— Слыхал, сегодня нас будет дрессировать сам Джерг Риган, — сообщил Микко-ныряльщик за «утренним кормом».
— И он кто, этот Джерг Риган? — спросил Бренн, хотя ему было почти все равно. Он забылся беспокойным поверхностным сном лишь в самом конце ночи, и при побудке едва встал с лежака — болело все, что могло болеть — суставы, мышцы, ожоги, да все тело целиком… Ему казалось, что он передвигается, как дряхлый старик с перебитым позвоночником, и не понимал, как вообще продержится дальше…
— Риган — он сургач, то бишь дрессировщик. Кликуха у него — Акулий Хрящ. Так вот Хрящ считается лучшим наставником для свежаков…
— А Шило тогда кто? — вяло спросил Бренн. Он понемногу глотал густую пресную густую кашу, запивая травяным отваром.
— Хис Яппар всего лишь воспитатель, ну, навроде помощника сургача, — просветил его синеглазый.
— А этот Хрящ… он такой же, как Шило?
Такой же говнюк? — чуть было не добавил Бренн, но промолчал, однако Микко прекрасно его понял.
— Не, — хмыкнул он, — Хрящ, он само собой, тоже хрен лютый, если что не по его идет, но свежаков зазря не калечит, наказывает только за дело, а не так, как Шило — ради кайфа… Этому и баб не надо, дай поизмываться вволю…
— Между прочим, в молодости Джерг Риган был порхом, — энергично хлебая месиво из чечевицы с чесноком, вмешался в разговор Гайр. — В семнадцать его продали в Казаросса, но он выкарабкался и стал знаменитым кортавида-ныряльщиком. Тогда у него и прозвище Акулий хрящ появилось…
А вот это было интересно… Бренн с трудом повернул закостеневшую шею, стараясь не пропустить ни слова из рассказа Гайра.
— А ты не заливаешь, староста? — недоверчиво проворчал Бакир, потирая выбитое плечо и зло расчесывая тело вокруг ожогов.
— Да не хрена подобного… Я тоже не сразу поверил, но Ригана будто сам Перу-Пели за собой тащил — удача за ним прям хвостом тянулась. Правда, Акулий Хрящ и сам не пальцем деланный, — соглашался на бои чаще, чем другие кортавида, — так сильно мечтал подняться. Рисковал по-крупному, вот ему и удалось выкупиться всего за три года…
— Если за три года, то чего же он до сих пор в Казаросса торчит? — хмуро спросил Микко, сгорбившись на лавке — и ему тяжело досталась вчерашняя дрессировка.
— Остался в Казаросса как вольноотпущенный, чтобы набить мошну потуже, — объяснил староста, — и ведь добился, чего хотел…
— Хрящ и правда такой умелый боец-ныряльщик? — решился спросить Бренн.
— Кто бы его назначил сургачом, если б это было не так, — дернул плечом Гайр, — он зубы проел на этом деле…
— А я вот слыхал, как Хнор со своими базарил да и брякнул, что мол у Хряща в башке что-то сдвинулось от того, что он слишком часто и долго под водой бывал… — вмешался Коста, с ехидством глядя на хмурого Микко, — и еще, что мол до деньги шибко прожорливый стал, и нынче даже Тухлый не переплюнет его в жлобстве… Хрящ ведь до сих пор ни бабу себе не завел, ни спиногрызов, — и все потому, чтоб на семью деньгу не тратить…
— Может и так, — не стал спорить Гайр, — но только нынче Джерг Риган живет себе припеваючи на верхнем ярусе Свартрока, как лучший наставник, имеет самых свежих хуср, собственных порхов, и ни в чем себе не отказывает. Поговаривают, скоро и собственный дом заведет в Грайорде.
— Сургач этот, он заговоренный, — прошептал сидевший справа парень с причудливыми татуировками на груди и спине, — он ведь с Тейгу, как и я, а у нас там много гнилых старух водится — настоящих прожженных урхуд, которые своей яджу умеют и не такое делать… Не зря у него по всему телу особые партаки набиты… я уж малость в этом разбираюсь… Заговоренный он!
— Может и так, — опять кивнул Гайр, — кто знает… Только хорош балакать про такое… пока тебя в сраный карцер не загнали, — повысил он голос, и порх уткнулся в миску.
— Гайр, я слышал, что подводные бои длятся чуть ли не полчаса, — поднял голову Микко, сменив тему, — я сам ныряльщиком был и знаю, что так долго продержаться под водой никто не может… — Синеглазый явно был озадачен.
