Двухсотлетний старик вглядывался в огни ночного Шанхая. С высоты трех километров казалось, что они переплетались золотыми нитями, формируя блестящее полотно. Под стеклянным полом дома пролетали мягкие перистые облака. Образуя полупрозрачный заслон, они еще больше отдаляли его от города, где он когда-то жил. Чувство отчужденности захлестнуло его пожившее сердце. Он хотел быть ближе к людям. Но, даже оказавшись в густой толпе, часто чувствовал себя одиноким.
Старика звали Чжан Вей. Он родился в небольшой деревушке провинции Шаньси немногим больше 200 лет назад. В прошлом году он справил 210 летний юбилей. Роскошная вечеринка по этому случаю собрала весь китайский бомонд: политики и градоправители, суперзвезды, художники, популярнейшие спортсмены, ученые, изобретатели, нейролитераторы и киноделы, архитекторы виртуальных реальностей и подпространств в гиперсети, высшие чины китайской армии и члены правящей партии. Кого там только не было. Те же немногие, важные люди, которых он хотел видеть на своем празднике, проигнорировали приглашение и не пришли. За день он собрал в свой адрес сотни поздравлений, выпущенных из белозубых ртов, но не запомнил ни глаз, ни лиц их произносивших. Для него их слова не имели никакого значения. Будучи богатейшим человеком Китая, в своей жизни он изрядно наслушался лести и выработал к ней иммунитет. Пробираясь через толпы гостей он лишь кивал и раздавал всем дежурные улыбки. Мысли его были где-то далеко.
А вот его молодая 50 летняя жена, наоборот, купалась в лучах всеобщего внимания. В тот праздничный вечер она буквально светилась и излучала жизнелюбие. В своем прозрачном платье из тончайшего шелка она демонстрировала все достижения современной косметической медицины. Гладкая нежная кожа на безупречном подтянутом теле вызывала у окружающих мужчин желание, а у женщин зависть. Ее оголенные руки были подтянутыми и в меру мускулистыми, движения их были стремительными, выверенными и грациозными. С невероятной ловкостью она оплетала ими гостей, принимая поздравления, и так же легко отпускала их. Как сорвавшийся с ветви лепесток сакуры, она порхала меж приглашенных элит. От одних сладких речей она перемещалась к другим под обстрелом восторженных взглядов. Ее тонкие пальцы взлетали в воздух и мягко касались длинных золотых волос. Пальцы, которые никогда не знали настоящей работы.
Чжан Вей любил свою красавицу-жену, как любят произведения искусства. Он относился к ней с почтением и нежностью, буквально сдувал с нее пылинки. Никогда он не позволял себе грубого слова в ее отношении и всегда одарял ее комплиментами. Однако он сомневался, что они когда-нибудь смогут друг друга по-настоящему понимать. Огромная пропасть из прожитых лет, пота, крови и боли разделяли их.
В отличие от своей жены, Чжан Вей добился всего, что у него было, тяжелым трудом. Он родился в семье рабочих и долгие годы проработал рабочим на угольной шахте. Шесть дней в неделю он опускался под землю, чтобы провести там 12–14 часов, рискуя быть погребенным. В шахте он познал суровый физический труд. Его руки до сих пор помнили, как пальцы, охватывающие древко кирки, изнывали от напряжения. А глядя на себя в зеркало, он постоянно вспоминал, как в конце очередной смены в шахте из-под черной угольной маски выглядывали белки его глаз. Память об этом заставляла его работать усерднее всю его жизнь. Своим детям он хотел подарить лучшую жизнь, чем смогли позволить его собственные родители.
Отец Чжан Вея умер от сердечного приступа, не дожив и до 60 лет. А мать протянула только несколько лет после смерти отца. Депрессия от утраты близкого человека и резко нахлынувшее одиночество высосали из нее остатки жизненной силы. Чжан Вей предлагал матери пройти лечение в лучших клиниках, но она только отмахивалась. Не нужны ей были ни клиники, ни лучшие врачи, ни курорты, ни подарки. Она всю жизнь прожила без всего этого, и остаток жизни предпочла быть верной себе.
«Чжан-чжан, ты лучше приезжай в гости. Сходим с тобой поесть лапши, как в детстве. Помнишь? Когда ты был ребенком, тебе очень нравилась яичная лапша. И я недавно нашла место, где готовят точно такую же. Давай сходим туда вместе», — только и просила она его.
