По крутой лестнице Дуги поднимался на «балкон» — верхний ярус под самым навесом, прикрывающим зрителей, как от палящего летнего солнца, так и от зимних ливней. Вокруг толпились мелкие ремесленники и мастеровые, лавочники и портовые грузчики, школяры, солдаты, стражники и мореходы, кухарки, служанки и прочие, кто за небольшие деньги позволял себе подобное развлечение хотя бы раз в месяц. И, конечно, всех простолюдинов грела возможность хотя бы часок-другой поприсутствовать недалеко от высшей городской знати, а если повезет, — то и увидеть и рассмотреть членов королевской семьи, для которых была выделена отдельная ложа. Именно там время от времени появлялся на представлениях Белый Принц в окружении свиты из молодых ноблесс обоего пола.
Места в Казаросса расположены рядами на нескольких ярусах. Каждый предназначен для определенного сословия. Нобили Розстейнар, жрецы высших рангов, профессура Лаарской Академии, главы ремесленных и производственных цехов, а также богатейшие семьи Нижнего города занимали первый ярус, где кресла имели удобные спинки и подлокотники. К своим местам гостей благородной крови провожали служители в форме.
Трибуны второго яруса заполняли представители мелкой провинциальной знати, низшее жречество, обеспеченные горожане, торговцы, известные димеды и врачеватели, офицеры Королевской гвардии и Службы правопорядка, хозяева крупных гостевых домов. Зрители первого и второго ярусов чаще всего пользовались подъемниками, чтобы не утомлять ноги. На трибунах третьего яруса обычно собирались рядовые скорпы, купеческие семьи, небогатые студиозы, аптекари, мелкие торговцы и служители храмов. Причем, каменные скамьи третьего яруса поднимались достаточно круто, что позволяло лучше разглядеть происходящее в Аквариуме. А вот с балкона, где простолюдины смотрели представление стоя, обзор был намного хуже.
Дуги толкали грудастые прачки и торговки, наслаждаясь грубым вниманием матросов, которые то и дело прижимались к раскрасневшимся женщинам. Шло азартное обсуждение достоинств изгибающихся на мостках танцовщиц, пахло крепким дешевым табаком, крепким потом, синюхой и жареной рыбой. Иногда с первых трибун сюда доносились густые сладкие ароматы духов благородных дам и пряных масел жрецов. Вдоль рядов на первых ярусах сновали молодые порхи, предлагая знатным гостям фрукты, замороженные крема, пирожные, напитки и вино. Разносчики, толкающиеся в проходах и на широких лестницах, продавали печеные орехи, эль и сладости, дешевые бумажные веера и воздушные шары.
Но сегодня Дуги чувствовал только глухой стук сердца в ушах и не замечал ничего, уставившись на водную арену Аквариума. Совсем скоро он увидит Бренна, должен увидеть. Морай остался в кузне, и с самой зари без отдыха стоял у наковальни, пытаясь тяжелой работой унять нервное напряжение. — Его номер девяносто девять. Смотри в оба, — вздохнув, велел он. — Ты знаешь, что делать, если все пойдет, как задумано…
Перед Дуги, опершись на барьер, стояли караульные, отдыхающие после дежурства, широкоплечие матросы, мастеровые, и увидеть что-то за их спинами, а, тем более, рассмотреть номер на доспехе живца, было почти невозможно. Но он должен отыскать Бренна среди других… Сунув руку в потайной карман на поясе штанов, Дуги нащупал пару тяжелых монет, и решился спуститься ниже, чтобы купить зрительную трубу. Это было дорогое удовольствие, которое позволяли себе лишь посетители первых ярусов — на эти деньги можно было неделю сытно кормить семью ремесленника из шести человек.
Вполне ожидаемо, что как только он спустился до нижних трибун, его остановил следящий за порядком охранник. С веселой угрозой вглядываясь в лицо простолюдина из Грайорда, он насмешливо оскалил зубы: — Ты чего это тут забыл, парнище? Никак заблудился?