— Ты видать не в океане, а в корыте нырял, — скривился в ухмылке Коста. — Все кроме тебя знают, что кортавида-подводники в особых масках сражаются. А маски мастера Непорочных по заказу Тухлого Краба делают. Больших денег стоят — ведь на них жрецы кучу яджу тратят. Так в масках этих можно дышать под водой аж двадцать минут… Ведь так, Гайр? — Коста вытянул толстую шею, пытаясь заглянуть старосте в лицо.
— Так и есть, — подтвердил Гайр, не глядя на бледнокожего, — только ныряльщикам все равно тяжелее всех приходится. Как только яджу, что в маску залили, стухнет, то сразу надвигается большая мокрая жопа, и боец держится под водой только за счет мастерства. Минут пять, не больше…
— Минут пять?.. — растерянно повторил Микко, — но это долго, очень долго…
— Долго для нас, да и для кортавида тоже долго, тут ты прав, а вот для сраных зрителей — всего ничего… И потому, если б не маски, никто бы из них столько не платил за подводные бои, которые длятся несколько жалких минут, — добавил Гайр, поднимаясь из-за стола.
***
Акулий хрящ ждал новобранцев на Скотном дворе. Уже издалека был виден широкий разворот плеч и выпуклая грудная клетка сильного пловца и ныряльщика. Вблизи привлекало внимание множество татуировок и грубых шрамов, покрывавших тело и лицо Джерга Ригана. Бренн исподлобья внимательно рассматривал наставника. Черные, мелко вьющиеся блестящие волосы, стянутые на затылке в низкий хвост. Широкая переносица, чуть приплюснутый нос, узкий, как трещина в скале, рот с твердыми губами, выступающий тяжелый подбородок.
Вздернутая углом бровь придавала лицу Ригана насмешливо-надменное выражение. Хотя возраст дрессировщика приближался к полувеку, под плотной кожей играли выпуклые твердые мышцы. И Бренн почуял, что обманчиво ленивые движения Джерга Ригана скрывают стремительную хищность тсаккура. Одет сургач был очень просто — в свободные холщовые штаны и безрукавку, на ногах — короткие мягкие сапоги со шнуровкой, на поясе — широкий ремень с петлей, где висел короткий чекан.
Серые глаза, казавшиеся очень светлыми на фоне темной татуированной кожи, цепко обежали шеренги порхов. Дрессировщик, не напрягаясь, начал говорить в небольшой медный рупор, и его низкий хрипловатый голос слышали все.
— Чтобы стать кортавида, порхи проходят два этапа. Первый этап — это свежаки. То есть, сырое мясо. Этап дрессировки свежаков длится около полугода, — размеренно произносил Джерг Риган из раза в раз повторяемые слова.
— Это время отпущено свежаку, чтобы приобрести нужные умения. Тот, кто выдерживает, переходит на второй этап и становится живцом, то есть, червем, кормом для рыб, — сургач вскинул подбородок, равнодушно глядя на стоящих вокруг бассейна юношей. — Приобретенные во время дрессуры навыки порх показывает на Игре, и если он уцелеет и не покалечится, то вместо номера ему дается кличка. Это значит, что живец перешел в разряд кортавида. Таким образом, из-под земли, где ползают черви, он имеет возможность выйти на свет, где живут люди.
Говоря последние слова, Хрящ посмотрел вверх, где над Скотным двором стояли казармы и дома бойцов. — И потому, чем больше порх выкладывается на дрессировке, тем больше у него шансов уцелеть на Игре и получить статус кортавида. Дальше все зависит от способностей, удачи и воли Жизнедателя.
Сургач повернулся к воспитателям и надсмотрщикам, отдавая приказы. Рабов разделили на группы по двадцать «голов», и к каждой группе слуги притащили длинные тюки из грязной холстины. Судя по тому, что тюк несли двое мужчин, Бренн понял, что он довольно увесистый. Что там может быть? Тренировочное оружие? Зачем его заворачивать? В это время Джерг Риган начал ходить между отдельными группами, что-то объясняя порхам, которые стояли на коленях, плотно сгрудившись вокруг тюков. Остальным свежакам, ожидающим урока наставника, Шило приказал отжиматься и заниматься растяжкой. Мышцы, уже вчера дошедшие до предела, взвыли. Бренн не смог отжаться даже полсотню раз, и, как остальные, хрипел под сапогом надсмотрщика, вдыхая вместо воздуха песок. Мучения закончились, когда к ним, наконец, подошел Хрящ и велел встать вокруг свертка на колени. Бренн напрягся, увидав на грязной холстине темные бурые пятна…
— Баба дышит животом, как животное, — начал дрессировщик, не повышая голос, — а мужчина, как человек, — грудью. Свежаку-порху, чтобы дольше продержаться под водой, надо научиться дышать, как баба. — Наставник внимательно обвел взглядом лица учеников-порхов: — Чтоб лучше понять, надо увидеть.