Чжан Вей обещал приехать, но работа все не отпускала его. Он откладывал и откладывал визит в родительский дом. А когда приехал, исхудавшая и обессиленная мама уже не могла ходить. Болезнь приковала ее к кровати. Он купил несколько пакетов лапши и приготовил их самостоятельно. В тишине ее ветхого дома они смотрели старое американское кино и не торопясь ели горячую лапшу. Но так вкусно, как в детстве, уже не было. Через несколько месяцев его матери не стало.
У самого Чжан Вея было 3 сыновей от прошлых браков. Не так уж и много, принимая во внимание нескромную продолжительность его жизни. С его положением, финансами и возможностями он мог оставить после себя наследников больше, чем Чингисхан. Однако он никогда не испытывал острой потребности в продолжении своего рода, что напрямую отразилось на его отцовстве. Отец из него был никудышный. Своим сыновьям он уделял недостаточно много времени, в результате чего ни с одним из них у него не получилось выстроить хорошие отношения. Все потому что сильнее всего в своей жизни он любил свою работу, а жен и детей он заводил только из чувства долга.
Дети обращались к нему с почтением и уважением, как подчиненные обращаются к своему начальнику, но в их словах не было сыновьей любви. Старшему сыну недавно исполнилось 163 года. От рождения он носил имя Тэнси, что в переводе означало "дитя небес". С самого рождения он получал все, о чем другие дети могли только мечтать. Чжан Вей вложил в воспитание и образование своего сына целое состояние. На эти деньги можно было бы содержать небольшую страну. Тэнси вырос человеком интеллигентным, властным и деловитым. В его руки перешло управление WeiJets, которую основал его отец. У него была стальная деловая хватка и тонкое профессиональное чутье. Он чуял недобросовестность за версту и увольнял людей раньше, чем они успевали подумать о вольностях на рабочем месте. За это его уважали бизнес партнеры и боялись подчиненные. Как и его отец, он превыше всего на свете ставил работу. На 210 летний юбилей отца он не пришел, отделавшись поздравлением в NeuroVerse. Он подарил отцу мини вселенную, где они вместе играли в гольф по выходным, ходили в кино на старые фильмы так любимые отцом, вместе загорали на кубинских пляжах и ужинали всей семьей в отцовском доме, устраивали гонки на болидах и вместе сплавлялись на байдарках по Амазонке. Общее количество занятий превышало три сотни, а время необходимое, чтобы испытывать их все исчислялось месяцами. В этом миниатюрном мире было все от идеальных отношений между отцом и его сыном, кроме правды. Чжан Вей подарок даже не открыл и так ни разу и не зашел в подаренный мир. Он в принципе не признавал нейровселенные и называл их лицемерным плевком в лицо реальности. Если бы Тэнси чаще общался со своим отцом, он бы знал это.
Со средним сыном Чжан Вей утратил контакт еще тридцать лет тому назад. Он знал лишь то, что вместе со своей матерью он поселился где-то в австралийской глуши и оборвал все связи с внешним миром, отрекся от своего мирского имени и стал отшельником. Чжан Вей несколько раз пытался его отыскать, чтобы вправить ему мозги, а когда нашел решил оставить его в покое. Однако следить за его жизнью на расстоянии продолжил, пока семь лет назад от своего информатора не получил короткое сообщение — «Объект умер. Острая сердечная недостаточность. Похоронили в земле». К сообщению были приложены несколько снимков скромной могилки. В песчаную насыпь был вкопан собранный из бечевки и веток кустарника крест.
Младшего сына звали Сяо. От своего отца он унаследовал непоколебимую волю и упрямство. Как и средний сын, он отказался от всех благ жизни наследника богатого рода и жил своей жизнью. Сяо не признавал искусственное продление жизни и был приверженцем натурализма, философского движения, которое обрело новую жизнь вместе с изобретением технологий по продлению человеческой жизни. Сторонники движения отказывались от медицинского увеличения продолжительности жизни и считали, что каждый человек должен прожить ровно столько, сколько ему отмерила природа.
