Высадив пассажиров, экипаж вертолета снялся и, не теряя ни минуты, ушел назад, так как близился вечер, а погода с каждой минутой ухудшалась.
Прибывших обступили с десяток солдат в белых полушубках и серых валенках. Это были операторы, планшетисты, радисты, дизелисты. Гарнизон острова возглавлял начальник радиолокационной станции, краснощекий, пышущий здоровьем старший техник-лейтенант Левада. Отдав майору рапорт, он застыл в стойке "смирно", как бы подчеркивая этим, что и здесь люди знают и уважают военные порядки.
-- Вольно, вольно, -- равнодушно махнул рукой Гришин, назвав себя по фамилии.
-- Слыхали -- командиром к нам? -- сказал техник. -- Прошу в казарму.
-- А где ж она? -- не понял майор.
-- Вон там, -- техник махнул рукой на баржу, покачивающуюся под обрывистым высоким берегом.
-- Как, на барже?
-- Ага. Там. Пока, товарищ майор, комфорта, конечно, маловато, прямо сказать, никакого. С непривычки, пожалуй, и не заснешь. Качает, будто в люльке. Волна бьет о борт, баржа хлюпает, скрипит. Но это на первых порах. А дальше -- приобвыкните. А лето настанет -- выроем землянку. Тогда нас отсюда и атомной бомбой не выкуришь.
-- Вы, однако, весельчак, техник.
Левада сконфузился.
Солдаты молча поглядывали на майора. Их, вероятно, немало удивляло то, что он был в летном -- в унтах и шлемофоне.
-- Ну что ж, ведите меня в вашу казарму, -- распорядился Гришин, обращаясь к технику и беря в руки свои вещи.
Баржа -- неуклюжее старое корыто, обитое железом и со всех сторон покрытое ледяной коркой, -- стояло, наглухо пришвартованная стальными тросами к скалистому берегу.
На палубу вел деревянный трап с поручнями. Пробегая по нему, солдаты спускались крутыми ступеньками в люк, словно ныряя в прорубь.
Спустился в люк Гришин. Узкий темный коридорчик вывел его в помещение, освещенное двумя маленькими лампочками, питающимися от аккумуляторов. Посредине стоял длинный стол с разбросанными на нем костяшками домино и газетами. В железной печурке догорал уголь. Пахло дымом, водорослями и еще чем-то весьма неприятным. Вместо кроватей -- деревянные нары, покрытые тощими матрацами.
-- Это и есть казарма, -- сказал техник. -- В кормовой части баржи -за перегородкой -- склад топлива и продуктов. Комфорта, конечно, маловато, -- повторил он, -- но жить можно.
-- Гм... -- невыразительно гмыкнул Гришин, недобрым словом помянувши Поддубного. -- А у вас семья есть?
-- Как вам сказать, товарищ майор, -- замялся техник. -- Я почитай, что соломенный вдовец: несознательная попалась жена. Не пожелала кочевать со мной, уехала к родителям. Может, она и права, не знаю... Поскольку я локаторщик, так и кочую по безлюдным местам. До сих пор служил в так называемом заоблачном гарнизоне -- в горах стояла наша радиотехническая рота. Глухо, дико, вот она, жена-то, и взбунтовалась. К цивилизации, так сказать, потянуло. Да я, собственно говоря, и не сожалею. Туда ей дорога, коль уж такая несознательная она. Хоть бы развод скорее получить...
-- Дети есть?
-- В том-то и штука, что нет. Будь у нас дети -- сидела бы как миленькая, не рыпалась. Боюсь, чтобы не нагуляла дома да не записала на меня...
-- Так, так, -- невесело усмехнулся Гришин. -- Такое бывает, молодой человек, да вы не вешайте нос!
-- А чего б я его вешал? -- приосанился техник. -- Найду себе и такую, что сюда приедет. Мне уже пишет одна из родных мест... Давнишняя знакомая... Да я решил так: пока не закончится эта проклятая "холодная война", пока мы не завоюем мира, ну ее к лешему, всякую женитьбу!