Синекожий слуга, не сводящий глаз с лица сургача, тут же развернул сверток, и Бренн, как и остальные, невольно отшатнулся, увидев обезглавленный труп. Но Шило, растянув узкий рот в подобие улыбки, и вбивая каблук в спины свежаков, приказал им подползти на коленях как можно ближе к покойнику. Слуга серповидным коротким ножом умело вспорол грудную клетку мертвеца от ключиц до пупка, не затронув сизых петель кишок. Обнажились сероватые губчатые лепешки легких и лиловая полость взрезанного желудка. Тяжелый запах, вырвавшись из мертвого нутра, забивал ноздри, вызывая тошноту.
— Вот эту подвижную перегородку научники называют диафрагмой, — Риган, не нагибаясь, ткнул поданной рабом длинной указкой в хрящевато-белую пластину, что отгораживала легкие от желудка, — она движется при вдохе и выдохе…
Бренн пытался вникнуть в слова сургача, но мерзкий трупный запах, казалось, пробивался через нос прямо в мозг, мешая сосредоточиться. Ничего, — встряхнул он самого себя, — тебе не привыкать — горы тухлой рыбы на оконечности Старого порта, куда выводят переулки Канавы, тоже не пахнут розами. Просто надо сглотнуть и вдохнуть вонь — тогда через пару минут нос привыкнет, и тошнота отступит. Сработало. Покосился на побледневшие искривленные лица вокруг. Кто-то задерживал дыхание, кто-то дышал открытым ртом, чтоб не проблеваться. Только Гайр не показывал слабости.
— Чтобы набрать побольше нового воздуха, сначала нужно выпустить старый. Весь. Для этого, при выдохе надо поджать брюхо. Тогда диафрагма сдвинется вверх, выдавливая из груди дурной воздух.
Раб привычно сдвинул пальцами хрящевато-пластинчатую ткань вверх, и Бренн чуть не подавился кислой слюной от дурноты.
— Ясно? — Из толпы Хрящ выдернул взглядом Бренна, шлепнув его по плечу указкой, — что ты понял, порх?
Не поднимая глаз выше пояса наставника Бренн неуверенно ответил: — Понял… господин, что похожее случается, когда бьют поддых, и потом бывает трудно вдохнуть…
Не глядя на Бренна и щурясь на далекий горизонт, сургач отрицательно качнул головой: — Не понял. При ударе поддых диафрагму просто напросто отшибает, и потому, как бы не пыжился, ни вдохнуть, ни выдохнуть сразу не удается.
Дрессировщик повернулся к порхам. — Перед тем, как набрать воздух, делают долгий выдох, поджимая пузо и сдвигая диафрагму вверх. Потом глубоко вдыхают, расслабляя живот. В этот момент диафрагма опускается, и, стало быть, воздуха в легкие наберется больше.
Слуга по знаку Хряща начал показывать, как это происходит, и сдвинул перегородку вниз, сдавив сизые петли. Кишечные газы рванули из брюшины, и нескольких свежаков тут же вывернуло наизнанку. Кудрявому Вилки сильно не повезло — он не успел отвернуться и сблевал прямо на внутренности мертвеца и на сапог стоящего рядом Шила. Джерг Риган лишь приподнял бровь, отходя к другой группе, а Шило взбесился не на шутку. Пока синекожий слуга торопливо оттирал его сапог, он резко вжал Вилки лицом прямо в подгнившие легкие трупа, и держал, пока двое надсмотрщиков крепко стягивали веревкой два тела — хрипящее живое и тихое мертвое.
— Надеюсь, до захода солнца, ушлепок привыкнет к этому чудесному аромату, — раздувая ноздри, Хис Яппар пристально оглядел лица рабов, выискивая намек на усмешку. — А если не привыкнет — ему в глотку забьют все говно, которое найдется в кишках дохлятины!