— Я… это, трубу купить хочу… — буркнул Дуги, опасаясь, что не успеет объяснить, почему он оказался у рядов знати, и его просто вытолкают отсюда взашей. Однако бог удачи Перу-Пели оказался в хорошем настроении — за спиной блюстителя порядка как раз проходил слуга с коробом, наполненным зрительными трубами разных размеров.
— Держи, продавала! Я покупаю! — крикнул Дуги, тряся монетами в вытянутой руке. Страж обернулся, а слуга проворно поднялся по ступеням, чуть удивленно оглядывая простолюдина, алчущего потратить деньги на роскошную игрушку. Через минуту Дуги сжимал небольшую — с пол-ладони, но тяжелую трубу в кожаной оплетке с длинным ремешком. Охранник хмыкнул — что взять с придурка — ведь отнимут, а он и глазом моргнуть не успеет.
Но Дуги и сам понимал, что если на балконе увидят такую замечательную вещь — считай, что ее уже у тебя нет. Сначала попросит глянуть один, потом другой, потом — труба пойдет по рукам и готово… Чтобы дорогую штучку не выдернули из рук, поднявшись, он забрался под самый навес, усевшись на один из мощных кронштейнов. И только потом осторожно достал припрятанную трубу и нацелил ее на арену. Труба и правда все здорово увеличивала, без обмана, — у сидящих на нижних трибунах жрецов он легко разглядел нагрудные амулеты, а у дам-ноблесс — кулоны, родинки на щеках и даже темнеющие под тончайшими платьями соски… прямо как у хуср из Веселых домов… А сквозь водную гладь отлично просматривалась яркая разноцветная плитка на дне Аквариума.
***
Вечерние лучи, пробиваясь через полупрозрачную ткань навеса, играли солнечными зайчиками и создавали ажурные узоры на водяной глади и лицах гостей. Живительную прохладу дарили маленькие фонтанчики на трибунах для знати. Они разбрызгивали мелкую водяную пыль, рождая крохотные радуги. Невероятную красоту придумали мастера и декораторы, однако Нут ан Хурц был раздражен, — королевская ложа пустовала. Через связи в Розстейнар Тухлый Краб разузнал, что любитель кровавых зрелищ прионс Лизард на этот раз предпочел посмотреть бои тсаккуров и отбыл со всей свитой в Хатту, а ведь он всерьез рассчитывал на очередное щедрое пожертвование Белого принца в развитие Казаросса.
Кроме того, Игры живцов почтил своим присутствием Верховный жрец — великий Скаах ан Хаар, и это не в шутку напрягало Краба. Однако, поразмыслив, он нашел и повод для довольства — ведь вслед за Отцом Непорочных в Казаросса подтягивались жрецы высших и низших рангов, отягощенные кошелями с серебром и золотом, Дознаватели и Ловчие, а также глупые и азартные эфебы. Ну а как же, — усмехнулся Нут ан Хурц, — требуется не только проявлять показное рвение на службе, но и одобрять увлечения начальства, активно в них участвуя. Похоже, ставок будет много…
Таким образом, приток богатейших представителей Бхаддуара воодушевлял ан Хурца, отсутствие прионса Лизарда — расстраивало, а присутствие Скааха вызывало постоянное беспокойство, похожее на кожный зуд, так как настроение Верховного жреца было непредсказуемым. Изобразив на лице восторженное радушие, Тухлый Краб направился к первому ряду первой трибуны.
***
— Приветствую Владыку тайного и Светлейшего из Непорочных, — обласкали слух Скааха льстивые интонации в знакомом голосе. Помедлив, Жрец неспешно повернул голову в сторону хозяина Казаросса, и с точно рассчитанной степенью благосклонности кивнул, чуть приподняв угол рта с намеком на улыбку. Тухлый Краб, поклонился, демонстрируя приветливую улыбку и сверкая рубинами на зубах, но Жрец продолжал молча смотреть на него через темно-багровые стекла очков. Он ждал, и, скрывая злость, Краб все же довел принятую церемонию приветствия Верховного жреца до завершения.
