады видеть тебя, Иво, — сказано было дружинниками одновременно. В их поведении отчетливо прослеживалась строгость, военное воспитание и четкость, прекрасно понималось, что они — солдаты одной армии и одного отряда.

— И я вас, парни.

Голос изгнанника стал слаще, а настроение приумножилось.

* * * * *

— А кто это там, старикан этот? Он колдун что ли, я не пойму… — Динли жадно позарился на Ордовика. Тот вовсю уже зазнакомился с местным женским контингентом и яро одаривал их комплиментами.

— С чего б колдун, Дин?

— Только колдун с этими мегерами справится! Жуть ж какая-то! — выражался Гринго.

— Точно-точно. Явно чарами пользуется, никак не иначе, — поддержал Динли.

Иво засмеялся.

— Если подвешенный язык и умение повилять задом перед женщинами — чары, то да, не могу не согласиться.

— Хе-хе, и то верно. Так и все же, а кто он? И какими судьбами ты здесь, странник? Уж очень занятное место встречи у нас выходит, да, Дин?

Динли два раза кивнул.

— И как на тебя не посмотри — все не тот Иво, коего знаю, — после кивка дополнил светловолосый кудрявый дружинник, намекая на утерянный плащ.

— Плащ… Изорвался, — изгнанник врал, но делал это уверенно, — А что до того старика, то это давний друг мой. Очень давний и очень хороший, поэтому чтите, как своего…

— Узнаю слова генерала! Он всегда так говорил и всегда тому учил, — перебил Гринго. Иво лишь подмигнул в знак согласия.

— Именно так, — Иво вспоминал в голове Гордолина, Бауманского «медведя», — а здесь мы проездом, считай. Так звезды сошлись, что на пути Тайныр был. Да и вести отсюда не самые хорошие были, вот и решили заглянуть, вдруг помочь чем сможем.

— Ай, Иво, все брехня. Хер пойми че творится. Проказа эта, кровянка, чтоб ее, уже и до сюда добралась. Но это полбеды, — Гринго снял койф. Голова была почти лысой, очень короткий волос едва виднелся обычному человеческому глазу.

— Какая вторая?

— Пытаемся разобраться, — Динли указал пальцем на бабушек, которые, к слову, уже расходились по хатам.

— А вести какие были? Неспроста ж элитарный отряд сюда выслали.

Дружинники «отступили», умолкли на миг.

— Чертовщина творится определенная. Ну, это если, по слухам. Говорят, за последнюю неделю сгинуло очень много народу. И болезнь начала еще сильнее распространяться, — начал Динли.

— А дело изначально было так, — продолжил уже Гринго. — Все было как обычно. Мы у казарм сидели, салаг учили, сам же знаешь, как жизнь протекает в мирное время. Ну и генерал с нами тем же занимался. И в один день все резко переменилось.

— Продолжай, — кивал Иво, осмотрев пространство за спиной. Ордо договаривал с бабками.

— К нам в ворота завалился шпанюк. Не прям юнец, конечно, но шкила еще та. Ростом три с пол локтя. Ворвался во двор не взирая на запреты стражи — ворота открыты были, заезжала повозка с вооружением. И как ворвался, так и Гордолину в ноги прыгнул, завопил, кричит, мол, демон его семью в Тайныре убил, — Гринго усмехнулся под конец.

— Ну и, — уже Дин продолжил рассказывать историю, — сам же знаешь Гордолина. Он его опросил и собрал отряд. Нас здесь пятеро, отряд небольшой. Прибыли мы пару дней назад. И пока что все тщетно, никакой, чтоб ее, нечистой силой не пахнет. Бабки только вон бредят, мол какой-то ирод им козни ставит. Но мое лично мнение, что это какой-то шалапай делает. Ему надобно пальцы отсечь и бросить в яму выгребную, ну кто ж еще может хаты жечь, кормушки, сука, топтать! Ну, со скотиной тяжелее конечно — тут у нас эпидемия начинается, скот гибнет. Но это вопрос временный — когда мы отправлялись в Тайныр, я тайком углядел, как в Люстер прибыла чародейка твоя. Гордолин сказал, что она принесла известия, способные помочь как-то с лечением, а то пока все тщетно выходит.

Иво хотел вставить слово, но не успел — Гринго слишком быстро продолжил диалог.

— Иво, не переживай. Все сделаем и со всем управимся. Всех накажем.

— Я не переживаю, Гринго. Однако, коль я здесь, уж помогу собратьям по оружию. Тем более, что…

— … С ним такой умный, а главное — опытный, товарищ. Да, Иво?

Ордо подкрался почти незаметно. Он встал рядом и улыбался, протягивая руку дружинникам. Те сначала стояли в ступоре, однако затем ответили старику тем же.

— Ордовик. Приятно познакомиться.

Гринго и Дин тоже представились.

— Что, чародей, как колдуется? Тут парни были шокированы твоими навыками в общении с девами в возрасте, — Иво явно высмеивал Ордо. Но, как обычно, получалось скверно.

— Прекрасно колдуется, друг мой. Знаешь… До сих пор хихикаю с того, как тебя милашка Еврося обозвала. Мужики, вы же слышали, да? У-род! Иво урод, во дает, а!

Втроем они тихонько захохотали. Иво стукнул дружинников по затылку, Ордо трогать не стал.

— Милая дама, твоя Еврося. Жаль только, что хер старый уже не стоит, да, Ордо? Так бы осчастливил даму, глядишь, сам бы стал добрее.

— Да, ты прав. Поэтому, прошу, задобри бабушку за меня. А она обещала за это пирожков с картофелем и грибами дать! Чародейке мы ни слова не скажем, да ведь, парни? Иво, соглашайся, там пять минут всего поковыряться и пирожки у нас в кармане — «услуга за услу…»

— Ай, иди нахер, Ордо.

Дружинники не выдержали, засмеялись. Ордо с Иво тоже их поддержали, только еще друг другу тепло улыбнулись и легким кивком выразили благодарность за этакий «дружеский поединок» подшучиваниями. Иво еще, к слову, никогда не выигрывал в нем.

— Шутки в сторону, парни, — Ордо выступил немного вперед. — Я тут покумекал с ними, и каждая говорит что-то свое, нескладное.

— Во-во! — перебили Гринго и Динли. Видно было, что эта ситуация являлась очень болезненной и знакомой до мозга костей.

— Но, — вопреки всему возражал Ордо, — есть кое-что, за что можно зацепиться. Я понял, что тут водится злой дух…

Дружинники отчего-то поверили Ордовику, хотя тот всем видом выдавал свое вранье. Иво даже слегка краснел за старого озорника.

— Что значит «дух»? — спрашивал Дин.

— То и значит, мужики. Злой дух, прогнать которого будет ой как не просто.

— А это ты как такой вывод сделал, старик Ордовик? — глаза Гринго на лоб полезли.

Ордовику явно нужно было идти по жизни в театр, и Иво в этом убеждался с каждым днем все сильнее и сильнее.

— По правде говоря… Ай, Иво, что их обманывать. Они свои ребята, можно и сказать, кто мы на самом деле.

Дружинники слегка напряглись. Иво наблюдал. А Ордо в глубине души свистел и ржал, как опьяненный вольный кобель.

— Мы… с Иво… Ну… В общем, мы с ним шаманы. Так и познакомились.

— Сука, что? — Иво не сдержался, даже не заметил сразу, как сказал это вслух. Хотя, по лицам Гринго с Динли была видна такая же реакция.

— Иво, хватит притворяться, и не позорься уж перед ними. Да, мужики, шаманы мы. Я Иво как-то повстречал в странствиях, так и обучил шаманству элементарному. А он и продолжил учение, только уже сам. И время от времени мы, забредая куда-нибудь, где водится злой дух, пытаемся его прогнать старыми обрядческими способами. Так и здесь, Гринго, Динли…

Ордовик вошел во вкус вешания «лапши на уши». Хотя дружинникам нравилось, они верили и, словно «прося добавки», вкушали его историю.

— Здесь водится злой… Кхм… Иво, как мы его там называли?

Изгнанник надеялся промолчать. Надеялся зазря — все внимание теперь было приковано к нему. Он выдохнул, но стал как кошка на дыбах.

— Домовой это, Ордо. Сраный домовой, — мысленно Иво уже изрезал старика до смерти.

— О-о-о! Точно-точно, самый настоящий домовой здесь завелся. Вы и посмотрите: шалости-то детские, на самом деле. Ну кормушку потоптал… Хату пожег — жестко, конечно, в сравнении, но это классическая шалость Домового.

Дружинники переглянулись.

— Иво, ты правда… шаман? — Гринго этим вопросом стремился поставить точку в сомнениях. А вот Динли уже вовсю верил этой бредовой истории Ордо.

— Да, Гринго… Правда. Прости, что не говорил. Боялся, — Иво косо посмотрел на Ордовика, слегка скаля зубы, время от времени прикусывая губу, — опозориться. Боялся, что не поймут меня. Да, Ордо?

— Верно-верно, мужики. Это ж дело такое, необычное, скажем так. Поэтому лишний раз ляпнешь и засмеют, хе-хе! Поэтому, Иво, нам с тобой тут есть с чем поработать. Смекаешь?

Иво кивнул.

— Смекаю.

— Вот и славно.

— Господа… Кхм, шаманы, — Гринго ворвался в их разговор, — здорово, что вы догадались, что тут творится, однако разве домовой может людей убивать? Тут ж слухи ходят, что люди пропадают, мальчуган вон кричал вообще, что демон напасть устроил! Разве может домовой так делать?!

Ордо немного отошел назад. Поменялся в лице. Он вспомнил все самое грустное, что творилось в его жизни, дабы эмоции были неподдельными. Затем приподнял верх одежды. На брюхе красовался шрам, причем очень серьезный. Некая тварь полоснула старика в брюхо, не иначе. Но шрам был уже старый, давно затянувшийся, однако, в совокупности с жалобным, испуганным лицом Ордовика, дружинники громко сглотнули слюну и уставились ему в глаза.

— Дух-то он, может быть, и шалости детские творит, но в бою не жалеет. Поэтому, господа дружинники, оставьте его нам. Нашим обрядам, тотемам и прочей ереси никому не понятной. Хорошо? Очень вас молю.

Гринго с Динли решили не спорить. Дважды кивнули и закрыли эту тему. Затем кстати резко обнаружили, что все разошлись по своим делам и они вчетвером были единственными оставшимися стоящими возле городской ратуши.

— Как же тихо, — восхищался Динли.

Иво отвернулся и высмеялся такой радости. А вот Ордо согласился с дружинником и также порадовался тишине. Хотя, очевидно, что вокруг не было тихо — люди все также ходили, бродили, что-то делали, где-то галдели. Но это уже был обычный городской шум, не бабушкины галделки, так сильно давящие на нервы. Эта тишина и радовала.

— Потом порадуемся, Дин. Сперва начальству про домового доложим. Иво, ты как, с нами?

— А кто за главного?

Дружинники переглянулись, затем браво воскликнули.

— Гордолин!

Иво обрадовался, но не показал этого.

Он очень скучал по тому, кто вытянул его из тьмы. Скучал по его наставлениям, иногда глупым мыслям. Скучал по его заботе, по его вопросам. Гордолин никогда не давал советов, лишь говорил, как сам бы поступил — по этому Иво скучал особенно сильно.

