ВИТЕК. Та, которую писатель сейчас курочит. Олек?
ОЛЕК. Да?
ВИТЕК. А твой старик жив еще?
ОЛЕК. Жив. А что?
ВИТЕК. А где он сейчас?
ОЛЕК. Как это где? В Желязoвой Воле.
ВИТЕК. Олек?
ОЛЕК. Ну?
ВИТЕК. А твой отец когда-нибудь мечтал?
ОЛЕК. Это о чем?
ВИТЕК. О том, что ты, его сын, Олек, будешь красить пятикомнатную квартиру в Нью-Йорке. На Пятой авеню.
ОЛЕК. Мой отец мечтал, чтобы я стал пианистом.
ВИТЕК. Пианистом?
ОЛЕК. Пианистом. В нашей округе все отцы хотели, чтобы их сыновья стали пианистами.
ВИТЕК. Это почему же?
ОЛЕК. Потому что один тип из Желязовой Воли сумел заработать на пианино огромные бабки.
ВИТЕК. А как его звали?
ОЛЕК. Шопен.
ВИТЕК. А-а, я что-то слышал. Правда, ксендз Гулла на Гринпойнте говорил, что ни хрена он не заработал. Просто жил со старухой- француженкой и спал с ней за шамовку.
ОЛЕК. Да? Про это отец не говорил.
ВИТЕК. Эх, Олек. Ты что же, гад, делаешь. (Это по поводу покраски.)
ОЛЕК. Но у меня ни так, ни так не получилось бы. Играл я плохо. Да не переживай ты. Я потом подровняю.
ВИТЕК. А ковер надо бы скатать.
ОЛЕК. Эту тряпку? Да зачем?
ВИТЕК. Ковер-то персидский.
ОЛЕК. Ну и что?
ВИТЕК. Персидский ковер и должен выглядеть как тряпка, в этом весь смак.
ОЛЕК. А если женщина влюбится?
ВИТЕК. И что?
ОЛЕК. Тогда волосы не отрастают?
ВИТЕК. Что-то не слышал.
ОЛЕК. Я тоже.
Слышны громкие трески и грохот как от падающих предметов.
ОЛЕК. Книжная полка?
ВИТЕК. Скорее, тот большой Пикассо
ОЛЕК. Этот твой писатель...
ВИТЕК. Что опять такое?
ОЛЕК. Не доверяю я ему.
ВИТЕК. Ты уже говорил.
ОЛЕК. Да я сейчас не про то, что он стукач. Я о том, что мебель его не любит.
ВИТЕК. А-а, чего там. Просто он нескладный какой-то. Обе руки -левые...
ОЛЕК. Да я не про то.
ВИТЕК. А про что?
ОЛЕК. Была у нас одна женщина...
ВИТЕК. Где?
ОЛЕК. В Желязовой Воле.
ВИТЕК. Пианистка?
ОЛЕК. Нет. До какой мебели ни дотронется, та сразу -- на куски разваливается. А потом оказалось, что она лесбийка.
ВИТЕК. То есть, лесбиянка?