Вилки мычал и дергался, пытаясь отвернуть голову, чтобы не дышать смрадом, но его продолжало выворачивать, и он уже давился, глотая и слизистую гниль, и собственную рвоту. Хис Яппар пару минут понаблюдал за его мучениями, затем повернулся к остальным, и по его знаку всех погнали к воде. Вилки оставили лежать под палящим солнцем в обнимку с вонючим безголовым трупом.
***
После мертвячьего смрада соленый воздух возле огромного бассейна — Лягушатника, как его называли, — казался особенно свежим. Проникая через мощные решетчатые стены, в бассейне свободно гуляли морские воды. Похлопав ладонью старые песочные часы, железный остов которых был весь изъеден пятнами ржавчины, Акулий Хрящ пояснил: — Теперь время вашей жизни будут измерять они…
Бассейн был устроен наподобие амфитеатра — в виде пяти широких каменных ступеней, уводящих в глубину, но даже выложенное ровными плитами дно хорошо просматривалось в прозрачной воде.
— В Лягушатнике четыре широких ступенчатых яруса, полная глубина — около четырех ростов, и это в два раза меньше, чем в Аквариуме. Что же до морских гадов, с которыми вам придется иметь дело…
Наставник сделал паузу и презрительно хмыкнул, оглядывая лица новобранцев: — Смотрю — уже яйца поджали? Не ссать, свежаки, не ссать — с настоящими взрослыми тварями вы встретитесь мордой к морде только на Игре… На дрессировках пользуют механические рыбьи куклы иль чучела, иначе из сотни свежаков до Игры не дотянул бы и десяток…
— Если ж говорить о гадах, — продолжил урок Риган, — то кортавида-надводники чаще всего резвятся с акулами-прыгунами, химерами-летягами, двукрылыми муренами и разного вида барракудами. Ныряльщикам приходится иметь дело с плащеносцами, морскими змеями, протосфиренами, парусниками, плотоядными скатами-хвостоколами, ракоскорпионами и краками… Порой, чтобы порадовать зрителя, с юга привозят какую-нибудь особо редкую и зубастую зверюшку… Ну, для начала все, хорош сопли жевать!
Сургач устроился в наклонном широком гамаке, позволяя воспитателям и надсмотрщикам вести дрессировку, но не спускал глаз ни с них, ни с порхов, наблюдая за всеми и отдавая короткие приказы. Порхам велели надеть на щиколотки железные, в несколько витков, кольца-утяжелители, похожие на кандалы с разрезом.
— Тяжелые, зараза, — буркнул Бренн, сделав шаг по краю бассейна.
— Самое тошное, что скоро нас заставят таскать их на площадках, — ответил Микко, — еще и обруч железный вокруг пуза навесят…
Бренн вздохнул и вместе с другими спустился на каменный круг первого яруса, где вода доходила до пояса. Колыхание прохладных волн, ласкающих израненное тело, принесло облегчение. Но недолгое. Как лошадей, свежаков заставили бежать по кругу, постепенно ускоряясь. Утяжелители на щиколотках, хоть и стали в воде чуть легче, сильно затрудняли бег. Тех, кто замедлялся, сразу подгонял удар хлыста, вспыхивающий острой болью, особенно когда на кожу попадала соленая вода. Надсмотрщики, стоящие по периметру бассейна, только и ловили момент, когда кто-то их порхов споткнется или обессилит.
Дождавшись, когда порхи измотались настолько, что начали падать даже под кнутом, сургач позволил им отдышаться. Слуги принесли ведра с пресной водой, — морить рабов жаждой Акулий Хрящ не собирался. После недолгой передышки всем велели перейти на второй ярус. Бренн шагнул глубже и ухнул в воду по самый подбородок. Дышать можно было, лишь встав на кончики пальцев и задрав голову. Сверху раздался скрежет, и Бренн увидел, как по мощным стойкам опускается ржавая решетка, на которую до этого никто из свежаков не обращал внимания.
Решетка приближалась. Вокруг раздавались испуганные возгласы и грязная ругань, рабы старались как можно глубже вдохнуть. Неужто опять будут топить! Кроме этой панической мысли, из головы Бренна начисто вылетело все, чему учил Хрящ, — как дышать, когда выпячивать живот, когда поджимать… Он едва успел глотнуть побольше воздуха, как прутья решетки надавили на макушку. Его голова уже находилась под водой, но движение скрежещущей махины продолжалось. Бренн сел на корточки, обхватив колени, но неумолимая решетка не останавливалась… Он скользнул с яруса еще глубже, и железо на ногах и шее сразу потянуло ко дну. Вцепившись в выщербленные края каменной ступени, огляделся — вокруг, как и он держась за камень, зависли десятки парней со стиснутыми ртами и надутыми щеками. И все смотрели вверх.