И сейчас Черный изгнанник был рад так, как уже очень давно не радовался.

— Конечно с вами.

— Эт здорово! А вы, старик Ордовик, с нами или как?

Ордо улыбнулся. Он знал, кем был генерал Баумании для его товарища по изгнанническому цеху. Знал, насколько он был важен для него. И знал, что Гордолин не был обычным человеком. Он знал про изгнанников, про демонов, знал, что они существуют и видел их собственными глазами. Ордо знал Гордолина как человека понимающего и принимающего, отчего, хоть лично с ним знаком не был, но уже заочно доверял ему.

— Боюсь, что свидеться с достопочтенным генералом мне не суждено, — Ордо потирал подбородок, — меня ожидают… Шаманские всякие дела. Кто-то же должен ловить Домового, пока Иво занят иными делами. Так ведь, Иво?

Изгнанник подмигнул.

— Ну-с, если так обстоят дела наши, — Гринго сначала выдохнул, однако после, полный воодушевления и напористости, выпрямил спину и выразительно, четко и громко прокричал, — то мы поможем вам в поисках злого духа! Покуда он кошмарил земли наши, мы, рыцари дружины Гордолина, элитарного отряда, встанем на защиту наших женщин и детей!

Сперва все замолчали. Затем Динли загоготал.

— Вот дурак, а.

Дружинники отступали. Иво остался еще там, но ненадолго. Сказал, что догонит бравых воинов.

Как только изгнанники остались наедине, Иво принялся «поедать» Ордовика косым злым взглядом и скалящимися зубами

— Какие, сука, шаманы, Ордо? Ты совсем уже башкой двинулся?

Ордо издевательски хихикал, но лишь первое время.

— Не быкуй. Как мне еще при них сказать, что здесь демон завелся. Не буду ж я им в лоб говорить, что я старик-изгнанник, и дружбан ваш, Иво, тоже изгнанник. Мы здесь пришли демона изгонять, ведь у вас в городе демон завелся. Демон-демон-демон, и еще раз демон. Пришлось… Импровизировать.

Иво, хоть и прекрасно это все понимал, еще больше понимал, что Ордовик просто любил издевательски шутить над ним. И, если брать во внимание происходящее, это было меньшее из зол.

Он отступил в претензиях, остыл.

— Догадался? — обращался Иво. Ордовик отбросил всю происходящую клоунаду до этого, посерьезничал. Бауманец и без ответа понял, что догадался.

— Здесь на ум приходит лишь один демон. Тут сложно прогадать, потому что он — единственный такой.

— Да. Только вот не того мы искали.

Иво слегка оскалил. Пару секунд, в мыслях, он злобно ругался на себя, что не может отыскать заказанное ему отродье. Он прокрутил все произошедшее, осознал последствия, затем осознал, что и сегодня не суждено выполнить заказ.

Он смотрел на подобные вещи, как профессионал. Всегда, причем. Но в этот раз брал во внимание иные вещи. От явлений Всадников апокалипсиса страдает весь мир, страдает глобально и слишком сильно. Каким бы ни был характер, гуманность, человечность и сопереживание своим ближайшим братьям брали верх. Злило не только непрофессиональное затягивание изгнания, злило то, что из-за этого затягивания страдает слишком много живых. Злило то, что он проигрывал.

Но все это он прокрутил лишь за пару секунд. Затем хладнокровно выдохнул, хрустнул пальцами, прикусил губу, замотивировано взглянул на собрата по цеху. Ордо надменно усмехнулся в ответ, маякнул глазом, что сокол, стремящийся на понижение.

— Найдем, Иво. Сейчас давай с этой падалью разберемся. Тем более, ты же знаешь, что означает эта тварь?

— Знаю.

Изгнанник фыркнул, но согласился. И голос его был явно нерадостным. Ведь местный обитатель был ничуть не менее опасным.

IV. Клубки судьбы III

— Парки. Демон судьбы.

Вся дружина, как и подозревалось, остановилась в ратуше. Учитывая размеры Тайныра, города третьего по величине и населению в Баумании, административное здание здесь было соответствующим. Большое, кирпичное, с двумя высокими башнями по бокам, крыши которых были возвышенными и острыми.

И хоть место ночлега столичные войны выбрали подобающее, каждый вечер они предпочитали проводить в более «приземленных» и, скажем, «уютных» заведениях.

Всего их было пятеро — Дин не соврал. В отряд входили Гринго, Динли, Ромлан — относительно юный, но ужасно потенциальный, так про него говорили в столичной армии, возглавлял отряд сам бауманский «медведь» — Гордолин, а пятым, как ни странно, являлся озорной гуляка Фарбул. Пятому члену этой команды Иво был особо рад, так как все еще чувствовал легкую вину после событий в Блакаре.

Дин, Гринго и Ромлан уже успели покинуть ратушу. К гадалке не ходи, а понятно куда — в бордель либо трактир. И, если бы не появившийся в здании изгнанник, то Фарбул появился бы там самый первый. И свое стремление выпить и отдохнуть с девушками особого статуса он бы объяснил тем, что нужно «подготовить почву» и «изучить все самое лучшее и вкусное» для боевых товарищей.

Разумеется, ни то, ни другое, не было бы правдой. Фарбул просто любит выпивку и женщин больше, чем все остальное в этой жизни.

— Срань какая, — все же Фарбул не выдержал, — что это за тварь, Иво?

— Фарбул, — генерал «по-отцовски» воскликнул, чтобы тот не перебивал. Фарб не возникал, отпил из кубка и отвел рукой в сторону, указывая, что не возражает.

Затем медведь вновь осмотрел изгнанника. Из-за чересчур «экзотического» для стиля Иво наряда, моментами было тяжело распознать знакомое лицо.

— Что за порось? — звучал грубейший медвежий голос Гордолина. Он качал головой и стирал засохшую субстанцию на уже скукоженых сухих пальцах. Делал это часто.

Сидели они на расстоянии друг от друга. Иво располагался у стенки, облокотившись на нее, ноги сложив на стоявшую рядом деревянную скамью, рядом с собой уставил меч, тоже облокотив его на стену. Напротив сидел Гордолин, напряженно и пристально смотря на изгнанника. Он поменял позу, уселся как-то более скованно, локти сложив на колени и, соединив кулаки обеих рук, подпирал ими подбородок. А Фарбул был ближе к Гордолину и вальяжно распластался на мягких сидениях, уложенных шкурами и обтянутыми кожей. Что было удивительно, обычно он никогда не замолкал ни на секунду. А сейчас бравый вояка Баумании внимательно слушал и не намеревался встрять ни на секунду. Рядом с ним был стол, а на столе — кубок с пивом. И время от времени он отпивал из него.

— Он… — лишь это смог промолвить Иво. Затем умолк.

Нависла неловкая пауза, в которой Гордолин начал испытывать некое волнение. А все потому, что прекрасно знал приемного сына.

Иво ни разу его не видел, лишь читал, и то немного — информации слишком мало. Пару раз слышал байки от таких же изгнанников. Но те тоже мало что знали и могли рассказать. Обычно, все рассказы заканчивались тем, что они попросту убегали прочь во избежание неминуемой кончины.

Демонов подразделяли на низших и высших. Главным отличием являлась возможность отрывать порталы между Геенной — пристанищем демонических отродий, и Ассией — миром живых. И низшие таковой способностью не обладали, почему и не могли вернуться в свой мир, если случайно проникли в мир живых через уже открытый высшим демоном портал. Деление было обобщенное, но главное и абсолютно правильное. Конечно же, оно целостно определяло силу отродий: высший демон, чаще всего, был могущественнее, живучее, сильнее любого низшего. Но во всех правилах бывают исключения.

Лишь два низших демона вызывают ужас даже у бывалых охотников на отродий. Первый — Аванит — один из сильнейших демонический тварей, способный поравняться силой с практически любым высшим разумным демоном. Хотя с данным представителем демонической расы все намного проще — аваниты не питаются живыми душами и, если и нападают, то лишь защищаясь, либо преследуя иную цель, не связанную с поглощением души.

А вот со вторым исключением все не так однозначно.

— Парки — низший демон, — Иво наконец прервал паузу, столь тяжелую для сознания Гордолина, но говорил «аккуратно», со спокойным, но моментами вздрагиваемым голосом, таращась в дальнюю трещину деревянного пола, с изредка слышимым хрустом костяшек пальцев, — самый малоизвестный изгнанническому кругу, не имеющий ни облика, ни точного списка возможней. Самый настоящий кот в мешке. О нем было известно лишь одно — этот демон вмешивается в судьбу, является каждому, кого ждет судьбоносное явление. И предстает в облике того, кто уже сыграл в твоей судьбе важнейшую роль. Сначала парки проявляет мелкие пакости, «шалит», может что-то отобрать, либо что-то поджечь, либо иная дрянь в том же духе. А потом, представая каким-либо особенно важным в твоей жизни объектом, поглощал твою душу, после чего продолжал странствовать в поисках новой жертвы.

Иво на секунду отвлекся — его прервала унизительная насмешка Фарбула.

— Звучит, как обычная тварь. В чем опасность то, брат? Демон как демон, любая иная сволочь — возьми да изгони его, как оно появится.

Гордолин не успел возмутиться — Иво отреагировал впервые.

— А ты его в одного и не изгонишь, — фыркнул Иво. — Практически невозможно.

— Отчего это так? — восклицал Фарбул, после чего встал, выпрямился, потянулся руками с последующим хрустом спиной и принялся расхаживать по комнате, нарезая круги, словно акула, нашедшая свою жертву.

Иво отклонил взгляд, поморщился. После нахмурился и посмотрел на них.

— Если перед тобой появится дочка, жадно молящая об объятиях, потому что ей страшно — сможешь вонзить в нее свой клинок?

Фарбул тихо выругался.

— Не я профессиональный охотник на демонов. Я не смогу.

— И я бы не смог. Это человеческое, Фарб. Даже если знаешь, что этот человек не может быть здесь, или если знаешь, что он уже умер — все равно рука дрогнет.

— Иво, — Гордолин прервал свое молчание жестким железным по звонкости голосом, после обращения еще и откашлялся, — если он действует так, то просто изгнанием должны заниматься несколько людей?

— Во-во! Генерал дело говорит! — Фарбул прекратил бессмысленно ходить из угла в угол и уставился на Иво, всячески провокационно жестикулируя.

— Да. Однако второй, что будет приманкой, слишком рискует. Его видит только тот, перед кем он предстает, для прочих его тело невидимо. Это слишком опасно. Да и ладно, если бы эта была единственная проблема. Куда важнее, что демон судьбы предстает лишь перед тем, кому судьба уготовила злую шутку, кто стоит пред судьбоносным решением, жизненной развилкой. А такой человек — далеко не каждый. И даже если такой человек и есть среди нас, сам он не подозревает об уготовленном ему. Понимаешь?

Фарбул прекратил обезьянничать — уселся поближе к своей кружке с пивом.

— Понимаю.

— Изгнания никогда не были безопасными, — успокаивающе молвил Гордолин.

— Для подготовленного гибрида, то есть для меня, были. Но не для человека, что физически не может противостоять ему. И я повторюсь — если бы проблема была только в этом.

