- А все-таки что такое правда? - уперся Янка.
- Если Христос не сумел ответить Пилату на вопрос, что есть истина, так что я тебе скажу? Правда - это, брат, то, во что ты веришь так, что и других заставишь поверить в это.
- Гм! - покачал головой Янка. - Замысловато и неопределенно. "Це дiло треба разжуваты", как говорят украинцы.
- Беда наша, Янка, в том, что мы недостаточно образованны, чтобы критически отнестись к программам различных политических партий.
- В них сам черт ногу сломит, - заметил Янка. - Слушаешь одного оратора - и кажется, что он говорит правду. А послушаешь другого, более красноречивого, который начнет опровергать первого и доказывать правоту своих взглядов, - и выходит, что правда на стороне этого другого... Может быть, и правда, что такие колебания есть результат небольшого образования, согласился Янка, но тут же перебил себя: - Нет, братец, не в образовании дело! Вот кадеты очень образованные люди, это все профессора, адвокаты, редакторы газет и журналов, так неужто идти за ними и признать, что они говорят правду?
- Не стоят кадеты того, чтобы говорить о них даже в моей Смолярне, сказал Лобанович. - Дело в том, что кадеты - монархисты, хотя окраска у них несколько иная, чем, скажем, у октябристов или других подобных партий. Раз они стоят за монархию, какую бы там ни было, то цена им ломаный грош!
- Что правда, то правда, - согласился с другом Янка. - Все же большинство партий сходится в одном: они стоят за то, чтобы скинуть царя. Если же это так, то я согласен идти с ними в ногу и беру от них все, что способствует гибели царя и самодержавного строя. В данном случае я похож на пчелу, которая собирает мед с разных цветов, лишь бы только полнее был улей. Вот они, эти цветики!
Янка вынимает из-за пазухи пачку прокламаций, свернутых в трубку.
- Прежде всего, - говорит Янка, - надо отнести их в лес и спрятать в нашем тайнике.
Лобанович взял прокламации.
- И ты не боишься носить их? - спросил он, подмигивая Янке.
Янка засмеялся.
- Бог не выдаст, свинья не съест! А если бы меня остановили и обыскали, я сказал бы: "А я как раз иду в полицию - недозволенную литературу нашел!"
- Так бы они тебе и поверили!
- Ну что ж, купил не купил, а поторговаться можно, - в том же тоне ответил Янка.
- Это тоже правильно. Но думал ли ты, собирая вот эти "цветочки", что среди них могут быть и отравленные?
- Пока что об этом не думал. Я, брат, исхожу из принципа: что бог дал, то клади в торбу. Будет удобная минутка - переберем их и тогда отделим плевелы от пшеницы. Плевелы сожжем, а чистую пшеницу положим в житницу, как учит Христос.
- Здорово усвоил ты евангельскую науку, - пошутил Лобанович.
- Без бога ни до порога.
- А с богом хоть под пень-колоду, - в тон приятелю добавил Лобанович, намекая на потайной склад запрещенной литературы в лесу, под корнями вывернутой старой ели.
Приятели хорошо поняли друг друга и направились в лес, к заветному тайнику.
VII
Почти каждую субботу перед вечером, когда Лобанович отпускал своих учеников домой, Янка Тукала приходил к приятелю в Смолярню. Янка любил тишину и покой, царившие в глухом лесном уголке, где проводил занятия Лобанович. Встречи друзей всегда были желанными, радостными и веселыми. Янка то и дело восхищался пристанищем своего приятеля:
- Здесь, брат, словно у Христа за пазухой и не видишь ни одной полицейской рожи. Прямо рай!
Обычно Янка приносил какие-нибудь новости, интересные книжки, раздобытые в местечке, слухи, связанные с политическим положением в России, вести о намерениях прогрессивных людей - имена их не назывались - издавать новые газеты, журналы. Рассказывали - небывалое дело, - будто готовится выпуск белорусской газеты. Все эти новости приятно волновали друзей и служили богатой пищей для разговоров. Беседы часто тянулись за полночь, когда приятели уже лежали в жесткой крестьянской постели под одним одеялом. Разговор нередко превращался в обычное фантазерство, в придумывание смешных, невероятных историй, ситуаций. Приятели искренне заливались молодым, беззаботным смехом. По этому поводу Янка однажды заметил:
- Я никогда так весело не смеялся, как теперь, когда потерял школу и скитаюсь один, как волк, по, глухим дорогам.
- Вот это и хорошо, Янка, - поддержал его Лобанович. - Смех не грех, а голову не вешай.
- Но, смотри, брат, чтоб не пришлось нам плакать.
- Если наступит такое время, так что же, и поплачем. Слезы, говорят, очищают человека.
- Пусть лучше наши враги плачут, - отозвался Янка.
Когда после таких вечеров и ночлегов приятелям приходила пора расставаться, Янка постепенно становился молчаливее, замыкался в себе и вся его веселость исчезала.
- Что зажурился, дружок? - спрашивал Лобанович.
Янка словно пробуждался от сна, поднимал на приятеля серые задумчивые глаза.
- А чего мне журиться? - говорил он. - Женки нет, дети дома не плачут, да и дома нет. Я свободен, как ветер в поле. Так чего журиться?
- Нет, брат, не хитри! Признавайся, говори правду!
Янка принимал театральную позу и трагическим голосом восклицал:
- Правда может убить человека, если она не вовремя открывается!
- Кто тебе сказал это?
- Такую фразу я вычитал у Артура Шницлера! - ответил Янка и уже своим обычным голосом добавил: - Умеют же люди выражать такие интересные мысли! Почему они не приходят в мою голову!
- Если бы ты поставил перед собой задачу выдумывать такие изречения-афоризмы, то, может, они у тебя получились бы не хуже, чем у Шницлера.
- Черт его знает! Разве попробовать? - согласился повеселевший Янка.
Он еще более повеселел, когда Лобанович вдруг выразил желание прогуляться вместе с ним в Столбуны.
- Вот это голос! Почему не сходить? - подхватил Янка. - Я, может, потому и зажурился, как ты говоришь, что пришло время расставаться с тобой. Может, на почте и письма будут для тебя, - соблазнял он друга.
А Лобанович и сам думал о письмах, но приятелю сказал:
- Без тебя и мне одному тоскливо.
Они собрались и вышли из усадьбы лесника.
- Я поведу тебя новой дорогой, по которой ты еще никогда не ходил. Правда, будет немного дальше, зато новые картины развернутся перед тобой, сказал Лобанович, поворачивая влево от переезда.
- Ну что же, давай! - отозвался Янка. - Я люблю все новое, невиданное и все, что удлиняет дорогу.
Вышли в Темные Ляды, с версту шли вдоль старого елового леса, круто повернув направо. Лобанович часто останавливался, обращал внимание Янки на интересные места.