Отсюда ходят поезда в Мюнхен, причем с остановкой в Дейзенгофене. Но следующий поезд будет только через два часа.
Уже совсем темно. Вокзал и привокзальное кафе закрыты. На платформе дует холодный ветер. К счастью, замечаю огни ближайшей бензоколонки.
Там хотя бы можно купить лимонаду.
Возвращаюсь в гостиницу уже заполночь.
Утром я простужен.
– Это не годится, – говорит Шуберт. – Нашел время болеть! Ты нам как раз сейчас нужен. Завтра приезжает делегация российских бизнесменов. Возможно, понадобится твоя помощь. Ты должен быть в хорошей форме. Никуда не ходи сегодня, прими на ночь горячую ванну.
– В гостинице нет ванны.
– Тогда выпей горячего чая с малиной. Хотя, тебе негде его разогреть. Ну, тогда выпей коньяку.
Весь вечер сижу в гостинице и пью коньяк. Обидно. День хороший, внизу шум, а надо лечиться. Ложусь спать рано. Очень мешает заснуть самодеятельный хор, который весь вечер репетирует на первом этаже.
Готовятся, наверное, к какому-нибудь выступлению на Октоберфесте.
Российская делегация довольно большая. Все солидные бизнесмены.
На переговорах я немного помогаю их переводчице с техническими терминами. Разговор идет довольно вяло: в России кризис, денег ни у кого нет, не время сейчас покупать что-то.
В перерыве слышу, как один представитель Фирмы мрачно говорит другому: "Знаю я, зачем они приехали. На Октоберфест хотят сходить на халяву".
После переговоров россиян ведут на экскурсию по испытательному полигону. Тут весь перевод доверен мне.
Экскурсовод очевидно очень гордится своей фирмой, говорит взволнованно и гордо: "Здесь вы увидите новейшую технику, которую мы поставляем всему миру. Здесь мы испытываем новое оборудование и отрабатываем методики работы с ним, отсюда мы оказываем помощь нашим клиентам, где бы они ни находились".
Мы проходим в огромный зал, заставленный одинаковыми шкафами, на каждом из которых висит табличка с названием города, страны и фирмы.
"Продавая технику какой-либо фирме, мы ставим в этом зале ее точную копию. В случае если у клиента возникают трудности или вопросы, мы легко можем в любое время воспроизвести его проблему, поскольку у нас всегда есть точно такое же оборудование, как и у клиента".
– Ух ты! Плоский монитор! – говорит один из россиян, показывая на экран компьютера, стоящего на столе у окна.
– Что он сказал? – спрашивает меня экскурсовод.
– Он говорит, техника у вас очень современная.
– Это верно, – с гордостью говорит экскурсовод. – Именно здесь разрабатывается самая современная техника.
После экскурсии начинается самое важное – все идут на Октоберфест.
Для нас заказан столик. Кроме меня и российской делегации тут же начальник моего отдела и начальник московского филиала Фирмы.
Похоже, он значительно моложе меня. Надо же! Такой молодой, а уже такой большой начальник.
– А ты Ельцина видел? – спрашиваю я его после третьей кружки.
– Видел.
– И какой он?
– Ничего особенного. Человек как человек.
– Это ты брось. Как это ничего особенного? Ты так про нашего любимого президента не говори. У тебя свой есть – про него такое говори.
– И за что же вы его так любите? – ехидно спрашивает московский начальник.
– Любовь зла… – отвечаю я, и вдруг понимаю, что не знаю, как это сказать дальше, и поспешно меняю формулировку. – Любят не за что-то, а просто так. За то, что он есть. Другого-то нет все равно.
– А вы его поменяйте.
– Вот своего и меняй. Выдумал тоже. Нам и этого хватит. А правда, что он громадного роста?
– Да, высокий. Что так медленно пьешь?
– Да надоело мне это пиво. Только что дорогое, а так ничего особенного. Может водки?
– После пива?
– После можно, до нельзя. Что ты как не русский?
– Я и есть не русский.
– Нашел чем хвастаться.
Дело движется к вечеру. Уже совсем темно. Находим туалет. На него указывает стрела сидящего на горшке Амурчика, вырезанного из жести.
Непривычно убогое для Германии заведение. Просто деревянная стенка с желобом внизу.
Идем в метро. "У вас есть, чем заплатить?" – спрашивает начальник отдела.
Россияне достают из карманов по пачке тысячных купюр.
"Не надо этим в метро размахивать, – говорит начальник отдела, обретя дар речи. – Я сам за вас заплачу".
– Это у них денег нет, – ехидно замечает московский начальник.
– Денег нет, – говорю я. – Валюта не деньги.
Они садятся в поезд. Мне в другую сторону.
На пересадочной станции полно народу. Кажется, на время Октоберфеста население Мюнхена удвоилось.
Какой-то молодой человек обращается ко мне на незнакомом языке. Из того, что он сказал, я понимаю только слово "сигарета". Протягиваю ему пачку Космоса.