Под конец фразы Иво почувствовал подступающую к горлу рвоту. Затем головную боль, такую едкую и резкую. В зрачках немного потемнело, а сам он едва видимо пошатнулся. Он не чувствовал этого привкуса во рту, но всем телом ощущал некую дрянь, просто мозгу было проще всего воссоздать источником полость рта. После всего пагубного настало чувство голода. Разумеется, не человеческого, и, разумеется, неутолимого. На миг он понял, что потерял рассудок и хотел отбросить все, чем занимался, лишь бы утолить это отвратительное чувство. Но пока была не критическая точка. Лишь благодаря Ордовику.

— С тобой что-то стряслось? — Гордолин слегка наклонился всем телом вперед и протянул руку — он заметил, что изгнанника на секунду как током ударило.

— Приболел.

Иво отвечал невозмутимо.

— Ну так если приболел, — Фарбул резко вскочил и заплясал своим фирменным танцем — ногами отбивая в пол, отскакивая, как заяц, и разводя руками по сторонам, — сейчас вылечим! Водка с перцем лечит любую дрянь — я тебе зуб даю. А как видишь…

— Все зубы твои целые! — рыкнул генерал.

Первое время Фарб все еще пританцовывал, но со временем запал угас, и он присел. И смачно выпил всю кружку пива, с мощнейшей отрыжкой в конце.

— Ай, балаболить можно долго, Иво. Как эту тварь урыть? Только скажи, что нам сделать — риски, писки — срать и чхать. Если надо — будем драть! Хотя… демона драть не особо хочется. Но ради друга готов! Чесс-слово!

Генерал с изгнанником залились наивным и глупым смехом. Именно из-за этого Фарбула все и любили — из-за детской наивности, где-то прямоты, а где-то максимальной несерьезности. И хотя эти качества, наверное, не присущи могучему воину страны, но именно они и делали его тем самым могучим воином.

— Ладно, — вытирая подоспевшие от смеха слезы, Гордолин хлопнул ладонью по колену, — шутить можно много, и это хорошо, что вы шутите в любой ситуации. Однако положение вещей надобно менять. Есть идеи, Иво?

Воцарилась тишина. Изгнанник встал. Какое-то время он бродил по комнате, тер появившуюся в странствиях небрежную мужскую щетину, такую любимую многими женщинами. Краем глаза он окинул свой клинок, ждущий своего звездного часа в потрепанных кожаных ножнах. Меч схватил, достал, прокрутил. Пока крутил им, вспомнил о Фаэдре, что таилась внутри и пылала, жаждала души. Хоть и мысль о таком могущественном оружии радовала, цена за его использование заставляла спотыкаться и громко сглатывать.

— Я здесь не единственный изгнанник. Есть еще один. Мы с ним постараемся выследить парки. И изгнать, — Иво взмахнул мечом, со свистом, что соловей спел.

Фарбул наигранно и показательно поменялся в лице: лицо напряг, брови нахмурил, сделал вид, что блюет.

— Вот те на… Еще одно отродье пожаловало.

— Фарбул!

Гордолин вновь яростно рыкнул. Иво не отвечал.

— Ему можно доверять? — видно было, как генерал напрягся. Конечно он не был согласен с единым мнением живых касательно изгнанников. Он сам с юных лет растил такого, воспитывал и видел, что тот ничем не является грозным отродьем, как все его кличут. Однако некоторые опасения все равно находились в его голове.

— Абсолютно.

— Отлично, тогда я…

— Иво, а ты кого больше любишь, — перебил резко Гордолина Фарбул. Как всегда, сделал это провокационно, — меня, своего лучшего друга, истинного брата, любимца всех красивых и… чего греха таить, не очень, женщин, или его — всего лишь упыря, как и ты?

— Фарбул… — прошептал Иво. В зале послышалось, как Гордолин не выдержал и всыпал хлесткого отцовского подзатыльника бородатому. Второй сразу же отступил.

— Балда ты. Не о том думаешь.

— Да я всего лишь пошутил! Между прочим, генерал, свое время мог бы тратить на более приятные вещи, нежели размусоливание, как мы какую-то там неведомую нечисть выкуривать будем. Не хорошо как-то выходит.

— Размусоливать-то уже и нечего, — Иво провел взглядом по всему лезвию своего меча, затем сложил в ножны с отчетливым откликом, когда гарда стукнулась о препятствие, — да и не обсуждали мы ничего толком. Я просто должен был вас предупредить.

— Что ты и сделал! Молодец! А теперь как, Иво, в трактир?

Изгнанник отступил, улыбаясь.

— Нет, брат. Позже.

— Как ж нет-то! Ты мне вообще-то собутыльничество торчишь! Забыл уже?

— Нет.

Больше Иво ничего не сказал. Сперва Фарбул хотел оспорить, но по итогу вспомнил, что спорить с изгнанником всегда было бессмысленно.

— Ладно, черт с тобой. Вы как, генерал, может хоть вы компанию составите?

Гордолин сперва тяжело выдохнул, всем видом указывая, насколько он порой терпеть не может подобное детское похабное поведение своего воина. Но затем также вспомнил, что он — просто такой человек, и встретил его отцовской улыбкой.

— Нет. Но спасибо за предупреждение.

— Ну и хер с вами. Вы только на моей могиле меня поддержите, и то я не уверен. Пойду к парням, хоть они меня поддержат, я надеюсь.

Фарбул попрощался с товарищами и вмиг устремился из зала. Видать, так соскучился по трактирам, что даже звук закрывающейся двери из ратуши прозвенел по всему зданию. Гордолин задумался о чем-то — тер свою бороду и иногда грыз фалангу большого пальца, дышал тяжело. Иво посмотрел в зеркало, подумал, что может заметить Ордовика, выжидающего его. Но старика-изгнанника не обнаружилось.

* * * * *

— Выглядишь замученным.

Изгнанник уселся напротив генерала. Сразу и не расслышал сказанного.

— Разве? Думал, вполне естественный вид.

— Для того, кто охотится на бессмертных и каждый день рискует собственной шкурой? Вполне.

Гордолин усмехнулся, затем, до этого находящийся в достаточно скованной и напряженной позе, уселся намного удобнее, распластавшись всей массой своего тела и отбросив руки по бокам.

— Давненько мы с тобой вот так не сидели, — Гордолин прервал тишину, — когда был последний раз? Пару лет назад?

— Что-то около того.

Гордолин чавкал скопившейся в полости рта слюной, но смотрел с особым пристрастием на изгнанника. В его взгляде прослеживалась та незаметная, но искренняя мужская любовь и привязанность. В первую очередь, к сыну, а потом уже к человеку.

— Так чего же ты ждешь? Рассказывай!

— Что рассказывать? — Иво скривил губы в улыбку. Получилось не очень.

— Как что — все. Хочешь сказать, за годы с тобой ничего не приключилось? Да ни за что не поверю, что у тебя все было спокойно и тихо, Иво.

— Да с чего бы?! — бауманец усмехнулся.

Гордолин перед тем, как сказать, показательно прокашлялся и указал пальцем на бауманца.

— Как минимум с того, что мечник, что никогда не снимает свой черный плащ, сидит предо мной в разукрашенной пестрой свитке. Ты демонов решил теперь радовать красивыми одеяниями? Или со свадьбы сбежал какой? — медведь засмеялся с последующим рычащим вздохом.

Иво склонил голову и выдавил нелепую улыбку.

— Старые вещи изорвались. Пришлось надеть то, что было.

— Ай, всякое бывает. Я вон тоже, — Гордолин приподнял надетый на себя гамбезон, свежий и чистый, — старый куртец так износил, что там теперь только мыши могут жить. Пришлось вот заменить его, хотя тот я любил ой как сильно. Был удобный, красивый, в нем и в бой, и на парад, и на свадебку — универсальная этакая штука была.

— Да, я помню его, — Иво поерничал на стуле, — и помню его уже лет так десять. Хочешь-не хочешь, а за десять лет любая вещь износится.

— Это да. Правда жизни.

Они замолчали. В их молчании было что-то загадочное, неясное. Как будто они все равно общались, но ментально — понимали друг друга и без слов. Лишь взглядами иногда пересекались. И хоть сидели молча, Иво всегда понимал, когда Гордолин собирается что-то сказать — бауманский медведь всегда глубоко и громко вдыхал воздуха полную грудь перед любой фразой. Так и сейчас вдохнул.

— Я слышал новости с Вельдхейма.

Изгнанник напряг мышцы лица, ответить не успел.

— Знаю. Знаю, что не ты. Ты бы не смог.

Сразу же за напряжением пришло расслабление.

— Спасибо.

— За что? — Гордолин слегка наклонился вперед, по-отцовски улыбнулся.

— За доверие.

— Брось. Я слишком хорошо тебя знаю. Знаю, что ты ни за что не пошел бы против людей.

Генерал Баумании нехотя, но встал с нагретого уже места, сначала «размял все кости» — с возрастом приобрелась такая необходимость, после подсел рядом с Иво. Присел поближе, так, чтобы плечи едва касались друг друга. Он склонил голову, затем вновь вдохнул грудью и устремил медвежий взгляд в окно. Там что-то происходило, мелькало, как будто он смотрел на животных, запертых в вольере. И видя жизнь за окном, невольно выдавал довольную гримасу.

— Вас, изгнанников, кличут отродьями и монстрами. Не видят разницы между вами и демонами. А я считаю, что зря.

Он приобнял бауманца. Тот усмехнулся в ответ.

— Я бы на твоем месте так не думал. За великой силой приходит великая ответственность. И эту ответственность мало кто хочет нести.

— А что, с людьми все иначе?

Иво промолчал. Хотя Гордолин прекрасно понимал, что в этом молчании и кроется его ответ.

— За властью и возможностью всегда стоит грех. Возьми любое живое создание. Крестьянин властен над скотиной, и, только этот крестьянин возжелает — скотина сдохнет сразу. Графы и прочая голубая кровь властны над крестьянами, и стоит им захотеть, как головы простого люда полетят в выгребные ямы, а тела их обагрятся шрамами от розгов и кнутов. Короли же властны над всеми. Кто-то — пешки, кто-то — ладьи. Кто-то — королева. Но власть имеется над всеми. И любое пожелание, любой каприз будут исполнены.

Гордолин оглянулся назад, там стоял столик, на котором было много разных предметов. Но среди всякого хлама безделушек и не только искал генерал именно тот заветный кубок меду, причем Люстерского, считавшегося лучшим на всем континенте. И он нашел его — кубок хорошенько прикрывался корзиной с какими-то то ли военными, то ли административными документами. Быстро дотянувшись до него, светловолосый смачно отпил, да так, что по усам стекать начало. Без замедления он подал кружку изгнаннику. Тот выпил также, словно подражая своему, хоть и не настоящему, но отцу. Гордолин засмеялся, забирая кружку обратно в свои крепкие мужские руки.

— Все властны над жизнью кого-то, сын. Разница лишь в том, что ты властен над судьбой. Мы решаем, жить ли человек, вы же решаете, жить ли этой душе в принципе. Конечно, разница колоссальная, если смотреть на мир свысока. Но здесь, в моменте, какая разница? Что так тебя нет, что так. Я считаю, разницы никакой.

— Ты наивен, Гордолин, — Иво легко смеялся, — убей человека, животное или другого представителя разумной расы — он переродится. Изгони его же и на одно живое создание будет меньше.

Гордолин похлопал Иво по спине.