С тайным злорадством Скаах наблюдал, как широкая жирная спина ан Хурца согнулась в глубоком поклоне, а шишковатая голова от усилий покрылась испариной. Он проследил, чтобы владелец Казаросса согласно традиции коснулся пальцами пыльных плит возле сандалий высокого гостя и затем с почтением приложил их к губам, растянутым в деревянной улыбке. Разогнуться Крабу помогли два молодых порха, поддержав под локти. Десны ан Хурца царапали песчинки, попавшие в рот с грязных пальцев, но Жрец упорно не отводил взгляда, и он не осмелился вытереть губы и пальцы о длинные волосы раба.
Откинувшись в кресле, Скаах взял палку-водило с крюком и резко дернул за кольцо-септум, свисавший из ноздрей стоявшей на коленях невольницы, — вскрикнув от боли, она подалась вперед, упершись ладонями в пол, чтобы Скаах мог уложить ноги на ее голую спину.
— Сядьте рядом, милейший ан Хурц, и развлеките меня беседой, — предложил Жрец, доброжелательно лучась морщинками на лунообразном лице. Тухлый Краб присел на край соседнего кресла, так, что его левая ягодица свесилась с сиденья… Казалось, будто он готов немедля вскочить по малейшему знаку собеседника. Обычно казавшиеся сонными, выпученные глаза ан Хурца сейчас настороженно бегали меж длинных век.
— Вам неинтересно представление, Владыка, — осмелился озвучить свою догадку Тухлый Краб, — да-да, я вас прекрасно понимаю, слабые живцы и страшные хищники — исход схватки предрешен, и вы скучаете…
— Ты решил, что можешь читать мои мысли и настроения, ан Хурц? — растягивая слова, прервал его излияния Жрец. Повисла напряженная пауза, и хозяин Казаросса почувствовал, что готов обмочиться от страха, как грязная хусра во время порки в Веселом доме. Он не видел глаза Скааха за темно-багровыми очками, но ощущал его буравящий взгляд.
— Ну, не стоит так нервничать, милейший, — Жрец снова сменил интонацию на благосклонную, насладившись видом потного Краба, — меня весьма забавляет ваше мероприятие, — продолжал он, перебирая пальцами над персиками, поданными невольницей. Ее бритая голова и тело были покрашены в красно-белые полосы. Мода раскрашивать кожу порхов пришла из Ариании, с восторгом была принята в домах лаарской знати, и особенно часто применялась во время церемоний и празднеств. Поначалу покрытые краской порхи умирали спустя сутки, если их вовремя не отмывали от краски. Но после длительных опытов, проводившихся жрецами-алхимиками, в ходе которых погибла пара сотен рабов, изобрели состав, позволявший порху жить и работать в таком виде на протяжении нескольких дней.
Нут ан Хурц одним из первых понял привлекательность новой моды. И теперь на лестницах возле рядов знати с подносами напитков стояли молодые порхи обеих полов, разрисованные под ягуара, зебру, покрытые змеиным узором, либо просто залитые с головы до ног зеленой, лиловой, голубой или оранжевой краской.
— Должен отметить, ан Хурц, что за те несколько месяцев, которые я не посещал ваши представления, Казаросса стал еще краше… — продолжил Жрец, — еще забавнее… И, как я понимаю, во многом благодаря удивительным механизмам, которые разработали для вас мастера Непорочных?
Круглое добродушное лицо Скааха исказила оголявшая десны и редкие зубы, улыбка, от которой Тухлому Крабу стало не по себе. Он опустил глаза, уставившись на черный матовый камень в золотой проволоке на груди Жреца и вновь согнул в поклоне широкую спину.