-- Что ж, по-вашему, выходит и ЗАГСы следует закрыть?
-- По мне -- хоть и так, -- ответил техник.
-- Ну нет, ошибаетесь, молодой человек! Жизнь, она идет своим чередом. Вот мы строим и защищаем коммунизм. Делаем это не только для себя, а и для будущих поколений.
-- Все это я понимаю, товарищ майор, но достаточно того, что я уже однажды обжегся. Повременить не грех. Не качаться же мне с семьей в той старой галоше? А качаться нужно. И вероятно, чья-то смекалистая голова угнала нас на этот остров -- вон куда достигает наш локатор!
-- Да, голова смекалистая! -- задумчиво согласился Гришин, снова вспомнив Поддубного.
Два солдата выволокли из чулана мешок и принялись чистить картофель, а третий принес кастрюлю со снегом и поставил на горячую плиту. Приближалось время ужина.
Офицеры поднялись на палубу, сошли по трапу на берег и остановились над каменным обрывом. Серое, неприветливое небо хлестало в лицо колючей крупой. Ветры гнали к острову каскады тяжелых волн, и при каждом ударе волны о берег содрогалась земля.
-- Ночью здесь и ходить опасно, -- заметил Гришин. -- Поскользнешься, и поминай как звали! Так что здесь надо быть осторожным.
-- Правильно, -- подтвердил техник. -- Но я строго предупредил солдат.
-- Этого мало. Нужно от баржи ко всем объектам натянуть веревки. Видали, как это делают на севере, где гуляют снежные бураны?
-- Видал. В кино.
-- Ну, вот. Объявят тревогу -- хватайся рукой за веревку и беги.
-- Веревки у нас нет, а кабель имеется. Завтра протянем.
-- Обязательно. А сейчас запускай двигатель. Я испытаю локатор, ознакомлюсь с "местниками" и проверю связь по радио.
-- Есть, запустить двигатель! -- козырнул техник и побежал выполнять приказание.
А Гришин все стоял и стоял, хмуро глядя в мутную морскую даль. Словно в ссылке, чувствовал он себя. "И все же, -- думал он, -- лучше с земли созерцать это море, чем с воздуха..."
Из гнетущего оцепенения его вывел характерный шум антенны радиолокатора, стоявшей на бугорке неподалеку от берега.
Антенна крутилась, оглядывая простор, и сразу у Гришина стало как-то легче и спокойнее на душе. И не таким уже забытым людьми и богом показался ему этот крошечный островок.
Прежде чем сесть к экрану, Гришин вошел в будку радиостанции. Радисты проверяли связь.
-- "Водолаз", я "Робинзон", как слышите меня? Прием.
И чуть повременив:
-- "Краб", я "Робинзон", как слышите меня?
Наконец радист связался с "Тайфуном". Гришин потянулся было к микрофону. Ведь "Тайфун" -- это аэродром Холодный Перевал. Но передумал. Его остановила неожиданно уколовшая неприязнь к Поддубному. Ведь это из-за него очутился Гришин на этом жалком островке.
И не Поддубному, а комдиву доложил Гришин о своем прибытии на точку "Робинзон".
Даже в эфире не пожелал он встретиться с Поддубным. Но встреча все равно не состоялась бы. В это самое время подполковник Поддубный сидел за рулем "Победы" -- отвозил Лилю на станцию. Машина то ныряла с разгону в глубокие долины, то, будто на крыльях, взлетала на крутые перевалы. От быстрой езды и резких поворотов у Лили слегка кружилась голова. Молодую женщину тошнило, и она знала, что это значит. Когда ей становилось невмоготу, она доставала из банки соленые огурцы...
Вскоре ей стало совсем плохо, машину пришлось остановить.
-- Боже, чего только не натерпится мать! Начинаются мои муки.