— Да, ты прав. Однако это и называется — смотреть на мир свысока, глобально. А в моменте все одинаково. Да и к черту это все, такие вопросы не для нас. Этим пусть занимаются философы, а не простой люд. Будь я при дворе либо при огороде — я всегда буду считать себя обычным пахарем…

— Как и я, — дополнял Иво, и слова его звучали тепло. Они отогревали именно душу старика-генерала.

— Ну так конечно — кто ж тебя вырастил-то!

Комната озарилась искренним громким смехом, таким «неопрятным» и небрежно мужским, моментами с прихрюкиванием.

— Вот с тобой всегда так — начнешь за одно, закончишь вообще за другое, — говорил Иво, как будто обижался, под конец отобрав кружку с выпивкой и сделав громкий глоток, словно он что-то с трудом проглатывает.

— Не соглашусь. Здесь же все пересекается. Кто-то должен успокаивать твой разум. Что до новостей про черного изгнанника…

— Меня не напрягает. Ни капли.

Гордолин облегченно посмотрел изгнаннику в глаза, морща все свое лицо.

— Если так, то это только радует. Хоть и слава твоя далеко не светлая. Знаешь, мне постоянно снились кошмары, раньше не так часто, а сейчас — постоянно. В них мы идем вместе, даже не знаю куда. Ты, как обычно, идешь, а руку на рукояти меча держишь, всегда готовый к бою. И на протяжении всего сна мы куда-то идем и лишь изредка перекидываемся словами. А под конец я остаюсь один — ты куда-то испаряешься, прям вмиг, даже не успеваю понять когда. Я оборачиваюсь, а вокруг пустота. Оборачиваюсь вновь, а передо мной ты стоишь, только уже не живой. Глаза — пустышки. Как будто… Ох, прости за такие слова, но как будто ты был изгнан. Я не знаю, как это выглядит, как это происходит, но подобные ощущения, что я потеряю не только тебя, а еще и твою душу — они пугали, Иво. Да и пугают. Признаться честно, наши с тобой огромные разлуки тяжело переносятся.

Изгнанник, после услышанного, сразу подметил, что подобные откровения были несвойственны Бауманскому генералу. Он отвернулся и напряженно выдохнул, тихо, через нос. Специально, чтобы Гордолин не заметил. Мысли о демоне не давали ему покоя, не позволяли «размякнуть» и показать истинных переживаний, выдать ту благодарность за любовь и оценить то, насколько его отец беспокоится. Поэтому он сделал это так тихо, незаметно. Не хотел раскисать и поддаваться чувствам, не хотел просить прощение за все переживания, что он доставил. Не хотел делать то, что помешало бы ему изгнать тварь, угрожающую городу.

— Мне тоже тяжело. Я каждый день надеюсь, что когда-нибудь все это кончится, и мы будем жить как простые люди. Соседние домики, общий огород, общее дело какое-то. Очень на это надеюсь. Но можешь не переживать, я никуда не испарюсь, даю слово. А что до слухов — мне не привыкать к происходящему. В таком мире живем, — изгнанник все же смог притянуть уголки рта ввысь, сформировав не очень красивую, но все же улыбку.

— Твоя правда, — медведь фыркнул, кивнул головой. — Что там произошло?

— Там?

Иво задумался, вспомнил каждый момент того вечера — и таверну, и взбучку рабочих, и Медного короля Молота, и… прекрасно помнил его чудного сына, мечтающего о приключениях на свою голову. Куда больше он помнил ту проклятую встречу с неизвестным изгнанником, прозвище которому в изгнаннических кругах «Чарующий лик». Помнил каждую секунду, проведенную рядом с ним, помнил каждое сказанное им слово. Но это со временем он забудет, так устроен мозг. Зато никогда не забудет, что тот пытался сделать с его женщиной. Не позволит себе забыть. И покуда он помнит это, каждый треклятый день будет сам себе давать обещание, что найдет урода и отомстит. И за Инелу, и за происшествие в городе.

Пока все вспоминал, не заметил, как случайно обратил глаза черным пламенем, и меч в ножнах также воссиял изгнаннической аурой. Обратил на это внимание лишь тогда, когда Гордолин начал трясти его тело руками.

Бауманец резко пришел в себя, правда, какое-то время еще бил себя ладонями по лицу.

— Иво?

— Ничего страшного. Просто задумался. Ничего. Ничего.

Последствия использования живого оружия — непроизвольное проявление изгнаннических способностей. Такое явление Иво впервые на себе испытал, и о подобном слышал лишь из слухов и баек, которые рассказывали собратья-изгнанники на большаке. Как оказалось, байки были правдой. И это немного напрягало.

— В тот вечер, — Иво быстро переключился на общение, чтобы вновь не погружаться в негативные мысли и не проверять самого себя на стойкость, — я искал демона. Очень сильного демона. Он объявился в наших кругах, и именно он — причина происходящей резко появившейся эпидемии. Шел по слухам, набрел на Вельдхейм. Демона не нашел, зато нашел изгнанника…

— И что он?

Гордолин не захотел лишний раз напрягать Иво — поверил на слово, также переключился на тему разговора без задних мыслей. Хотя взглядом выдавал обеспокоенность и заинтересованность тем, что только что увидел.

— Он… Он тот, кто стоит за новостями обо мне. Тот, кто изгнал врачевателей. Тот, кто хотел изгнать меня. Тот, кто схватил Инелу и…

Иво вновь был на грани, Гордолин это заметил. Он резко схватил сына за руку — помогло, разум изгнанника моментально очистился.

— Не дополняй. Я догадываюсь.

— И к лучшему. Этот персонаж — темная лошадка среди нас всех. Даже сообщество изгнанников до конца ничего о нем не знает. Знают только, что он могуч, но что он из себя представляет и какие цели преследует — тайна. Есть лишь одно, что я могу тебе сказать, и это будет важно тебе знать.

— Что же? — свою руку Гордолин не убирал.

— В нашем с ним диалоге он все время твердил о том, что мы с ним похожи. Но среди бреда, что он нес, особенно он заострил внимание на том, что я — помощник Баумании, а он — Стезиса.

К сказанному сначала Гордолин отнесся скептически. В это время, чтобы кто-то пользовался услугами изгнанников — тех, кого сами народы и истребили, было слишком рискованно. И к правителям этот риск утраивался. Но потом резко вспомнил, что Баумании это не мешало — подумал, что такой же расклад событий может быть и у Стезийцев — главных политических и экономических конкурентов. Потом вновь сменил свое мнение, ведь Баумания приобрела Иво в качестве изгнанника лишь благодаря тому, что Гордолин оставил его в качестве приемного сына, и потом вновь поверил в сказанное изгнанником, так как вспомнил, что нашел Иво в стезийском городе.

— Как думаешь, врет? — голос медведя слегка дрожал.

— В этом и проблема, что не думаю. По объективным причинам.

Они встретились взглядами. Видать, не один Гордолин только что провел мысленную цепочку.

— А считаю, что тебе важно это знать, — продолжал Иво, — потому что Инела мне рассказала о назревающем конфликте между двумя великими державами. Я не буду ничего утверждать, но…

— Зная военные методы стезийцев, при условии сражения, они могут прибегнуть к любым методам. Даже к вовлечению охотников на демонов, гибридов с паранормальными способностями, — продолжил мысль Гордолин. — И даже к изгнанию своего врага, принимая на свою душу самые страшные из возможных грехи.

Иво лишь кивнул в ответ.

— Так тебе и это уже известно… — медведь тяжело вздыхал.

— Вскользь. Но да.

Светловолосый встал, аккуратно положил кубок с медом на край стола, затем подошел к зеркалу. Руки скрестил, посмотрел, что происходит снаружи. А снаружи все также бурлила жизнь: хоть и была ночь, мужики бурно веселились, вдали Гордолин даже видел возлюбленную парочку, которая, скорее всего, искала удобный сеновал, лишь бы уединиться от лишних глаз и ушей. Он видел, как жили люди. И жили в мирное время. Освежая память и осознавая, как могут обстоять дела дальше, как бы не хотел, но понимал, что подобная мирская жизнь может закончиться одним лишь решением той или иной стороны. И это безумно пугало.

— Я считаю, что во избежание конфликта, можно и уступить те или иные территории. Даже если они даруют чертовское могущество.

— Я такого же мнения. Умирать не хочется никому. Но также я могу понять Его Высочество Креона. Если Баумания сдаст лидирующие позиции, то, рано или поздно, Стезис все равно придет с войной. Они всегда были завоевателями по натуре, это лишь вопрос времени.

— И также вопрос правителя. Ты не думал, что следующий их владыка будет миротворцем?

— Я не думал. Я не верю в это. Я был недавно в Кораллейке — город прекрасный. Сделан для народа, везде все пестрит и порхает. Миротворчество для народа, отец — такие у них правила. Как бы я не любил Люстер, как бы не считал его родиной, родным городом и местом, где я — это я, нельзя отменять того факта, что нищета этот город съедает. Как и эту страну. У них, в Стезисе, немного иначе.

Гордолин озадачено вертел головой. Хоть он и генерал всей могучей армии Баумании, как человек он соглашался со словами сына.

— Но есть другая сторона этой картины, — дополнял Иво, — они — лишь внутренние миротворцы. Но никак не внешние. Только появится момент, и они сожгут все дотла, но заберут себе любой сожженный кусок, чтобы сделать там свой внутренний мир. В случае Баумании же мы никогда не сунемся на чужие земли, никогда не принесем хаос и разрушение, зато внутри своей страны не можем отчего-то этот хаос искоренить.

— Политика — вещь сложная, Иво.

— Политики сложные, отец. Не политика.

Иво тоже подошел к окну. Тоже скрестил руки и тоже устремил взгляд на происходящее за окном. Если Гордолин смотрел и переживал за грядущее, Иво радовался за настоящее.

Он всегда мечтал о простой и спокойной жизни где-то вдали от людей, от шума. Мечтал о том, что, наверное, никогда не сбудется. И когда видел ту простую жизнь, всегда радовался и улыбался.

— А жизнь прекрасная. И мы с тобой должны ее оберегать. Ты по-своему, и я по-своему. Но оберегать их жизни мы обязаны.

Гордолин не задумываясь ответил.

— Именно так.

V. Клубки судьбы IV

— Держи.

Ордо протянул очередной флакон с душой. Иво старался спокойно откупорить его, однако получилось, как всегда: жадно «сгрыз» верхушку, представляющую из себя обычную пробку, отплюнул ее в неизвестном направлении с такой силой, что воздух посвистывал, затем жадно поглотил содержимое.

Ордовик все время тихонько похихикивал, хотя тем самым скрывал истинный ужас и страх — в юном, в сравнении с собой, конечно же, изгнаннике, сейчас он видел самого себя в молодости, в то время, когда не сдержался и стал изгонять живых.

Но то было очень давно.

Прошло некоторое время, после которого черный изгнанник выровнял дыхание, успокоил рассудок, вернул нормальный темп сердцебиению. Его глубокий вдох-выход ознаменовал возвращение к нормальному состоянию.

— Я рад, что ты сам понимаешь, когда тебя начинает накрывать. Я вот так не мог, — цокал Ордовик.

— Сомневаюсь, что был человек, способный ухаживать за тобой так, как ты за мной.

Ордо не оспорил.

— Не было такого. Ты прав.

