— Палатку подарим.
— Через палатку и поцелуй будет слышен.
Девушки засмеялись: счастье Томы теперь не
ограничивается поцелуями.
— Расскажи, как же ты довезла своего Березова до Москвы — он же был безнадежный.
Тома тут же отреагировала:
— Почти, но не совсем. Пока везли до Тамбова, дважды терял сознание. Потом появились признаки гангрены. В Рязани хотели высадить, но он… Таким непреклонным я его никогда не видела. «Нет!» — произнес с такой злостью, будто его хотели зачислить в дезертиры.
— Он что, не понимал, чем рискует?
— Понимал. Только предпочел умереть, чем остаться безногим калекой. В Москве у него дядя-генерал, помощник маршала Василевского. Надеялся, тот найдет специалистов, которые спасут ногу и жизнь.
— А показывался тихеньким, неругливым.
— Но он же командир, приходилось заставлять и требовать.
— А к тебе он как относится?
— Неругливо, — усмехнувшись, ответила Тома.
— Уже хорошо. Другие мужики и кулаки в ход пускают.
— В медсанбате вы научились обрабатывать и выхаживать мужиков, так что волю им не дадите.
— Если Николай Васильевич не совсем выздоровел, зачем же он согласился ехать на фронт?
— У него боевой опыт, академия за плечами. Посчитали, он лучше некоторых разберется в сегодняшних и завтрашних боях. Предложили — согласился. Он же безотказный. Теперь вы расскажите мне, куда поехали из Сталинграда, как оказались здесь?
— Под Сталинград дивизию привезли в двадцати эшелонах, а увезли в двух, — с печалью в голосе проговорила Нюша. Почти год назад у нее погиб жених пэтээровец, а красивое лицо ее все еще не обрело девичьей живости. Ее ответ продолжила подруга:
— Выгрузили нас в Борисоглебске, отмаршировали в ближние леса. В них когда-то формировалась дивизия, и мы расположились в ее землянках. Растопили печурки, нагрели землянки, и пошла сносная жизнь, особенно после того, как начало поступать пополнение. Но уже не то, что в Омске. Многие в годах и пожилые, к сорока. Когда дивизия стала походить на дивизию, нас перебросили в калининские леса и болота, недалеко от города Андреаполя. Весной там нас чуть комары не сожрали. Здесь вот передохнули от них. А что дальше, не знаем — обороняться или наступать
— Из прежних знакомых много осталось или вернулось в дивизию?
— Даже в штабе дивизии не больше десяти человек. Трое из них сбежали из госпиталей и примчались в родную дивизию. Наш генерал принял их, начальник штаба написал куда надо, чтобы не считали дезертирами. Один вот ради Маши.
— И как ты, Маша?
— За неделю один раз встретились. Он же на строительстве дорог. А начнутся бои… командиры рот, знаешь, командуют не более двух недель. За это время или полуживые к нам, или…
Казалось бы, за благоразумие Машу можно было осудить, подруги только пригнули головы. Какое счастье от короткой любви? Одна-две встречи, его заверения любить вечно, но вечность на фронте короче заячьего хвоста. Поддашься его просьбам и лобзаниям… в лучшем случае окажешься соломенной вдовой, а вернешься домой с плодом любви — проходу не будут давать: обзавелась пацаном, чтобы убежать с фронта!
— А мне!.. — обхватив колени руками, произнесла дурнушка Гуля. — Полюби меня пригоженький солдатик или сержант, на все бы пошла.
— На все идти, Гуля, — горе хватить.
— Да, ты такая красивая, а я коротышка.
— Но добрая, отзывчивая. Как тебя любят раненые!
— Любят, любят, а потом раз, и они на передовой. А там… Пехотинцы — самые несчастные солдаты.
— Несчастненького и выбери. Пиши ему письма, желай надежды, и он отзовется.
— Николай Васильевич именно так отозвался на твою любовь?
— Наш путь к любви прошел через три его ранения. От последнего он еще не совсем оправился.
— Он что, женился на тебе из благодарности?
— Даже если бы и так… Я его полюбила в семнадцать, сейчас мне за двадцать. После блокады встретились у его родных…
— А дальше?
— Долго рассказывать…
— Но это так интересно!
— В следующий раз, девочки.
— А в любви он тебе признался? Когда служил в дивизии, вроде бы не очень приударял за тобой.
— Когда человек любит — видно, и слова признания необязательны.
— И все же, как вы стали мужем и женой?
— Ну, Гулечка, это сугубо личное.
— Ну, что тебе стоит…
В свои неполные восемнадцать Гуля так жаждала любви, что отказать ей было невозможно. Но любовь Николая так мало походила на юные представления о ней, что Тома не сразу решилась сказать то малое, что могло показаться интересным для Гули и девушек.
— Я так понимаю, Гуля, любовь у всех разная, у нас она проходила внешне прозаически. Я ждала, когда Николай освободится от чувств к моей двоюродной сестре, затем от привязанности к жене. Он год не писал домой, и она, посчитав его погибшим, вышла замуж за инвалида войны.
— Вот стерва!
— Ну, зачем же так… Она хотела родить сына и назвать его именем Николая.
— Ну, это куда ни шло.
— А признание в любви без слова «люблю» произошло в Первомай. Это спустя полгода после ранения Николая.