— Только лишь благодаря тому, Владыка тайного, что именно вы дозволили проводить эти разработки, — поспешил он удовлетворить ожидания Скааха, польстив его тщеславию. — Ведь без вашей заинтересованности и одобрения мы не смогли бы создавать подобные зрелища, быстро меняя колоссальные объемы воды и массивных декораций. Без многосторонней помощи ваших жрецов, мы не сумели бы держать такое количество молодых порхов в тонусе, повиновении и постоянном страхе. Я стараюсь радовать и удивлять такого почетного гостя, как вы, минрэй, и ваших друзей, конечно…
Ан Хурц изобразил легкий поклон в сторону арианского работорговца, развалившегося в кресле рядом с Отцом Непорочных и похотливо изучавший раскрашенное тело невольницы.
— Продолжайте… — Скаах лениво шевельнул пальцем.
— Радовать и услаждать — мой девиз, — взбодрился Тухлый краб, настороженно следя за изменениями на лице Жреца. — Суть успешной продажи удовольствий — не наскучить и не допустить пресыщения, — вещал ан Хурц, погружаясь в любимую тему, — недопустимо, чтобы удовольствия приедались зрителю. А для этого они должны быть разнообразны и, как бы «подпирать» друг друга, чтобы человек исходил слюной от возможности испытать блаженства самого разного рода. Как дитя, у которого разбегаются глаза в лавке сладостей…
Верховный жрец одобрительно кивнул: — Вы понимаете суть дела, потому и преуспеваете, мой дорогой ан Хурц…
— И сколько же морских тварей выпускают в Аквариум? — полюбопытствовал арианец.
— Больше сотни, минрэй, — растянув щелевидный рот в резиновой улыбке, ответил Краб, — по несколько тварей на каждого живца, чтобы никого из них не обидеть…
— Да-да, не обидеть… конечно, — иноземец захохотал, оглаживая длинную бороду, перевитую множеством золотых цепочек. — И каковы же потери среди порхов?
— Случается, что погибают все живцы — часть в течение боя, часть — позднее, от потери крови и увечий. Но в среднем — от трети до половины новобранцев, — терпеливо объяснял Краб, однако по привычке он не отрывал глаз от лица Скааха.
— И неужели их покупка, содержание и дрессура окупается?! — вскинул густые черные брови гость. — Учитывая, все прочие колоссальные затраты на подобное заведение?
— Обязательно окупается, мой почтенный гость… И доказательство тому — увлекательные представления, которые Театр развлечений Казаросса дарит своим гостям, и которые становятся все интереснее, — велеречиво уклонился от прямого ответа Тухлый Краб и добавил, наклонившись к важным гостям: — После окончания боев кортавида я рекомендую остаться на новинку, мои минрэи…
— Что за новинка? — заинтересовался торговец, энергично поедая крупные жареные креветки в остром соусе и вытирая жирные пальцы о волосы порха.
— Впервые в истории театр развлечений и зрелищ Казаросса представляет Игры Золотых рыбок. — Краб поднял вверх палец, призывая гостей к вниманию. — В роли живцов будут выступать молодые самки, подготовленные нашими опытными дрессировщиками. Сразу тридцать голов. Причем в их боевом наряде предусмотрено обнажение не только ягодиц, как у юношей, но и груди. Признаюсь честно — когда визжащая порха прыгает и скачет по арене, спасаясь от зубов хищных рыб, это выглядит весьма соблазнительно.
— Заманчиво, — причмокнул влажными красными губами торговец. — Каков же возраст женских особей?
— Я лично отбирал крупных половозрелых самок не старше восемнадцати, рослых, с хорошо развитыми формами, которые, несомненно, будут услаждать ваш взор и множить фантазии…
— Что ж — не скрою, я весь в предвкушении, — заблестел глазами работорговец, облизывая толстые губы.
***
Наконец, развлекающие публику артисты покинули легкие арочные конструкции, которые за несколько минут сложились и втянулись в стеновые ниши. Аральдо поднесли к губам огромные, причудливо изогнутые морские раковины, надули щеки, побагровели, и над водной ареной раздался оглушительный протяжный рев.