Они стояли в каком-то переулке. Кромешная тьма сейчас была лучшим спутником, но только здесь, в забытых богом улочках. Центр Тайныра все равно не засыпал ни на секунду. И это мешало «работать».

Изгнанники выслеживали демона судьбы. Хотя, правдивее было бы сказать, бились в попытках выследить его.

Еще не было случая, когда охотники на бессмертную нечисть смогли бы изгнать такого представителя низших демонов как парки. Отменный вид, ничего не скажешь. Такой, кого не выследишь, кого просто так не найдешь. Самая настоящая заноза в заднице, принимающая уникальные обличие и поведение для каждой новой своей жертвы. А жертв могло бы несколько.

Иво пытался учуять ауру демона. Он хорошо знал эту ауру: темную, отвратительную; такую ауру, способную ужаснуть, окутать целиком и полностью, так, что ты не сможешь сдвинуться с места. Если бы каждый представитель живой и разумной расы обладал этим шестым чувством, чувством окружающих аур, они бы давно уже сошли с ума. Потому что это ощущение не передашь простыми словами. Аура любого демона была олицетворением смерти и отчаяния. Словно ты смотришь на ту самую барышню с косой, жаждущую отнять у тебя жизнь. Только ощущение это было десятикратно хуже. Далее уже все зависело от демона, чью ауру ты ощущаешь. Чем страшнее и властнее отродье, тем больше этот ужас окутывал тебя, заставлял дрожать и «падать ниц», дабы не сближаться с ней.

Черный изгнанник привык к этому чувству. И, наверное, он был единственным, кто хладнокровно и спокойно относился к исходящему от аур ужасу. Лишь только, потому что это было примитивной привычкой. Второй причиной было то, что он во всем мире был единственным живым, кто чувствовал это.

* * * * *

Без плаща было неуютно. Словно у Иво руки отобрали.

Конечно, свитка была красивой, праздничной и нарядной. Она как-то разбавляла этот черный мрачный образ, такой привычный и родной для бауманца. Но тем самым она и «мешала ему», заставляла чувствовать себя «не в своей тарелке».

Изгнанники не проходили улицы — они их «переплывали»: плавно перетекали из одного места в другое, с должной незаметностью и скрытностью.

— Как оно? — умиротворенно спрашивал старик. Давно такого не было, но позабытое временем «Чудовище из Анаретты» словно вспомнило молодость — такого вовлечения в охоту старик Ордо не испытывал давно.

Иво радовался этому — с одной стороны. С другой — корил себя, что заставлял старика вернуться к тому, отчего тот с таким трудом отказался.

— Никак. Ничего не чувствую. Настолько ничего, что противно.

— Вот плешивая… — ругался тихо Ордо.

Он остановился, задумался. Впервые Иво видел, как на висках мудрейшего изгнанника выступили вены.

— Давай подумаем еще раз: Это точно парки, иные представители демонической расы ни по одному пункту не подходят. Из того, что нам известно о демоне судьбы: первое, — Ордо загибал пальцы, перечисляя, — он не имеет своего родного облика, постоянно принимая чужой, близкий и знакомый для жертвы, делая ту психически уязвимой. Второе, он изгоняет, если так можно сказать, «тихо», чтобы никто этого не заметил. Третье…

Ордовик словно язык прикусил. Не смог продолжить.

— Нет третьего, Ордо. И второе это следствие, вытекающее из твоего «первого». Все, что мы знаем об этой твари, за исключением, что она является как вестница судьбоносных решений, для того, чтобы изменить судьбы, так это только то, что она предстает в чужом образе.

— Нет-нет! — предводитель ордена изгнанников бурно воскликнул, — Парки, перед тем, как изгнать жертву, творит пакости и шалости…

— Я это впервые от тебя услышал, а прочие изгнанники никогда о таком не говорили. Ты уверен в своем суждении?

Стоило Иво перебить Ордовика, как тот всерьез задумался о своих словах. И, видимо, он был чертовски недоволен, что его мысли и слова не сходятся с истиной. Чудовище из Анаретты скалилось до отвратительного скрипа зубами.

— Тогда я вообще без понятия, что с ним делать. Если даже ты, единственный способный почувствовать ауру любой твари, не можешь ее отыскать!

Ордо «вскипел», не выдержал и треснул кулаком по стене какого-то кирпичного дома. Приложил нормально — сразу и не заметил, как разбил кулак, подобно яйцу. Фаланги обагрились кровью. Изгнанник попробовал ее привкус — лакнул краем языка.

— Кровь… Давно я ее не проливал, — как будто счастливый ребенок сейчас говорил, резко сменивший старого изгнанника. — Прости меня, Иво. Просто я… Я давно не испытывал этого чувства. Очень давно.

— Про какое чувство ты говоришь? — Иво слегка склонил голову, выражая что-то по типу сочувствия. Правда, он сам не понимал, чему сочувствовать — просто ему казалось, что так нужно.

— Чувство, что я обязан спасти этих людей. Чувство, что я — изгнанник — отвратительный и ужасный монстр в глазах окружения, не имею права на ошибку и должен любой ценой сохранить мир.

Он прекратил вещать. Прекратил, чтобы коснуться пальцем кровавой фаланги и вновь вкусить ее языком. Как только он почувствовал этот кислый привкус, глаза старик уронил к земле, а уголки рта раздвинулись, стремясь ввысь.

— Чувство, что я кому-то нужен. Не тебе, Иво. Не кому-то из изгнанников. А живому человеку. Даже масштабнее — стране. Целой стране. Чувство, что я нужен этой стране, нужен ей, чтобы сохранить мир и порядок. Ты испытываешь это чувство?

Иво подошел поближе. Он облокотился на стену, которую Ордо чуть не разгромил, руки скрестил и взглянул на звездное ночное небо.

— Наверное, да. От нас отказались, и отказались уже очень давно. Но отказ не значит, что в нас не нуждаются. Отказ означает страх, простой страх, из-за которого почти все проблемы этого мира. Да, Ордо, я испытываю это чувство постоянно. И как только перестану его испытывать, я сразу же воплощу свою мечту, а ты узнаешь об этом первый.

— Мечту? — усмехался старик, — Ту самую, о которой ты постоянно грезишь и мнишь? О спокойной жизни?

— Именно она.

Иво обнажил меч, показал его Ордовику. Состояние лезвия было удручающим, однако это был все тот же меч из черного титана, покрытый рунами, значения которых не было известно никому, кроме самого владельца меча.

— Сейчас в моих руках меч. Меч хоть и служит способом защиты, но он все равно был создан, чтобы что-то отнимать. Причины разные, но путь один. Меч — отнимает. Но когда-нибудь я сложу его в самый дальний шкаф, запру на самый сложный замок и забуду о нем, как о страшном сне.

— И что придет на смену?

Иво звонко «пшикнул», всем своим голосом.

— Трость. Книга. Череп какой-нибудь твари с необъятного переливающегося моря. Это не имеет значения. Я буду рад, даже если на смену мечу ничего не придет. Руки будут свободными. И чистыми.

Черный изгнанник обнял собрата по цеху.

— Но это, если и будет, то очень нескоро. А сейчас нам нужно сделать то, что обязаны. То, для чего были созданы.

Ордо не промолвил ни слова, зато плавно кивнул пару раз. Этим уже было все сказано.

Иво сунул меч обратно в ножны, затем взглянул на старика. Тот пришел в себя, вновь встретил бауманца выражением лица, как будто он стал филином, затем усмехнулся, отбросил все прочие мысли.

— Что-то упущено, Иво. И в этом упущенном таится ответ.

Иво почесал затылок.

— Хороший вопрос.

— И требуются такие же хорошие ответы. Давай по порядку, еще раз. Все, что известно — даже самое бредовое. В бреде обычно и таится сложная истина, как бы не было странно.

Рядом были ящики. Большие, в таких обычно перемещали тяжелые и крупные грузы между городами — торговое удобство, не более. Ордовик подпрыгнул и уселся на него, отстегнул меч, дабы тот не упирался в стенку ящика и не мешал свободной и удобной посадке. Он пересекся взглядом с Иво. Хотели одновременно что-то сказать, однако предводитель ордена уступил.

— Парки — демон судьбы. Предстает в облике, уже сыгравшем огромную роль в судьбе жертвы. И облик этот может быть как живого, так и уже покинувшего этот свет существа.

— Разве не только живого? Про обличие мертвых я впервые слышу, — Ордо всерьез удивился, что на секунду взбесило Иво.

Черный изгнанник прошипел и выругался.

— Я не пойму, как прийти к общему выводу, если все так рознится? Что это за тварь такая?

— Значит, — Чудовище из Анаретты сразу же подхватило, — давай исходить из общей информации. Вспомни все трактаты, гримуары, пособия, вспомню всю демонологию, все учения. Вспоминай, Иво. Вспоминай хоть что-нибудь, что может помочь. Мы не могли так грубо ошибиться.

Изгнанник погрузился в свои же мысли. Он был силен в теории, всю демонологию изучил еще будучи ребенком — хвала Гордолину, понимавшему, что от судьбы мальчика не упрячешь и рано или поздно он займется тем, для чего был рожден. Тем более, учитывая, что данную литературу уже не достанешь так просто — все профессиональные учения о демонах были либо сожжены, либо помещены в крупнейшую магическую библиотеку в Алантее, откуда никто ничего не может вынести. Такая же участь постигла и все учения анимансии — древнейшей науки, изучавшей души и все ее явления. Причиной такой запретности что демонологии, что анимансии, являлись те самые отвратительные всему миру гибриды живых и демонов.

В памяти предстал каждый переплет книг. Каждая страница. Каждая ночь, проведенная за чтением и изучением тайных знаний, оставленных предками. Черный изгнанник помнил каждый вид низшего демона. Самые популярные и часто встречающиеся: бес, марш, черт, имп. Помнил самые опасные виды: аванит, цербер, ифрит. Прекрасно помнил про суккубов и инкубов, что были чрезвычайно редкими представителями, застрявшими в Ассии. Помнил треклятых фамильяров, представляющих собой созданного хозяином демона-духа, которых вообще классифицировать едва возможно. Помнил про отвратнейших балузов, способных своей силой снести целую деревню с лица земли, помнил про крикс, самых, наверное, мерзких и противных демонов. И, конечно же, он помнил про тех самых демонах «парки». О тех, о ком во всей демонологии информации «с ноготок», и та ничем толком не поможет.

— Ничего, Ордо. Ничего такого, что я мог бы связать.

— Ай, чтоб тебя…

Ордовик склонил голову. Он был явно недоволен происходящим. Где-то в глубине души винил себя за всю ту беспомощность и жалость, в которой они оказались. Каким бы опытным Иво не был, не он был тем великим и небезызвестным Ордовиком, создателем и предводителем крупнейшего изгнаннического сообщества. Даже будучи профессионалом своего дела, Иво был моложе, не обладал таким опытом, каким обладал Ордо. И, если даже такой опытный старик-изгнанник не может повлиять на ситуацию, нет смысла винить кого-то, кроме себя.

— И все же, я не понимаю, Ордо. Я не поверю, что помимо внешности, парки умеет скрывать ауру. Ауру имеет любая душа, абсолютна. Ее невозможно замаскировать или, тем более, скрыть полностью. В это я ни за что не поверю.

