— Эй, куколка, тебе капнуть? — крикнул он в гостиную. Клер ответила положительно, и Деррик достал третью баночку. Затем плеснул во все три шампанского и пригасил поднявшиеся пузырьки замороженной водкой, густой, как сироп. — Клер называет это польским коктейлем, — сказал он, протягивая Бобу его порцию. — Ее семья родом из Польши, а они там ребята серьезные. Я если выпью таких парочку, утром башка разламывается, а она может их весь день метать, и хоть бы хны.
Они вернулись в гостиную, и Боб сел на тахту. Деррик примостился на ручке кресла, обняв Клер за плечи.
— Чем занимаетесь, Боб? — спросила Клер.
— Да вроде как в бесплатном отпуске, — сказал Боб. Он глотнул из баночки, и по его животу разлился кисловатый жар. — Наверно, скоро опять буду плотничать, как раньше.
— Случилось что-нибудь? — спросила Клер.
— Дал маху с одной лестницей, и меня попросили на выход. Ну я и решил, что надо передохнуть и заодно обмозговать, что да как.
— Странно, — сказала Клер. — Из-за лестницы увольнять? Тоже мне, нашли повод.
Боб объяснил, что лестницу построить не так просто, что надо делать все ступеньки в точности одинаковой высоты — получится разница хоть в одну шестнадцатую дюйма, и люди будут спотыкаться.
— А я, сам не знаю с чего, взял и выпилил среднюю на шесть дюймов вместо восьми, какое-то затмение накатило. Потом старик, хозяин дома, приехал проверять работу. Спускался по этой лестнице, хлоп — и упал, свалился до самого низу да еще ногу сломал. Тут явился адвокат с рулеткой, померил — и привет, в смысле до свиданья.
— О чем я всегда и говорила, — сказала Клер. — Только в Америке человек может разбогатеть благодаря тому, что у него не хватает мозгов пройти по лестнице.
— Если честно, я не особо возражал, — сказал Боб. — Кость у него торчала так, что мороз по коже.
Клер поморщилась.
— Все равно.
Боб осушил баночку и поставил на стол.
— Ладно, спасибо, — сказал он. — Пожалуй что, побегу.
— Слушай, да ты только пришел, — начал было Деррик, но в этот момент на кухне зазвонил телефон, и он отправился туда. Клер окунула в свою баночку палец, а потом сунула его в рот. На тыльной стороне ладони у нее был шрам с рваным краем — розовый и нежный, он четко выделялся на коже цвета тушенки.
— Останьтесь, перекусите с нами, — сказала она. — В меню яичница и котлеты из лососины.
На пороге кухни появился Деррик с трубкой беспроводного телефона. Он говорил в нее громким профессионально-уверенным голосом.
— Как-как? Вы хорошо посмотрели? Головку видно? Ага, понял. Красная или беловатая? Ну, это нормально. Похоже, дело на мази. Выезжаю. — Деррик вошел в гостиную. — Надо смотаться через мост, — сказал он. — Вытащить кое-что из лошадиной пиписьки.
— Что? — спросил Боб.
— Жеребенка, надеюсь.
Прежде чем уехать, Деррик показал Бобу, куда идти, чтобы спуститься к морю. Стало гораздо жарче, и расплывчатое солнце горело в сером небе, как прожектор за простыней. Боб прошел через пересохший палисадник и с треском продрался сквозь высоленные кусты. Потом пошлепал дальше в своих тапках, слегка одуревший после выпитого, чувствуя, как надвигается головная боль от перегрева. На верху цепочки крутых дюн он остановился и посмотрел на воду. Она лежала внизу зелеными и синими пластами, в разбросанных там и сям нашлепках ветряной ряби, похожая на гигантское медное блюдо. У подножия гряды был длинный и гладкий каменный язык, который выдавался в море на пару сотен метров.
Боб начал спускаться, но здесь склон тоже был крутой, и ему пришлось просто съехать по нему на пятой точке. По дороге он набрал в шорты песку, а между пальцами ног у него застряли пасмы прибрежных сорняков.
Он побрел по каменной косе. Ветерок развеял сырую духоту дня и осушил пот на его лице и груди. Он глубоко вдохнул соленый воздух, наслаждаясь чистым, бодрящим покалыванием в легких. Потрогал длинную траву, колеблющуюся в воде, как женские волосы. Присел на корточки, чтобы получше разглядеть морских желудей, которые слепо загребали перистыми усиками невидимую добычу.