Дуги задержал дыхание, наблюдая, как вода в Аквариуме забурлила, и с громким скрежетом из нижних и боковых люков стали медленно выдвигаться мощные опоры с металлоконструкциями, образуя сложную игровую зону — Колесо. В центре располагалась платформа с марсом — вышкой и небольшой площадкой для маора — распорядителя игр, а от нее спиральным веером расходились разноуровневые мостки-брусья, которые могли вращаться вокруг платформы. Мостки упирались в стенку широкого барьера, обрамляющего чашу Аквариума, к которому крепились штаги металлоконструкций. На платформе лежали запасные мечи, короткие трезубцы и копья, которые можно было использовать, если в бою живец терял оружие. Правда, до них нужно было суметь добраться.
Зрителей от всех угроз защищала прочная барьерная решетка с крупными ячейками, не мешающая полноценному обзору. За сеткой по всему периметру арены стояли пинчеры-подгонялы, в обязанности которых входило «подбадривать» трусоватых живцов. Прутьями, которые до нужного момента находились в урнах с раскаленным углем, они прижигали задницы парней, если те уклоняясь от боя, задерживались на барьере — подальше от хищных рыб.
Дуги передернуло, когда сквозь прозрачную, пронизанную светом, воду он увидел, как в клетках, расположенных на дне по периметру аквариума, возбужденно закружились темные силуэты. Длительно голодавшие морские гады готовились к пиру.
Маор неспешно прошествовал на платформу и по винтовой лестнице поднялся на марс, усевшись в удобное вращающееся кресло. Располагаясь высоко над ареной, распорядитель мог обозревать всю ее площадь и подавать нужные знаки. Как только маор ударил в старинный бронзовый гонг, извещая о начале Игры, его грозный нарастающий призыв слился с троекратным ревом раковин и возбужденными воплями трибун.
Игра Живцов началась. Дуги приник к зрительной трубе. Под крики публики на барьер друг за другом выходили полуголые живцы с блестящими от масла телами и длинными распущенными гривами волос. Потрясая оружием, юноши пару раз обошли арену, крича во всю глотку: слава генусу Сарэй! Слава Готфриду, слава Элмере Милостивой, слава Бхаддуару! В это время пинчеры, держа наготове раскаленные пруты, внимательно следили, чтобы порхи славили властителей Лаара как можно громче.
По знаку маора юноши остановились на одинаковом расстоянии друг от друга. Вот он! Девяносто девятый! Дуги напряженно смотрел на жилистого, невысокого парня с выгоревшими на солнце длинными вьющимися волосами, падавшими на лицо. Он едва узнавал в нем Бренна. Этот до черноты загорелый порх со злым взглядом прищуренных глаз и жесткой линией рта выглядел много старше своих четырнадцати лет.
***
— Как же хороши эти порхи, — рэя Зильфана с восхищением изучала смуглые, лоснящиеся от масла, тела. — Одно удовольствие смотреть, как развеваются их длинные кудри и сверкает кожа… — Ее ноги, обутые в открытые туфли на каблуках, лежали на обнаженной спине молодой рабыни, принявшей позу собаки.
— Не смеши меня, Зифф, дорогая, — тебя привлекают вовсе не кудри, а упругие задницы этих молодых оголодавших самцов… — усмехнулась ее приятельница рэя Мориган, разглядывая тела юношей в зрительную трубу.
— Ты читаешь меня, как книгу, милая, — Зильфана прищурила глаза, подведенные на арианский манер, так что, стрелки соединялись с концами бровей на висках.
— Тебе не хватает смазливых порхов в доме? Ведь так удобно пользоваться ими для интимных забав…
Ноблесса с раздражением сморщила узкий нос: — Ты наверняка знаешь, — мой супруг, чтобы досадить мне, специально покупает для обслуги только уродливых или кастрированных порхов. Конечно, многие из них выдрессированы для удовлетворения плотских потребностей хозяев, чем постоянно пользуется моя свекровь… чтоб она сдохла во время похотливых утех, старая курица!