— Ну-с, Иво, — Ордо спрыгнул с ящика, выглянул на широкую улицу, на которую они так и не вышли, — я не обладаю этим чудным шестым чувством. Да и, драть ее под хвост всем табором, эта бестия настолько неизвестна, что я уже ничему не удивлюсь!

— Можно ссылаться на множественные физические характеристики. Но душа у всех одинаковая. Нет душ темнее или светлее — душа одна и та же. То же можно сказать и про ауру.

— А ты уверен в этом… суждении? В том, что все души одинаковы? — Ордо встретил Иво неуверенным взглядом, в котором отчетливо проглядывались сомнения в любом утверждении об этом мире.

Иво же напротив — уверенно кивал.

— Это не мои доводы. Это подтвержденная информация, которую мне еще очень давно рассказали последние оставшиеся эльфские анимансеры.

Чудовище из Анаретты сплюнуло на землю.

— Хорошо иметь таких друзей в великом Златом лесу. Аж завидно. Однако, даже если и так, я уже не знаю, чему верить, а чему — нет. Может, мы все-таки ошиблись? Бог с ним, я поверю в то, что ауру скрыть невозможно, однако, если руководствоваться этой информацией, значит и демона здесь нет? Нет никакого парки? И все слухи оказались в действительности лишь слухами. А все проблемы исходят от людей?

— Не думаю, Ордо. Я… Тогда, в поле, когда ты меня впервые встретил, я видел не тебя. Я вообще не думаю, что ты там был изначально. Я видел человека. Старика. Старика, что сыграл огромную роль в моей судьбе. Я видел его своими глазами, отчетливо помню, как он стоял и смотрел на меня. Подобное может лишь парки.

— Тебя лихорадило, Иво. Все чувства смешались, ты не видел ту грань реальности и вымысла. Всего лишь привиделось — я встретил тебя тогда, и помню каждое твое движение вплоть до момента, пока не огрел тебя лопатой со всей силы и ты не рухнул мертвым грузом.

Иво насторожился.

— Те два дружинника — Гринго и Динли — они поведали, что приехали сюда лично, потому что юнец из этого города ворвался в королевский двор прямо в ноги Гордолину. Он был похож на пса скорее, чем на человека, все время хлюпал и рыдал, молвил о спасении, молвил, что демон его семью убил…

— Это тем более мимо. Мальчик был напуган и мог сказать что угодно, сам понимаешь. А что до демона, так сам понимаешь, что парки обретает обличие кого-то судьбоносного. Мальчишка не мог физически увидеть демона.

— А что, если парки обретает обличие лишь для того, кого изгоняет?

Ордовик фыркнул.

— Да, эта тварь — огромный секрет для всего изгнаннического общества. Но то, что он обретает чье-то обличие и не имеет своего исконного внешнего вида, чистейшей воды факт! Это единственное, о чем упоминается в любом источнике, будь то слухи, сказы или научные письмена. Единственная и неоспоримая информация.

Иво все еще раздумывал о том, где и в чем они с Ордовиком ошиблись. И каждый раз, когда он приходил к какой-то версии, та сразу же разбивалась в пух и прах.

— Бабки эти еще, — Ордо плюнул дробью в сторону, видать, сильно был раздражен, — со своими хатками, лавками, шавками!

— Насколько я помню, ты им очень понравился. А они, смею предположить, тебе. Что сейчас-то не так? — Иво явно иронизировал.

— Да херню они несли. Нет, ну я слышал от некоторых изгнанников, что парки любят заниматься всяческими шалостями, но, если так подумать, то это ж ересь полная. Чушь да и только. Какая логика? Какой смысл? Он, прежде всего, демон, который стремится изгнать и поглотить живую душу. Если, в случае суккубов или инкубов, я могу понять бурное стремление утолить нескончаемую сексуальную тягу, мушто это их особенность как демонов похоти, они, трахаясь, восполняют силы и энергию, или какая-нибудь Лилит — тварь, смахивающая на суккуба, но пожирающая души исключительно новорожденных — такова ее специфика. А здесь, Иво, какая-то бесовщина. Не поверю я, что демон судьбы восполняет силы с помощью шалостей и проказ.

— Уже не веришь?

Ордо вновь посмотрел этим взглядом филина. Иво аж вздрогнул.

— Уже не верю. Уже не могу ничему верить. Запутался, и чувствую, распутать этот сраный клубок судьбы мне поможет только фляга едкого дрянного пойла!

Иво сразу же вспомнил Фарбула, который сказал бы точь-в-точь также, без каких-либо изменений.

— А что генерал? — продолжал Ордо. — Он что-нибудь говорил дельное? Что-то, может быть, замечал, или еще что-то? Ну хоть что-то!

Черный изгнанник то ли посмеялся, то ли расстроился — ни Ордо, ни даже он сам этого не поняли. Но лицо его было не самым прекрасным.

— Вообще ничего.

— Ненавижу это все, — в этот раз Ордо явно расстроился, и это было настолько искренне, насколько это возможно.

Впрочем, в свою фразу он вкладывал столько же искренности.

И злился бы дальше. Дальше бы сидел и недоумевал от происходящего, дальше бы впивался клыками ненависти в самого себя, дальше бы изгрызал себя за то, что он — в действительности величайший, легендарный основатель ордена изгнанников не может выкурить какого-то низшего демона. Даже учитывая, что он давно не практиковался в охоте — все равно терзал бы.

Если бы не едкий пагубный запах, резко вдаривший по ноздрям. Он был отвратителен — на мгновенье Ордо показалось, что он вот-вот выблюет все, что съел на ужин, и все, что выпил. Он сразу же осмотрелся, и первым делом увидел Черного изгнанника, явно заприметившего это зловонье тоже. Иво взвинтился, выгнул спину, словно кошка встала на дыбы, выскочил на улицу.

Ордо последовал за ним. Дым исходил откуда-то справа, с восточной стороны города.

Лишним словам изгнанники не отдавались — они перешли на бег, следуя уже по главной улице. Лишние мысли о догадках, домыслах и их личных ошибках испарились — оставалось лишь предчувствие. Пагубное, мерзкое, ужасающее. Самое настоящее шестое чувство, коим обладает каждый живой представитель. Предчувствие, что, если ты срочно не ринешься туда, произойдет беда; предчувствие, что на тебя смотрят, желают убить. Предчувствие, что где-то происходит что-то неладное. Предчувствие, что именно там, где сейчас горит и горит явно неспроста, таятся все ответы на их многочисленные вопросы.

Интуиция?

Возможно. Кто-то зовет это шестое чувство именно так. Но называть те или иные вещи можно всегда по-разному — суть их не меняется.

Дым усиливался, а вот видимость и чистый воздух наоборот — с каждым метром их становилось все меньше и меньше. Перед ними показался деревянный барак — здание уже вовсю пылало ярким пламенем, и процесс этот было не под силу остановить. Вокруг была суматоха, крики, оры, плачь, истязающий самую глубину души. В дыму было плохо видно, что именно происходит, однако образы и силуэты людей постоянно метались из стороны в сторону.

Первым в эту гущу ворвался Иво — ему было легче ориентироваться в слепой зоне благодаря его личному шестому чувству — умению чувствовать и ощущать чужие ауры. Их было много, и все, то ли к сожалению, то ли к счастью, человеческие. Но даже человеческие ауры рознились.

Множество из них были светлые. Самые обычные, непримечательные, чистые и добрые, с оттенком светящейся белой ясности. А какие-то были чернее, смуглее — тоже человеческие, да только грязные и отвратные по сравнению с белыми ясными. Такие ауры представляли людей низкосортных, не имеющих нормы морали, чести. Типичные разбойники, бандиты, насильники, узурпаторы. Человеческие демоны во плоти, имеющие едва отличимый от белого смугло-красный оттенок аур.

И все эти ауры сплелись в один большой кокон. Все они схлестнулись, воссоединились, перемешались. Какие-то угасали — потеря смуглого едва видимого свечения ознаменовало смерть человека.

Иво ринулся вперед. Обнажил клинок, увидел приближающиеся две белые ауры и одну смугло-красную. Принял стойку, меч выставил горизонтально, обхватив рукоять двумя ладонями.

Изгнанник уже увидел двух девушек. Одна была на вид лет так шестнадцати, вторая — совсем малышка, годиков восемь от силы. Они также заметили изгнанника. В глазах просачивался испуг, недоверие, шестнадцатилетняя резко застопорилась, обхватила девочку двумя руками, пригнулась, прикрывая маленькую своим хрупким телом.

Сзади уже подбегал мужчина. В дыму было тяжело разглядеть все его отвратство, но даже так Иво увидел, что мочка его правого уха явно отгрызена, не отрезана — шрам слишком неровный, если бы был нанесен лезвием. Тело худощавое, костлявое, руки забиты какими-то некачественными наколками. Половины зубов так не было вовсе. Он бежал без задних мыслей. Словно бездумное зверье, обезумившее, жаждущее крови. В руке держал сабельку. Встретив девушек, резко замахнулся.

Но изгнанник был на порядок быстрее. Даже не применяя изгнаннической способности телепортации, он двумя широкими шагами, с должной скоростью, приблизился к мужчине на расстоянии полметра — тот этого даже не заметил. Его сабля уже летела, стремилась разрубить шестнадцатилетку пополам, однако Иво без особых усилий отбросил оружие ввысь, после чего вонзил лезвие меча из черного титана тому под ребра. Бандит скукожился, харкнул кровью прямо на пригнувшуюся девушку, затем заорал. Иво не жалел его, он прокрутил мечом, после чего, применяя всю имеющуюся у него грубую силу, распотрошил беднягу, разрубив его тело от одних ребер до других. Тело стремительное полетело прямиков на девиц, но изгнанник сразу же отбросил его в обратную сторону, и то рухнуло на землю, обагрив все вокруг густой кровью.

В этот момент подоспел и Ордо. Иво лишь краем глаза взглянул на него, и меч Чудовища из Анаретты уже тоже был весь заляпан густой красной массой, а сам старик с ужасом смотрел на изорванное тело бандита, убитого нечеловеческим образом.

Шестнадцатилетняя не поднимала головы — тихо рыдала и, наверное, уже давно поверила, что умерла. Иво приобнял ее, погладил по голове, прошептал на ухо: «все хорошо». Та подняла голову, изгнанник прижал ее к себе.

Он хотел расспросить ее, но понимал, что момент не самый подходящий.

— Торопись к генералу. Бегом!

Иво всем вниманием уставился на Ордовика, что тяжело дышал, протирал глаза, и явно испытывал трудности в нахождении в густом дыму из-за возраста.

— Лучше ты, — Ордо присел на колено, чтобы его товарищ мог лучше услышать сказанное. — Здесь я сам справлюсь.

— Я лучше ориентируюсь в слепом пространстве, Ордо. Я останусь здесь, а ты торопись к Гордолину. Прошу тебя, быстрее…

— Иво! — Ордо вскрикнул. — Ты удивителен и справишься с чем угодно. Однако в скорости тебя никому не превзойти. Торопись, ты будешь там за считанные мгновения, а я…

Ордо закашлял, слегка пошатнулся.

— А я сделаю то, что должен. То, что делал всегда и то, о чем я лишь недавно вспомнил.

