- Мне пора идти к чаю, - сказал Джерими. - Меня будут ждать.
2
Эндрю затаился в кустах бузины у навеса, где из года в год опорожняли газонокосилки. Он привык таиться: свободное время и в школе и на каникулах девать было некуда, а кроме того, сплошь да рядом дела складывались так, что лучше было не попадаться людям на глаза. Ему были хорошо знакомы сырые уголки возле полуразрушенных сараев, ямы, куда выбрасывают прохудившиеся ведра и пружины от старых матрацев, канавы, заваленные пустыми консервными банками. В таких местах он размышлял о том, как бы придумать способ скрыться без следа, спрятаться и не выдавать себя ни единым движением, слиться с окружающими предметами, приобрести, подобно птице или зверю, защитную окраску. Он и сейчас некоторое время предавался этому занятию, но оно ему быстро наскучило, да и кто мог его здесь обнаружить - разве что добродушный садовник, который сказал им про большую щуку.
Он подобрал сухой прутик бузины и разворошил копну скошенной прелой травы. В ней было полно червей, тех, какие лучше всего подходят для наживки: вертких, бурых с желтыми кольцами. Жаль, что его жестянка для червей вместе с велосипедами осталась в конюшне. В ту минуту, когда он решал, стоит ли сходить за ней, а значит, и показаться под окнами дома, кто-то с размаху хлопнул его по плечу.
Эндрю ойкнул и оглянулся. Это был Джерими Кэткарт.
- Я за тобой. Тебя тоже приглашают.
Эндрю вытер руки о штаны.
- Елки-палки!
- Вот так. Идем. - Джерими мотнул головой и пошел к дому. Эндрю, спотыкаясь, засеменил за ним.
Таких древних старух Эндрю не видывал: высохшая, маленькая, она сидела на плетеном стуле в зимнем саду. Седые волосы туго стянуты на затылке, лоб и руки - пятнистые, словно чайкино яйцо. Одета в темно-серое платье с кружевной вставкой, на шее - черная бархотка, заколотая брошкой с дымчатым топазом.
- Дайте-ка я взгляну на него, - сказала миссис Певерилл. - Пусть подойдет поближе.
Он привык к улыбчивым, ласковым старушкам, которые при виде детей умиляются и лопочут глупости. Эта, в отличие от них, разглядывала его, не обнаруживая признаков дружелюбия.
- Так ты - товарищ Джерими?
- Да, верно.
- Чем занимается твой отец?
- Он служит в авиации. В Египте.
- В мое время подобное поприще сочли бы незавидным.
Мужчина, стоящий рядом с нею, сказал:
- Мама, это едва ли имеет отношение к делу.
Мужчина - он был по виду немногим моложе самой миссис Певерилл - широко улыбнулся Эндрю, и тот, пытаясь придать себе уверенности, тоже ответил ему улыбкой.
- Что ж, пусть садятся, - сказала миссис Певерилл. - Налей мне чаю, прибавила она, обращаясь к сыну.
Майор Певерилл пошел к столу. Высокий старик в твидовом сером костюме с брюками гольф, длинных носках в резинку и подвязках. Шея у него сзади поросла пухом и расплылась в жирной улыбке над воротником.
- Им тоже налей.
- А что с Бэрджисом?
- Я послала его найти Роину. Сестра Партридж считает, что ей можно сойти вниз.
- Разумный ли это будет шаг?
- Что?
- Сошествие к нам Роины.
Миссис Певерилл отхлебнула чаю и приложила к губам платок.
- Они с Джерими знакомы. По детским праздникам. - Она поставила чашку и устремила пристальный взгляд на Эндрю. - В авиации, - презрительно произнесла она вдруг. - Да, времена меняются.
Непрестанно дребезжа чашками о блюдца, майор Певерилл подал мальчикам чай. Эндрю старательно улыбался ему в ответ.
- Он еще зубы скалит на меня, паршивец маленький, - злобно проворчал майор Певерилл.
Джерими толкнул Эндрю ногой под столом. Эндрю сидел потупив глаза. Он чувствовал, как лицо ему заливает краска, а к горлу - о ужас! - подступает смех. Майор Певерилл вовсе не думал ему улыбаться, он страдал нервным тиком, вот отчего у него выпученные глаза и эта застывшая гримаса на лице. Сбоку голова старика смахивала на птичью: то ли страуса, то ли эму или казуара. В одном журнале, который мать принесла из библиотеки, Эндрю видел объявление, там была нарисована насмешливая птичья голова, которая спрашивает: "Можете ли вы двумя-тремя штрихами изменить мне выражение лица?" Если да, вы получали право бесплатно обучаться у всемирно известных художников, чьи имена, впрочем, не назывались.
Такую птицу напоминал майор Певерилл: вместо бодрой улыбки - натянутая гримаса, и этот пух ерошится на шее, точно перья. Может ли Эндрю или кто-нибудь еще изменить ему выражение лица?..
- У нас гостит моя внучка, - сказала, обращаясь к Эндрю, миссис Певерилл, раздельно и внятно, как будто он глухой. - Она была не совсем здорова.
Он тупо кивнул. В тринадцать лет мысль о девочках, которые не совсем здоровы, приводит в смятение.
При последних словах миссис Певерилл девочка вошла из холла в зимний сад. Джерими вскочил на ноги. В школе он слыл образцом хороших манер, и Эндрю последовал его примеру.
Миссис Певерилл сказала:
- Это Джерими, Роина, ты должна его помнить.
Джерими поклонился ей с фатоватой непринужденностью.
- А это его школьный товарищ.
Девочка без улыбки посмотрела на Эндрю. Она была рослая, с круглым лицом и темными волосами, заплетенными в косы. Она не внушала ему робости, хотя и была на два-три года старше. В глазах у нее стояла грусть, сродни тому затравленному выражению, какое он подмечал у мальчиков в Чолгроув-парке. Так выглядели школьники, когда инструктор, который вел занятия по морскому делу, с вывертом щипал их за короткие волоски у ушей. Даже если кончится тем, что эта девочка будет им гнушаться - а к такому Эндрю было не привыкать, - он все равно безоговорочно стал на ее сторону.
Роина одернула на коленях твидовую юбку и сдвинула большие ноги в коричневых школьных полуботинках.
- Сестре Партридж отнесли наверх чаю? - спросила миссис Певерилл.
- Надо думать.
- Это что означает?
- Да, да, да. Отнесли.
Лицо у старухи наглухо замкнулось, точно его прихлопнули крышкой. Воцарилось молчание, долгое, гулкое, недоброе.
- Джерими приехал удить рыбу у нас на озере, - сказал майор Певерилл.