Недалеко от конца косы Боб чуть не наступил в наполненную приливом расщелину. Она была большая, как ванна, и такая глубокая, что он не различал дна. К ее краю прилепилась парочка малиновых морских звезд. Он их выудил. Они были твердые и немножко колючие, но симпатичные на вид. Боб подумал, что прибьет их куда-нибудь для красоты, и положил свою добычу в футболку, оттянув ее снизу. Уже собравшись двигаться дальше, он заметил в синей глуби бассейна еще кое-что — великолепную рыбу фунтов четырех весом, почти такого же темно-синего цвета, как вода. Она просто висела там, мягко шевеля ярко-желтыми плавниками. Это была рыба не из тех, которых едят, а из тех, на которых смотрят, — в зоомагазине такие продаются за хорошие деньги. Боб положил звезд на камни. Потом склонился над бассейном и опустил туда руки. Рыба не шелохнулась даже тогда, когда он подвел под нее растопыренные пальцы, но стоило ему попытаться схватить ее, как она метнулась к дальнему краю расщелины и вновь замерла, вяло пошевеливая плавниками.
Он пополз к рыбе, огибая бассейн с восточной стороны, чтобы не отбрасывать на него тень. Потом снова опустил руку в воду, но не стал сразу кидаться в атаку. Опершись на край расщелины левой рукой, он наклонился и дал струйке слюны вытечь изо рта. Белая бусина упала в воду; чудесная рыба оживилась. Поразмыслив минутку, она подплыла и съела слюну. Наверно, подумал Боб, она оголодала в этой дыре — это объясняло ее апатичность и то, с какой охотой она теперь кружила прямо у поверхности, дожидаясь, пока с неба упадет еще одна порция ланча. Боб опять плюнул, и жадная рыба проглотила угощение. Тогда он собрал из глубины горла роскошный шматок и опустил его к воде на тонкой ниточке. Рыба застыла в ожидании. Когда плевок достиг поверхности, Боб подвел ладонь под брюхо доверчивой рыбе, рванул и, к своему изумлению, выбросил ее наружу. Она запрыгала по камням, и Боба охватила паника. Он содрал с себя футболку, окунул в воду и, накинув на бьющуюся рыбу, сгреб ее в охапку. Затем со всех ног побежал к дюнам, прижимая к себе запеленутую рыбу, которая извивалась и колотила его по груди. Это было сильное, полное жизни ощущение, и у Боба мелькнуло в голове, что беременные женщины, возможно, чувствуют то же самое, когда у них в животе брыкается ребенок.
Он рысцой пересек двор Деррика. Клер в купальнике сидела на бетонном крыльце. Она помахала ему, и он крикнул что-то в ответ, но не остановился. Он бежал со шлепанцами в руке и ругал острые ракушки под ногами.
Примчавшись домой, он пинком распахнул сетчатую дверь и вывалил рыбу в аквариум. Она опустилась вглубь, а потом медленно всплыла наверх, глядя на Боба невидящим глазом.
— Ну-ну. Так не пойдет, подруга, — с суровой жалостью сказал ей Боб.
Он сунул под нее руку и привел грязную воду в движение, прогоняя ее сквозь жабры. Скоро рыба опять зашевелилась. Тогда он вынул бутылочку из-под тоника и дохлую мышь и бросил их на пол. Рыба, потерявшая на камнях кусочек своего нежного хвоста, равнодушно подплыла к краю аквариума и принялась глодать укрепленный в углу столбик.
Взяв жестяной ковш, Боб как половником вычерпал им почти всю старую гнилую воду, оставив только чуть-чуть, чтобы рыба не задохнулась. Потом убрал оттуда весь остальной мусор — бутылочные крышки, голову куклы и два с лишним доллара мелочью. Потом он нашел на кухне большую кастрюлю и натаскал из моря чистой воды. Это заняло у него сорок пять минут — снова и снова лазить по дюнам с кастрюлей, которая все время норовила расплескаться, — но когда аквариум наконец оказался полон, Боб отступил от него и залюбовался, довольный.
Рыба плавала ровными кругами и, похоже, не обращала внимания на крошечных белых рачков, попавших в ее новое жилище вместе с морской водой. Швы еле заметно подтекали, и Боб тщательно законопатил их герметиком, найденным под раковиной. Потом он прогулялся в ближайший магазин и купил рыбьего корма двух сортов. Принеся его домой, он насыпал в аквариум по щепотке того и другого, чтобы проверить, какой понравится его рыбе больше.