В дыму было тяжело разглядеть чей-либо взгляд. Конечно, находясь с человеком достаточно близко, можно было развидеть его физические особенности, но не то, как этот человек смотрит на тебя и что он этим хочет сказать. Иво бы не понял, что пытается передать ему его наставник и друг по ремеслу, если бы не знал его хорошо.

Он был уверен, что Ордо искренне желает защитить. Он может много что сказать, но самого главного не скажет даже ему, зато выдаст это своим взглядом, каждой своей морщиной и каждым кусочком своей кожи, выстроившимся в нужное лицо.

Он желал быть нужным и полезным. Не Черному изгнаннику, а обычному человеку, дабы напомнить самому себе, что он — не отродье и не монстр, а защитник всех своих слабейших братьев и сестер.

Иво не ответил, но отступил и, скрывшись в дыму, обратил глаза черным пламенем.

* * * * *

Словно рысь, бежал быстрее, чем когда-либо, совмещая это с телепортацией.

Он был уже близок. Вдалеке видел ту самую ратушу, свет в которой, на удивление, не мерцал ни в одной из комнат. А удивительно это было, покуда, из-за напасти в городе, было шумно, и шумно так, что бауманский генерал — самое ответственное лицо этой страны, самый подготовленный и тот, что всегда наготове, должен был явно услышать, что что-то явно не так. А если бы и не услышал, явно был бы оповещен случайными прохожими.

Приближаясь к центральной площади около ратуши, Иво прекратил телепортироваться и продолжил движение простым человеческим, пускай и не таким быстрым и стремительным, шагом. Народу вокруг не было. Голову вскружили абсолютно разные мысли и эмоции: от испуга и удивления до моментальной паники и некой возмущенности, а причиной всему этому спектру была непонятная мертвая тишина там, где еще недавно было шумно.

Он остановился. Окинул все взглядом, обострил чутье аур вокруг. Первым делом проверил округу на наличие любого демона — того не оказалось. Это успокоило изгнанника, вновь вернуло к холодному и рассудительному состоянию, смело любую эмоцию, выраженную мимикой на его лице.

Дальше он ступил вперед. Аккуратным шагом. Ветер слегка поддувал, ставни домов рядом шелестели, дребезжали, а таблички, прибитые с мыслью «и так сойдет», воссоздавали самую отвратительную картину заброшенности и одиночества местности. Руку Иво держал на рукояти, был готов выхватить меч со свистом и снести любую угрозу за долю секунды. Хотя угроз никаких он и не наблюдал.

Простояв на площади, изгнанник устремился в центральное здание управления Тайныра. Дверь в ратушу была не заперта, приоткрыта.

Он заглянул в щель промеж дверей. Там была такая же тихая и мертвая картина, которую бауманец видел слишком часто, чтобы удивляться ей.

Шаг первый, с последующим осмотром каждой стороны в здание. Первым делом взглянул на залу: кружка с пивом лежит на своем месте, кресло, на котором сидел Гордолин, своего положения не изменило, следов насилия или борьбы не было. Сделал второй шаг, закрыв за собой дверь. Слева была вторая комната — побольше, правда она была все время закрыта на огромный замок. Запертой и оставалась.

Перед лицом сразу встречала лестница. Там Иво ни разу не был, хотя и предполагал, что выше находились спальные комнаты. Начал аккуратно, как рысь, на цыпочках, подниматься, однако тихую походку нарушал противный скрип дерева, выдававший местоположение изгнанника.

На половине пути, на лестнице, резко мотанул головой за спину, корпус довел чуть позже. За перегородкой следовал продольный по бокам коридор. Иво убедился в отсутствии опасности и, сначала слегка выдержав паузу, с наскоку перешел на бег, быстро оказавшись на втором этаже ратуши.

Быстрый поворот головы на девяносто градусов направо. Хотелось проверить каждую комнату, да побыстрее, с помощью телепортаций, однако, если вдруг кто-то заметит — проблем впоследствии не оберешься. Иво вновь усилил свое чутье аур, выискивая ту заветную, знакомую до боли с самого детства, чистую и, наверное, самую светлейшую на его памяти, ауру Гордолина.

Однако, что выбило из колеи, он ничего не почувствовал. Сердцебиение усиливалось, но изгнанник противостоял ненужному сейчас волнению. Противостоял так, как сам себя научил, благодаря извечным сражениям и похождениям по лезвию ножа. А метод был прост: он отбрасывал все свойственное ему человечное, выжимая на максимум все циничное, безразличное и хладнокровное, что только таилось в закромах его души. Отбрасывал всю память о близких, о любви, дружбе, веселье и радости. В такие моменты от жертвовал всем, надевая жестокую маску убийцы и грешника. Порой даже, чтобы огрубеть и очерстветь, представлял, как с особым пристрастием убивает детей, грабит дома и совершает все то, что так ненавидит и презирает, стремится искоренить. Представлял, как он, с ярой улыбкой на лице, весь измазанный и излитый кровью, сражается один в поле против сотен, нет, тысяч демонов, отродий, приспешников темных сил. Да не важно было против кого он сражается, важнее было то, что в своих представлениях делал он это с улыбкой. Искренней улыбкой.

И как бы ему не нравился такой метод, лишь он ослабевал хватку всего спектра человеческих адекватных эмоций, их проявлений. Если бы не делал так, то давно бы кормил червей в выгребной братской яме.

Бушующее штормовое море, возникшее в разуме Черного изгнанника, вновь обернулось идеальной зеркальной морской гладью, истинным штилем. Не теряя времени, раз не смог обнаружить местонахождение генерала дистанционно, решил пойти старым способом — сделать все вручную.

Сначала пошел направо. Первая комната — ничего. Выглядела она не то чтобы просто, скорее, безвкусно. Кованая кровать с хорошо набитым матрасом и дорогими покрывалами, деревянные столы и стулья лакированные, шкаф из деревянного массива, но сам был не сильно большой. Люстр не было, все освещалось свечами, а те, в свою очередь, не были задействованы по назначению. Комната не была бедной, а действительно безвкусной. Да и в той никого не было. И ничьих вещей, к слову, в ней не было тоже.

Следом сразу же осмотрел вторую комнату. Такой же интерьер, такая же мрачная пустота. Такая же нетронутая посетителем каморка. Третья и четвертая комнаты были словно под копирку первым двум, во всех смыслах и соображениях. Иво с надеждой отворил дверь пятой, последней комнаты, но ничего уникального и наталкивающего там также не обнаружил.

Он скривил лицо, показал весь гнев и всю злость, что скопилась. Положение вещей было таковым, что изгнаннику казалось, будто кто-то обводит его вокруг пальца, заигрывает с ним. Кто-то, подобный самому настоящему Богу, способный вертеть этим миром, как ему вздумается.

Напротив каждой двери гостиничной комнаты было окно. Не голое, а остекленное, уж на центральное здание денег власти не пожалели. Он выглянул в окно, что было напротив последнего, пятого помещения. На миг в глазах увидел радостную массу людей, что видел при разговоре с отцом, однако это было скорее теплое воспоминание, всплывшее, потому что сходились обстоятельства. Он лишь на мгновенье увидел толпу, следом, проморгавшись, вновь встретился с пустотой и заброшенностью, такой напрягавшей его и бросавшей в омут недоумения.

Иво быстро ушел в левую часть коридора. Комнаты здесь ничем не отличались от уже осмотренных, за исключением того, что эти уже были заселены всем отрядом, прибывшим из Люстера. Первая была явно комнатушка Динли — на столе красовался дневник с кучей записей, стол уже был заляпан чернилами. Динли увлекался писательством, писал какие-то небылицы, чаще — подобие стихов, а реже — баллады и поэмы. А еще у него горела свеча, правда та уже изживала себя, и скорее Иво видел лишь подсвечник с залитым в него воском и угасающим одиноким мерцающим огоньком где-то среди всей этой массы.

Вторая комната принадлежала Гринго. На кровати лежали ножны меча, они были визиткой бауманского воина. Выгравированные два орла, чьи клювы соединяются и переходят в волнистый орнамент его семейного герба, а все это украшено еще и позолотой.

Третья комната, по всем соображениям, была Ромлана. Иво не знал юнца лично, сам изгнанник его не застал, а познакомиться еще не успел. Но, учитывая, что из Люстерского отряда остались Гордолин, Фарбул и сам, собственно, Ромлан, а никаких отличительных знаков первых двух бауманцев в комнате не было, изгнанник делал вывод, что в комнате поселился юный бравый дружинник. Хотя, благодаря осмотру его ночлега, теперь Иво знал кое-что и о нем. А именно то, что Ромлан был исключительно верующим — далеко не каждый человек будет странствовать с иконой, которую он будет класть в каждое место своей ночевки, формируя свой личный переносной красный угол, свойственный каждой крестьянской хате.

Подходя к четвертой комнате, Иво уже обнажил меч, а походку сделал более тихой и пружинистой, так как оставалось лишь два помещения, не осмотренных им. Конечно, выше был еще этаж, однако его Иво даже не брал в расчет, покуда уже обнаружил места, где остановился отряд Гордолина. А, зная Гордолина, он бы не стал селиться где-то лично, не рядом со своими подчиненными.

Комнату Фарбула Иво узнал бы из тысячи. Свой личный бочонок с пивом, валявшийся явно женский халат под кроватью. Хоть Фарбул и был со специфическим мировоззрением, наблюдавшим радости жизни исключительно в хорошей выпивке и красивых (а порой даже и не очень) женщинах, но каждый раз, когда Иво сталкивался с его, как многие говорили, «наивностью и жизненной деградацией», он невольно улыбался и становился спокойнее. В этот раз исключения не было.

Прикрывая дверь, левым ухом, сам не понимая как, Иво услышал тихий хрип, даже скорее предсмертный. Это было также почти невозможно, как в непроглядном тумане, который можно черпать ложкой и есть, на расстоянии ста метров увидеть полный облик зверя либо иного любого создания. Адреналин заставил обратить глаза, мгновенно телепортироваться за единственную отделяющую комнаты друг от друга стену. Как приземлился на ноги, сразу нанес удар.

Тварь была, на удивление, простейшей. Облик ее был смутным, размером с козу, с короткими рожками, грубой кожей, таким лицом, как будто оно человеческое, только разбито всмятку грубым плоским предметом.

Отродьем была Мара — низший демон, питающийся кошмарами людскими, эльфскими и прочих представителей разумных рас. Пожирал душу демон не сразу, сначала он изматывал жертву, заставлял видеть ее самые ужасные сны, которые только она могла себе представить. Еще из способностей Мары выделялось затуманивание рассудка жертвы — та могла не замечать банальных и простейших вещей, творившихся у нее под носом, а все события были, как в тумане.

Демон сидел сверху Гордолина, кривя руками у его носа. После нанесенного мощного и точного удара, он отпрыгнул на пол, взглянул растерянными глазенками на Иво, напугано затоптал ножками. Мара не был силен в бою, поэтому убивал жертву лишь тогда, когда та — спит, либо находится в уязвимом состоянии.

Гордолин еле дышал, все лицо было потным, мокрым, красным. Иво не был силен в медицине, однако даже он догадывался, что бауманский медведь попросту был лишен притока кислорода в легкие.