Сяо было всего 30 лет и каждый божий день он делал все возможное, чтобы это год стал для него последним. Он был одним из тысячи сенсаторов — представителем профессии, которая активно начинала набирать популярность в 23 веке. Сенсаторы буквально создавали сенсации. С последними в скучном мире будущего были проблемы. Как раз для того, чтобы развеять всеобщую скуку были и призваны сенсаторы. Они надевали на себя специальные костюмы, сканирующие все нейрохимические сигналы их мозга, и транслировали обработанные данные в сеть. На другой стороне сети человек подключался к специальному нейроинтерфейсу и видел, слышал и ощущал мир при помощи органов чувств сенсатора. Таким образом, миллионы людей по всему миру смогли испытать на себе те ощущения, на которые они никогда бы не решились в трезвом уме. Сенсаторы забирались на самые высокие горы, совершали головокружительные прыжки с парашютом из околоземной орбиты, они отправлялись на Луну и Марс, опускались на страховочных тросах в жерла вулканов, посещали концерты постнеодэтметал групп, устраивали гонки на опасных вручную управляемым автомобилях, дебоширили, дрались, нарушали все мыслимые правила, употребляли психоактивные вещества нового поколения, отрывались по полной программе и делали все это совершенно легально. По законам 23 века каждый сенсатор мог делать все, что ему заблагорассудится, если это не причиняло неудобств другим людям. И сенсаторы с радостью пользовались всей широтой своих полномочий. Жизнь их была яркой, но скоротечной. Компании, на которые они работали, это мало волновало. На каждое вакантное место выстраивалась длинная очередь желающих жить без правил и быть знаменитым на весь мир.
Чжан Вей не имел понятия, где находился и чем занимался его младший сын. И несмотря на то, что путь, который избрал Сяо, противоречил воле отца, Вей старший по-своему уважал его мятежный дух и непокорность. Жить в тени великого отца было непростой задачей, но Сяо хорошо с ней справлялся. Он был независим, самодостаточен и самобытен. Ему не нужны были отцовские подачки и наставления. Он уверенно ступал по дороге жизни, протаптывая собственные тропы. Такой же была и его покойная мать. Она была единственной женщиной в жизни Чжан Вея, которую он по-настоящему любил. Он познакомился с ней в возрасте 130 лет. Ей в момент их знакомства было всего 35.
Ее длинные черные, как смоль, волосы были собраны в тугой хвост на голове, взгляд был целеустремленным и говорил о высоком уровне интеллекта своей обладательницы. Чжан Вей сразу понял, что он пропал. Повидав многое в своей жизни Чжан Вей без труда отличил настоящую любовь и решил для себя, что добьется взаимности Юн Мэй, чего бы ему это не стоило. Поразительно, но несмотря на колоссальную разницу в возрасте, они сразу же поладили друг с другом. Юн Мэй вела себя и говорила так, словно пережила всех мудрейших людей на планете. Она была развита не по годам, ее слова часто складывались в афоризмы. Она была прирожденным психологом и прекрасно понимала людей, их чувства и эмоции, угадывала наперед их мысли и желания. Она была прекрасным слушателем и хорошим оратором. С ней было так же хорошо молчать, как и говорить. Они быстро почувствовали внутреннюю связь друг с другом и отправились в совместное путешествие. После трех прекрасных недель, проведенных на Филиппинах, они больше не захотели разлучаться. Чжан Вей сделал ей старомодное предложение руки и сердца и она ответила не него согласием. Свадьбу сыграли подальше от посторонних глаз в небольшой китайской деревушке. На ней присутствовали только самые близкие доверенные лица, не было ни единого записывающего устройства. Все события того дня остались только в их памяти, и с годами насыщались новыми красками и обрастали новыми подробностями.
Два мимолетных года они путешествовали и забирались в отдаленные уголки планеты. Юн Мэй была биологом, она занималась вымирающими видами, делала все, что было в ее силах, чтобы уберечь их. Но все чаще по миру проходили новости о скорой погибели очередного вида. Звучали они точно приговор и всегда напоминали друг друга:
«Последняя самка исчезающего вида черепах умерла. Теперь в мире осталось только две особи этого вида».