Горький опыт, пережитый в бочке Загона, как ни странно, ему помог. Пугаться нечего — это просто одно из упражнений для ныряльщиков, а не страшный дошник в подземелье с холодной черной водой. Вокруг светло, рядом — его сотоварищи, он видит блики на прогретой солнцем воде и мелкие светящиеся пузырьки, которые поднимаются к поверхности. А главное — его не будут многократно топить, как в бочке, — ведь это не наказание, а обычная дрессировка. Для всех.
Но решетка все никак не поднималась. Секунды растягивались — казалось, что он висит в воде очень долго. В груди началось жжение. Бренн чуть-чуть выпустил воздух — стало легче, но ненадолго. Не ссать! — приказывал он себе, но сердце билось, как сумасшедшее. От вожделенного глотка воздуха его отделяла железка и небольшой слой воды. В глазах темнело, печь в груди стало невыносимо, еще секунда — и морская вода ворвется в глотку. Также, как в черном дошнике! Секунда прошла — и, тяжело вздрогнув, решетка стала подниматься. Бренн вцепился пальцами в прутья — теперь проклятая железка вытаскивала его наверх — к свету и воздуху.
Самостоятельно дыша, на поверхность поднялись почти все порхи, среди которых были Гайр, Коста и, конечно, ныряльщик Микко. Оставшихся надсмотрщики вытаскивали за волосы, и перегнув через колено, выдавливали из них воду. Одного парня, который сидел с Бренном в камере у Вислоусого, откачать так и не удалось. Шило грязно ругался: — Это сельское дерьмо, которое даже плавать не умело, приволок Зигор. И теперь в двух загонах опять недобор скота — девяносто восемь голов вместо ста…
— Вот незадача, Хис… — спокойно заявил Риган. — Я же давал тебе знак поднять решетку, но ты медлил… и не рассчитал возможности свежаков…
— Ты прав, прав, Риган! Я просто перестарался, — с перекошенным лицом бесился Яппар, не смея возражать сургачу, — но посоветуй, что делать, — иначе ан Хурц заставит меня платить за этого урода! Опять! Подтверди ему, что моей вины нет — должен буду!
Бренн осторожно наблюдал за тем, как высокомерие сползло с костистого лица Шила, как он заискивает перед Джергом Риганом, который с усмешкой смотрел на него и не спешил отвечать.
— Ну что ж, — потянулся Акулий Хрящ, снисходительно глядя на Шило, — пожалуйся Крабу, что Зигор Болли продал ему никудышный товар — деревенщину, а я так и быть, подскажу хозяину, чтоб в следующий раз сержант Болли не продал, а подарил ему двух сильных порхов из своего очередного улова.
— Должен буду! — Яппар кивнул, не решаясь дальше надоедать сургачу. — В Харчевню на разделку! — велел он, с досадой ткнув труп подошвой сапога. Вбив крюки под ребра утонувшего, слуги поволокли его на берег. Кровь еще теплая и живая брызнула на камни, свиваясь в багровые дорожки, тянувшиеся за погибшим.
***
За несколько ночей бесконечного разброда мыслей решение было принято. У него есть два варианта — или стать одним из лучших кортавида, как Акулий Хрящ, и выкупить себе свободу, или все же отыскать способ побега. Удачного побега. Чтобы наверняка. Третий вариант — сдохнуть от перегрузок, захлебнуться в карцере или быть растерзанным зубами тварей — Бренн отбросил, как тухлую рыбу.
После знакомства с Джергом Риганом ростки ночных решений стали обретать некую материальность. Раз за разом вспоминая подробности рассказа Гайра о том, как «выныривал из дерьма» Акулий Хрящ, Бренн осознал — в этом аду можно не только выжить, но и вернуть себе свободу. И даже заработать большие деньги и власть. А раз так, то он просто обязан использовать все, что поможет ему набраться опыта и умений. И не пренебрегать яджу, а постоянно работать с ней. Чтобы в тот самый «нужный» момент начать действовать. Действовать стремительно и без ошибок.