Изгнанник не церемонился — он отсек руку демона, да так быстро, что тварь обнаружила это не сразу. Кровь струей окрасила всю комнату, в частности и изгнанника с генералом. Мара завопила, постаралась скрыться — мелкая и уже однорукая, она промчалась между ног Иво и, как только могла, быстро бежала прочь по коридору, попутно оставляя густой кровавый след. Иво не догонял, склонив голову. Затем резко телепортировался, встретив демоницу туловищем, что та стукнулась о него и пошатнулась. Инстинкт самосохранения отродья заставлял ту просто бежать отсюда, спасать свою шкуру, Мара вообще ничего прочего не чувствовала и не ощущала. Бежать пыталась долго, пока не поняла, что тело ее валяется на полу, а отрубленные ноги потерялись где-то сзади. Ратушу пронизывал резкий утонченный писк, выражающий всю боль, что сейчас отродье испытывало. И тут она взглянула на него.

Нельзя сказать, что демоны не обладают разумом. Обладают, и еще каким. Высшие демоны умны, смекалисты, они умнее многих живых созданий. А у низших все работает, как у животных. Они — хищники, и чаще мыслят лишь о том, как уничтожить свою добычу. Когда не могут этого сделать — пытаются сбежать, чтобы сохранить свою жизнь, а когда понимают, что могут погибнуть — тоже боятся и дрожат от страха. Исключением были лишь суккубы и инкубы, которых приписывают к низшим демонам, однако те обладают идентичным живым созданиям разумом, их речью, и, более того, могут очаровывать своих жертв.

Но сейчас этот страх смерти был совсем иным. Необъяснимым. Демоница видела нечто. Черные глаза, надменно смотрящие на нее свысока, из-за которых она даже не могла пискнуть, дергающиеся губы, выдававшие все желание насладиться процессом изгнания и зрелищем, как демоница мучается. Этот взгляд был нечеловеческим, даже не изгнанническим. Он был настоящим дьявольским, самым страшным взглядом, существующим в мире, в любых измерениях. Взгляд, который эта жалкая демоница могла видеть лишь у себя в мире, в Геенне — чистилище, обители всех демонов, где те проводят все свое время жизни.

Этот взгляд демоница запомнит, как самое ужасное, что она могла увидеть. Запомнит даже после смерти.

Иво резко дернул ведущей рукой, но не в сторону расчлененной, живой лишь благодаря своему бессмертию, Мары, а дернул где-то сзади. Послышалось хлюпанье, затем мертвая тишина. А затем что-то рухнуло, что-то не очень тяжелое. Это была такая Мара, такой же демон, с такой же внешностью. Их было двое, и тот второй, что уже был изгнан, следил за всей ратушей, затуманивая рассудок каждого входящего в нее.

Мигом, после изгнания второй демоницы, все стало ясно. Из комнат дружинников послышался шорох — никто и не отсутствовал, те лишь спали глубинным сном. Изгнанник осознавал, что времени у него не осталось — об его истинном обличии из всех них знали лишь Гордолин и Фарбул.

Он не испытывал жалости, а напротив, чувствовал себя богом. Ему не требовалось представлять что-то ужасное в своей голове. Все это он сейчас воплощал и делал с особым пристрастием и особой любовью.

— Сгинь.

Хлесткий удар. Да, действительно. Этот взгляд демоница запомнит даже после своей неминуемой кончины.

VI. Клубки судьбы V

У крыльца ратуши сидело трое: Фарбул, как всегда — пьющий, только в этот раз, видимо, не от счастливой жизни, Иво, хладнокровно смотрящий вдаль, и Ордовик, копирующий взгляд Иво, хотя ему это было совершенно не свойственно.

— Поправится, Иво. Не переживай раньше времени. Ты его спас.

Фарб не был силен в утешении, однако все равно, что бы не делал, он мог вдохнуть в любого человека такие необходимые тому силы. Он крепко приобнял брата, таковым его и считал. Да, они не были родными, но их дружба была крепче любого гранита, любой стали, а такую дружбу в народе и называли «братством».

Иво благодарил бородатого. Да, без слов, но Фарбул и так все прекрасно понимал. Он передал кружку, в которой плескалось вино, а Иво, который особо не заигрывал с алкоголем, без задних мыслей опустошил емкость и всем видом показывал, что требуется еще доза-другая любого пойла. И неудивительно, что ближайший друг изгнанника, знавший его, как свои пять пальцев, прекрасно это понимал и чувствовал.

Он покинул их — пошел за целой бутылкой. Нет, бутылками, одной здесь явно было мало. Ордо подсел поближе.

— Все с ним будет нормально. Мара мучает, терзает, вгоняет в состояние предсмертное, но не изгоняет мгновенно. И не убивает. Сам же знаешь.

— Знаю.

Впереди все еще полыхало, хотя и с разбойниками уже было покончено. Ордовик не сорвал, прекрасно справился с поставленной ему задачей и спас столько людей, сколько только мог. Потери были минимальные.

Нападавшими были обычный разбойники из табора. Обычно такие нападали на мелкие города и деревушки, однако сейчас бандитов стало куда больше, ведь по стране начал распространяться хаос, из-за болезни. Скот стал гибнуть, народ погрузился в проблемы. А такое время — идеальное для напастей и грабежа. Все предельно логично.

— Мы с тобой очень сильно ошиблись. Во всем, Ордо.

Старик не отрицал — за вечер ошибок было совершенно непозволительное количество.

— Пускай будет уроком. Любой человек ошибается, любой гном ошибается, даже великий народ эльфов ошибается. Все ошибаются, Иво.

— Не утешай.

— И не смею. Смысл утешать? Все, что требовалось от нас, было выполнено.

Иво не ответил.

— Демоны изгнаны. Да, мы ошиблись в выборе особи, сделав ставку на треклятого парки. Да, ты не придал определенным словам своего отца должное значение…

Иво вспомнил их разговор, да только жалел, что вспомнил его лишь сейчас. Гордолин ведь рассказывал про кошмары, и Иво прекрасно знал этого человека; человека, которому сны-то не снятся от слова совсем. Но настолько загруженный левыми мыслями он не услышал этой истории. Точнее, услышал, но не расслышал всего. Расслышал лишь то, что захотел тогда слышать.

— … Мы иные, не как все они, — продолжал Ордо и указывал пальцем на всполошившуюся толпу, помогавшую раненым, просто стоявшую либо занимавшуюся чем-то еще — было неважно. — Мы ужаснее, страшнее, нас не зря боятся. Но даже мы, при всей своей ужасности, остаемся людьми. А всем людям свойственно забываться, ошибаться, испытывать эмоции. Это и делает людей — людьми. Разве нет?

Иво вновь не ответил.

— Эх, — Ордовик выдал сиплую струю горячего воздуха сквозь зубы, — но история конечно интересная получилась. Самый настоящий сказ о двух дураках, коих вокруг пальца обвел их собственный разум. Сами себе враги, получается.

— Получается, — наконец-то согласился Иво.

И следом хотел уйти.

— Ты куда, изгнанник? — явно стараясь разрядить атмосферу, специально называя Иво изгнанником, спрашивал Ордо.

— К Гордолину. Проверю и уйду.

— Не стоит.

— Почему?

— Не стоит, — повторял Ордо, но уже строже.

Иво решил не спорить — он не успел полностью подняться, лишь приподнял заднюю точку и напряг ноги, чтобы полностью выпрямиться.

— Ему нужен покой, лишний человек, пускай даже и ты, будет только мешать. Оставь его сестрам.

Иво покрутил головой.

— … Пока что, — дополнил Ордо.

Голова Иво немного побаливала, но он доверился своему товарищу — просто уселся так, как сидел до этого, тем самым доказывая, что не уйдет.

Ордо положил руку ему на спину.

— Парки — демон легендарный, но я предлагаю внести его в список вида уже изгнанного, либо несуществующего. Во избежание подобных инцидентов, — старик перешел на хохот. — Либо указать в современном трактате, что он опасен тем, что сбивает изгнанников с толку!

Иво ухмыльнулся.

— Поддерживаю тебя. Истинно опасен, и действительно способен изменять судьбу.

Появился Фарбул. Он был явно веселее, чем, когда уходил. В руках смог удержать аж пять бутылок с вином. Встречал сидевших на крыльце яркой улыбкой.

— Жить будет! Там сестричка одна, Лилли ее звать… Ух какая роковая женщина — до жути обворожительная! Так она говорит, что все хорошо с генералом — они его откачали, сейчас подлечат и будет завтра, как новенький! Но, это, Иво…

Изгнанники смотрели на бауманского воина, всем сердцем ждали продолжения вопроса. А Фарбул специально нагнетал.

— … Сломай руку, а? По-братски. Ну уж очень эту Лилли я хочу!

Иво усмехнулся, треснул друга по затылку, да по сильнее. Фарбул «айкнул», екнул, немного покривился.

— Я просил руку сломать, а не это! Спасибо, что не изгнал хоть, пакость этакая.

Тут уже Ордо не выдержал и засмеялся. Фарбул был доволен, что смог рассмешить человека, а Иво успокоился и просто улыбнулся, причем даже не скрывая этого. Улыбнулся по-человечески.

— Во! Такое мне нравится! — указывал Фарб пальцем на улыбку Иво. — Чаще стирай эту грань людскую и демоническую. Просто будь собой. Долой эти судьбы, души, плохое и хорошее! Просто пей, Иво! Пей и пой!

Фарбул орал на всю улицу. Его конечно никто не слышал, но тем самым он всерьез радовался за своего близкого.

— Грань людскую и демоническую… Красиво сказано, — Ордо сказал это тихо, словно делая вывод для самого себя. Как будто то самое искреннее желание просто помочь и было стиранием его личных границ человека и демона.

Да, именно это и случилось тогда с Ордовиком.

Он встал, размял спину, проверил, надежно ли закреплен его меч, после выступил вперед. Иво внимательно смотрел на него.

— Что дальше? — Чудовище из Анаретты напоминало о том, что ничему еще не пришел конец. И о том, что есть еще дела. Дела важные.

Иво ответил не сразу. Сперва он смотрел на звезды. Всегда, когда нужно было подумать, он смотрел именно на них. Отчего-то так пошло, что именно в ночном небе Черный изгнанник находил все ответы.

— Дальше…

Он оборвал свою речь, вновь рассудительно взглянув на мерцающие огоньки в небе.

— Дальше я сам, Ордо. Можешь не переживать.

Старик кивнул, хотя сам прекрасно понимал, что все равно будет из тени наблюдать и, если потребуется, помогать.

— Но это уже завтра, — Иво резко сменил тон, сделал его более живым и свойственным счастливым людям.

Это не удивило Фарбула с Ордовиком, а именно шокировало. Они давно не слышали такой жизни в знакомом голосе.

— А сегодня, пока еще есть время, Фарбул. Сегодня мы с тобой нажремся. Как я тебе и обещал. Долой границы человеческие и демонические.

Ордо усмехнулся, но не стал задерживаться. Он попрощался с Иво, попрощался тепло, по-особенному. Хотел и с Фарбулом попрощаться, да только возможным это не представлялось.

Фарбул был чересчур счастлив той новости, что Иво с ним выпьет. Нет, не выпьет — если бы просто выпил, то так бы и выразился: «сегодня мы с тобой напьемся». И тогда он бы не был столь счастлив. Но это «нажремся»… Оно меняло все в корни.

Благо, все осталось позади. Ужасы, смерти, демоны.

Как и остались позади границы человеческие и демонические.

• «
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• »