Последняя самка или самец умирали, оставляя свой вид без шансов на размножение. Юн Мэй всегда очень расстраивалась, читая подобные новости. Вид ее грусти вызывал у Чжан Вея сильное желание успокоить ее и утешить, заставить ее улыбнуться и вновь посмотреть на мир с оптимизмом. Он предлагал ей всяческую помощь, готов был спонсировать любые предприятия, любые движения, фонды по защите вымирающих видов, лишь бы Юн Мэй улыбалась немного чаще. Но она никогда не принимала его помощь. Она говорила, что деньги не смогут исправить положение, пока люди не научатся бережливо относится к природе и другим живым существам. Алчную натуру человека никакие деньги не могли исправить. В этом она, безусловно, была права.
Как-то раз после очередных грустных новостей они лежали в кровати. Голова Юн лежала на плече Чжана, он поглаживал ее волосы, и время от времени крепко целовал ее в душистую макушку. Ее волосы пахли жасмином. Он готов был вдыхать этот аромат часами.
— Чжан, давай заведем ребенка, — вдруг сказала она.
Они и раньше поднимали эту тему. Чжан уже имел двух детей и с неохотой относился к тому, чтобы завести третьего. И дело было даже не в том, что он не был хорошим отцом от природы. Больше всего его беспокоило то, что Юн Мэй хотела рожать сама, а он не хотел подвергать ее такому риску. Естественные роды уже давно стали пережитком прошлого. Более 90 % населения планеты были рождены при помощи искусственных маток. В них помещались оплодотворенные яйцеклетки, они превращались в эмбрионы, приобретали человеческие черты, а когда химические датчики обнаруживали повышенное содержание окситоцина в околоплодных водах, они отправляли сигнал о готовности к появлению на свет. Отец и мать тогда торопились домой, чтобы принять роды собственного ребенка. Это были воистину счастливые мгновения, лишенные боли, терзаний, болезненных схваток, непредвиденных осложнений и родовых травм. Женское тело сохраняло свой тонус и красоту. Если бы природа могла придумать идеальные роды, то она сделала бы их такими. Ее просчеты смогли исправить ученые.
Но Юн Мэй смотрела на вещи иначе, чем большинство. Она считала, что только женщина, познавшая тяготы и лишения вынашивания плода, и только та, что испытала сильнейшую боль родов, могла испытать первозданное счастье материнства. В предродовых муках она видела величайший женский подвиг и хотела стать героиней для своего ребенка. Чжан Вей несколько раз пытался отговорить ее от этой затеи, но в, конце концов, поддался уговорам ее больших карих глаз. Они любили друг друга каждый день и каждую ночь, готовясь стать родителями, и было в этом что-то особенное. Она доверяла ему свое тело, а он обещал его оберегать и заботиться о ней. Если у любви была функция, то она была исполнена. Через 9 месяцев и 2 недели состоялись роды. Задействовав свои каналы, Чжан Вей отыскал лучших врачей-акушеров со всего мира. Но, к сожалению, даже лучшие врачи порой оказывались бессильными. Так и случилось в тот роковой день. Юн Мэй исполнила свой долг и стала матерью героиней, обменявшей свою жизнь на жизнь ребенка. Мальчика ростом в 52 сантиметра и весом в 3 килограмма назвали Сяо.
Чжан Вей отогнал от себя печальные воспоминания и вернулся к реальности. Он лежал в гостиной своего парящего дома, уткнувшись лицом в проделанное в сидушке дивана круглое сквозное отверстие и смотрел на переливающийся яркими огнями город. Парящий дом завис в воздушном пространстве Шанхая.
На 90 процентов дом состоял из специально тонированного стекла. На остальные 10 процентов приходились внутренние конструкции, коммуникации, двигатели, системы управления и жизнеобеспечения. Дом был полностью автономен и мог держаться в воздухе долгие месяцы. Все необходимые ресурсы доставляли беспилотные дроны. Они принимали посылки на земле и доставляли их в воздушные дома. Всего таких домов было около сотни по всему миру. И все из них были спроектированы и построены при участии WeiJets. Именно они подарили технологию фотонных двигателей гражданскому сектору. Однако высокая стоимость их производства и содержания сделала их доступными лишь ограниченному кругу лиц. Обладание таким домом стало признаком высоко обеспеченного человека, который готов был потратить неприличную сумму на поддержание статуса. С появлением подобных домов богачи буквально возвысились над другими, а разрыв между средним и высшим классом увеличился до небес.