Вечером он одолжил у Деррика и Клер раскладушку и поставил в гостиной. Взял лампу, приладил ее за аквариумом и включил. Ему не нравился этот дом, пропахший давно съеденной едой, звенящий насекомыми, которых заносило ветром в окна без сеток. Лежа в постели и дожидаясь сна, Боб смотрел, как его рыба, такая большая и безмятежная, парит в подсвеченной воде, и чувствовал, как к нему в душу нисходит покой. Некоторое время рыба медленно плавала вдоль стеклянных стенок и косила на Боба круглым глазом в золотом ободке. Потом она вдруг замерла посреди аквариума, содрогнулась и стала выдувать изо рта полупрозрачный белесоватый пузырь. Боб сел на своей койке, завороженно глядя на нее. Пузырь дрожал в воде, но не лопался. Когда он вырос до размеров баскетбольного мяча, рыба скользнула внутрь и как будто заснула.
Утром Боб вышел в патио. Выглядело все это безнадежно. За то мизерное вознаграждение, которое туманно обещал Рэндалл, не стоило возиться даже с прополкой, а уж о том, чтобы вынимать плиты и мостить дворик заново, как предлагала инструкция, и речи быть не могло. И все же он решил выдернуть пару сорняков, чтобы после обеда с чистой совестью сидеть на берегу и глазеть на волны.
Работая, он начал злиться — сначала на Рэндалла, который за шесть лет, прошедшие со времени покупки дома, разве что махнул здесь метлой разок-другой, а потом и на себя — за то, что впервые с давних времен его вынудили заниматься таким идиотским делом. Боб вместе с товарищами построил пять домов, от фундамента до крыши. Он смастерил дом и для них с Вики, и когда она увидела его законченным, то прямо-таки засияла от радости. Какая у них была замечательная, правильная жизнь! И до какого позора он докатился по своей же вине: ползает на четвереньках, точно животное, выдирая из земли колючки и какую-то дрянь с желтыми ягодами, от которых руки воняют гнилыми зубами, сверху печет солнце, а рядом нет никого, кто бы посочувствовал ему, исцарапанному с ног до головы, и принес попить чего-нибудь холодненького.
Когда все сорняки были уничтожены, никакого удовлетворения это не принесло. Дворик сделался поопрятнее, зато бугры, образованные древесными корнями, теперь так и лезли в глаза. Бобу стало обидно за потраченные зря усилия, и вопреки своему первоначальному намерению он принялся за плиты. Выворотив их и отложив в сторонку, он атаковал корни — молодые, посветлее, рвал голыми руками, а самые толстые, сосновые, рубил ржавым топором Рэндалла. Это заняло у него чуть ли не целый день, и под вечер, когда Боб закончил работу, все тело у него ломило, а лицо и руки прилично обгорели. Он пошел в дом и разболтал в воде из-под крана пакетик старого фруктового концентрата, но ему даже не удалось отбить ее сернистый привкус. Потом он отправился на берег, прихватив с собой кастрюлю. Деррик был у себя во дворе, и Боб пожалел, что не обошел его дом с другой стороны. Увидев Боба, Деррик встал с кресла, в котором сидел, и призывно замахал ему. На нем были зеленый пластиковый козырек и самые куцые джинсовые шорты, какие Боб когда-либо видел на мужчине.
— Эй, дружище! — сказал Деррик. — Куда собрался?
— Хочу малость помочить ноги, — ответил Боб. — Весь день вкалывал, как негр.
— Чего делал?
— Говно убирал.
— Звучит оптимистично, — сказал Деррик. — А я встал в пять утра — накладывал кисетный шов свинье с выпадением прямой кишки. Кастрюля-то тебе зачем?
— Не знаю, — сказал Боб. — Думал, может, выловлю там какую-нибудь живность.
— Ясно. Погоди-ка. — Деррик зашел в дом и принес оттуда выцветший зеленый сачок с алюминиевой ручкой. — Держи. Давай я с тобой пойду, не против?
Боб пожал плечами.
Они съехали по дюнам и выбрались на косу. Солнце было оранжевое и скользкое на вид, как консервированный персик. Боб потрогал ногой мягкую воду.
— Я пошел, — сказал он, расстегивая ремень.
Деррик отскребал с камня какое-то пятнышко и отреагировал не сразу.
— Куда? — спросил он. — Купаться?
— Да, — ответил Боб. Он сбросил шорты и побрел в море.