От злости Зильфана ткнула острыми каблуками в бок стоящую на четвереньках порху. Девушка от неожиданности вскрикнула, и рэя раздраженно ударила ее по бритой голове сложенным веером.
— Не шевелиться! Не издавать звуков! — приказала она резким визгливым голосом, и продолжила интересующую ее тему, изучая покрашенного в розовый цвет раба, стоящего на ступенях с блюдом сладостей: — Но ты же понимаешь, Мориг, это совсем не то, что использовать свежего, не оскопленного порха с гладкой кожей, ощущая под пальцами его напряженный орган.
— Тогда я тебя порадую, — рэя Мориган повернулась к подруге, — затейник ан Хурц придумал в Казаросса нечто новенькое. Теперь не только в мужские ложи, но и в женские — за небольшую плату выпускают красивых дрессированных порхов любого пола для ублажения гостей прямо во время представлений. Чтобы раб приступил к своей приятной работе, нужно просто дернуть за цепь в септуме меж его ноздрей.
— Какая прелесть! — оживилась рэя Зильфана и ее изящные ноздри затрепетали.
— Умерь свою плотоядность, Зифф. Потерпи — порхов приведут, как только в Аквариуме появится первая кровь. Владелец Казаросса отлично знает, что подобные зрелища сильно возбуждают половые фантазии, и умело извлекает из этого прибыль.
— Да он мастер своего дела! Значит, сегодня, Мориг, мы с тобой позабавимся с порхами на воле, а не в четырех стенах среди одних и тех же надоевших лиц и тел. Хорошо, что я не взяла сегодня с собой дочь — в двенадцать лет рановато подвергать ее искушению.
— Думаю, что зря не взяла, Зифф, — лениво возразила рэя Мориган, — она вполне зрелая дева, и наверняка ее уже пару лет удовлетворяют языки умелых домашних кастратов.
— Меня не слишком беспокоят ее девичьи забавы, Мориг, лишь бы она сохранила целостность до замужества, чтобы предстать невинной перед супругом. Как только ей исполнится тринадцать, я собираюсь выдать ее замуж… И с очень большой выгодой — на Юлию уже давно поглядывает двоюродный дядюшка моего супруга — почтенный рей Номмар. Неслыханно богат, неимоверно… — рассеянно заметила ноблесса, что-то прикидывая в уме…
Насколько знала Мориган, дядюшке супруга рэи Зильфаны было уже далеко за семьдесят, но он считался весьма неутомимым жеребцом, пользуя домашних рабов обоего пола. Конечно же, благодаря драгоценными снадобьями врачевателей Ордена. В глубине души она посмеивалась над подругой. Как это жалко — зависеть от денег супруга, плотских потребностей, да еще и спихивать едва достигшую совершеннолетия дочь в тошнотворные объятия сладострастного старика… Фи! Гадость какая…
***
Бренн старался успокоиться, размеренно дыша. Его наспех составленный план был прост — первый шаг — уцелеть в Игре, второй — вырвать свою жизнь из пасти сквида, а дальше… а дальше он что-нибудь придумает. Несмотря на глухое отчаянье, в сердце теплилась робкая надежда. Он был готов драться в врагами в зверином и человечьем обличье также яростно, как урхуд бьется за свою жизнь с окружившими его плотной стеной безжалостными Ловчими.
Присев на барьере, живцы несколько раз плашмя ударили по водной глади мечами. Игра! Игра! Игра! — орали парни, грязно ругаясь и распаляя в себе злость, чтобы подавить ужас перед надвигающейся смертельной угрозой. И в ответ на их яростный призыв из клеток выскользнули десятки стремительных хищных теней. Огибая опорные мачты подъемной конструкции, голодные рыбы быстро поднимались навстречу вопящей добыче.
Трибуны возбужденно подвывали. Напряжение достигло предела.