- Го-о-о, братцы мои, устал!
Лобанович с Садовичем, взглянув на живот Тараса Ивановича, не удержались:
- Ну, братец, и живот же у тебя! Должно быть, на десять тысяч учителей другой такой не отыщется.
Вместо ответа Тарас Иванович самодовольно похлопал рукой по животу.
А живот у него был действительно "выдающийся". Недаром он послужил темой для одного неизвестного поэта. Стихотворение, написанное им, не раз читали вслух Широкому в соответствующих случаях жизни. Стихотворение так и называлось "Живот".
Эх, живот, ты живот,
Чтоб ты счастья же знал!
За один только год
Тьму добра ты сожрал:
Бульбы погреб сгноил,
Закром жита ты съел,
А все больше просил,
Еще больше хотел.
Широкий замолчал, сладко потягиваясь, но это молчание продолжалось только одно мгновение. Тарас Иванович вдруг вскочил, как встревоженный орел.
- Жена! Жена! - закричал он на весь школьный двор.
На крик Тараса Ивановича выбежал сын его Леня, мальчик лет четырех. Увидя незнакомых людей, он остановился, уставился на них своими ясными глазенками.
- Узнал меня, Леня? - спросил Лобанович.
Леня приветливо улыбнулся.
- Дядя, лассказы мне сказку!
Вслед за Леней вышла и жена Широкого Ольга Степановна, милая и добрая женщина. Она очень обрадовалась гостям.
- Ты знаешь, что самые лучшие люди на свете - это учителя!
- Знаю, знаю, - сказала Ольга Степановна.
Тарас Иванович снова разошелся и горячо, даже вдохновенно произнес:
- Эх, если бы я не был женат! Весь мир перевернул бы!
- Замолчи уж! - сказала жена. - Плетет невесть что.
- Ничего ты не понимаешь, голубка моя!
Ольга Степановна пригласила гостей в дом.
IV
Входя с гостями в свои апартаменты, Широкий рассказал, как к нему на квартиру зашел недавно жандарм и, увидев комнаты, удивился: "Какая популярность ваших комнат!"
Широкий всем рассказывал про этого жандарма и всякий раз заливался задорным смехом. Так было и сейчас.
- Ну, жена, пройдись немного возле буфета, не найдешь ли там чего?
Такова уж была неугомонная, беспокойная натура Тараса Ивановича. Казалось удивительным, что человек его комплекции способен быть таким подвижным и бурливым. Любимое молодняковское ["Молодняк" - широко известное в Белоруссии в 1920 году объединение молодых писателей] словечко "бурнопенистый" подошло бы к нему как нельзя лучше.
Ольга Степановна вышла приготовить стол. Леня уселся на колени к Лобановичу и слушал сказку про бабу-ягу. Сказка необычайно заинтересовала мальчика, особенно когда Лобанович пустился на выдумки и сказал, что баба-яга бывает временами маленькая, как пальчик, а потом снова растет и принимает свой обыкновенный вид. Но в самом интересном месте Тарас Иванович грянул песню:
Три деревни, два села,
Восемь девок, один я
и заглушил сказку. Сын запротестовал резко и крикливо. Тарас Иванович только повернул голову в его сторону и, размахивая кулаками, отбивал такт и продолжал петь. Сын закричал еще громче, чтобы в свою очередь заглушить отца, но отец, не поддаваясь, поднял голос на несколько тонов выше. Тогда Леня завизжал так, что вошла Ольга Степановна - узнать, что произошло.
- Ну дай же ты ребенку сказку послушать! Хороший отец сам рассказал бы, а он и послушать не дает. Вот сумасшедший!
Тарас Иванович бросил петь, заливаясь богатырским смехом, а потом сказал, обращаясь к сыну:
- Что же из тебя будет, когда ты вырастешь? Теперь уже отцу уступить не хочешь, гад ты печеный! - И, повернув голову к жене, добавил: - Вот и женись в нынешнее время, в гроб готовы положить человека.
Жена окинула взглядом фигуру мужа и не то сердито, не то шутливо проговорила:
- Положишь такого в гроб!
Широкий взглянул на гостей и укоризненно покачал головой.
- Вот как увидела молодых хлопцев, так хочет, чтобы я умер...
Вдруг он перешел на другую тему и рассказал, как неподалеку у одного учителя был в хоре певец, о котором учитель говорил: "Был у меня унисон. Ах, если бы вы знали, что это был за унисон!" И Тарас Иванович снова затрясся от смеха.
Не переставал он тарахтеть и тогда, когда сели за стол. У Ольги Степановны нашлось по чарке. Вкусная наливка была где-то припрятана так, что Тарас Иванович о ней и не знал. Наливка привела его в состояние самой высшей радости.
- Ты у меня, женка, молодчина!
Подняв чарку, он произнес целую речь о том, какое значение имеет в жизни бедного учителя хорошая жена.
- Пей ты уж, молотилка! - смеясь, отозвалась Ольга Степановна. - Люди ждут выпить, а он мелет.
Выпили.