— Будя, брось, не замай! — закричал Василий Петрович, замахиваясь костылем на Чекушева, — за что ты его!..
— Так я злодей своим детям?! Я… — хрипя и задыхаясь, кричал Чекушев и ухватил сына за рубаху возле горла.
— Брось, говорю! — угрожающе кричал сторож. И все зашумели кругом, но никто не решался схватить за руки воинственного родителя. Он снова размахнулся колом.
— Да беги ты! Чего стоишь дурак дураком! — кричал плачущий женский голос младшему Чекушеву.
Он рванулся, но не побежал, а схватил отца за руки.
— Убью! — хрипя и ругаясь, стараясь вырвать руки, закричал Кондрат.
Но сын вцепился в них молча, крепко, точно замер, с стиснутыми зубами, и в молодой, напряженной фигуре его чувствовалась вся сила ненависти и мстительной жажды, накопленной годами былых и свежих обид. Отец на вид был тяжелее, сильнее, но он уже явно выдохся, выбился из сил, и сквозь плюющую в воздух ругань слышно было его тяжелое, свистящее дыхание.
— Убью! Уйди, убью!.. — выталкивал он из себя угрожающие крики.
Но видно было, что мочи уж нет, уже ничего не может сделать, смешны и жалки усилия его вырвать стиснутые, затекшие руки. Сын подержал его еще с минуту, потом слегка встряхнул, как мешок с мякиной, и сдавленным голосом, голосом победителя спросил:
— Н-ну?.. будешь?..
— Убью!..
И среди веселого улюлюканья, гомона и смеха толпы до меня донеслись вдруг странные, визгливо-тявкающие звуки: рыдал Кондрат Чекушев, бессильный и опозоренный, рыдал человек, ведавший блеск власти и почти неограниченного могущества, а ныне упавший до уличного посрамления…
Я ушел, не дождавшись конца драматического зрелища. И после очень жалел: это был последний выход Чекушева. Наутро разнеслась весть, всех поразившая своей неожиданностью: Кондрат Чекушев повесился. Выдернул кольцо, ввернутое в потолок в горнице — давно, когда приходилось еще вешать детскую зыбку, — приладил это кольцо в чулане и захлестнул себя поясным ремнем…
Кажется, добровольным уходом своим из жизни он никому не причинил огорчения. Удивлялись: как человек решился на такое дело? Какую сложную и обдуманную подготовительную работу сделал! Но не слыхал я, чтобы кто-нибудь вздохнул или пожалел.
Встретил Устина, — он был на похоронах.
— Я отдьяковал! — сказал он почти весело, — помянул… выпил с друзьями…
— Что ж, поплакали? — спросил я.
— Нет. Никто не потужил. Жена, правда, шла за гробом, голосила: «И что ты, мой болезный, раньше не удушился, все бы, может, и я человеком была… А то сделал калекой на всю жизнь, куда я гожусь теперь?..»
Устин был-таки навеселе и, видимо, шутил. Даже из приличия не имел удрученного вида.
— Одно: говорят, каждую ночь к бабам является в избы… Прилетит, сядет на трубу и сидят… Чертей этих на нем, говорят, как г<ряз>и!.. Теперь до шести недель шататься будет, — ничего не поделаешь… Ладаном только спасаться да святой водой на ночь кропить… А то одолеет!..
И лишь тут только, на одно мгновение, задумался, чуть-чуть закручинился Устин:
— Эх, Кондрат, Кондрат!.. Какая туша была и… черту бараном стал!..
Общее имя старообрядцев поповщинского согласия, кот. принимают священников, поставленных православными епископами, но перешедших к раскольникам для исправления треб. С 1666 у раскольников не было ни одного епископа; скоро не стало священников, рукоположенных до реформ Никона. Пришлось принимать «бегствующих» от православной иерархии, с кот. раскольники прекратили общение как с неправоверующей. Беглых священников являлось очень много, несмотря на преследования правительства. При Екатерине II и Александре I преследования прекратились. При имп. Николае преследование беглых священников возобновилось (Брокгауз).
Рыбалка — рыбак (ДС).
Осторновать — окружить (ДС).
Гомонеть — громко говорить (ДС).
Поджижка — растопка (ДС).
Старец — нищий (ДС).