Бриндена Талли, по прозвищу Чёрная Рыба, сложно было чем-то смутить. Слишком много дерьма он повидал в своей жизни. Но то, что происходило сейчас на его глазах, не укладывалось в голове. Маленький засранец ухмылялся. Великий дом Арренов предложил брак немытым дикарям, но те закочевряжились, набивая себе цену. А Роберт Аррен, глава этого самого дома, ухмылялся. Талли мог поклясться, что видел ухмылку.
За всё время переговоров Роберт не произнёс ни слова. Он стоял в стороне, словно происходящее его не касалось — не разговаривал с Обгорелыми, не вмешивался в беседу посланника своей матери с вождём и Красной Рукой. Лишь переводил внимательный взгляд карих глаз с одного на другого, и только это выдавало его интерес. Но когда вождь высокомерно и недвусмысленно обозначил свою позицию, и племя одобрительно загудело, Роберт опустил ресницы, а уголок его губ насмешливо пополз вверх.
Только сейчас Талли удосужился внимательно рассмотреть непутёвого родственника, которого помнил своенравным и капризным лоботрясом, за что порой выговаривал Лизе по-свойски за её неуёмную опеку. До мужчины тот ещё не дорос, но и мальчишкой его уже нельзя было назвать — он вытянулся, раздался в плечах, оставаясь при этом стройным и немного худощавым. Его щёки ещё сохраняли детский румянец, но над верхней губой уже пробивался пушок. Небрежная одежда и длинные нечёсаные волосы делали Роберта неотличимым от остальных горцев, которых Талли немало повидал на своём жизненном пути.
Запах томящегося на огне жаркого дразнил обоняние, а уютное побулькивание из-под приоткрытой крышки огромного стального котла услаждало слух, но посланник Арренов, у которого с самого утра во рту не было ничего, кроме горсти лесной ежевики, равнодушно отводил от костра взгляд. Гомон немного стих, и вождь снова заговорил, всё так же медленно и надменно.
— Тебе есть, что ещё сказать, Чёрная Рыба? — спросил он.
Талли не спешил с ответом, он тоже старался говорить неторопливо, подстраиваясь под манеру вождя.
— Со времён нашествия андалов жители Долины и горцы враждуют. От этого страдают обе стороны, — сказал он, немного помолчал и спросил, окидывая взглядом стоящих рядом с троном воинов, адресуя вопрос не только главе клана, но и им: — Может быть, пришло время положить этому конец? Мы можем сделать это сегодня. Брак свяжет наши семьи родственными узами, станет залогом мира в Долине.
— И зачем нам это надо? — с искренним недоумением усмехнулся вождь. — Нам и так хорошо.
— Орлиное Гнездо будет снабжать вас продуктами — зерном, горохом и чечевицей, вином, солью, мёдом и засахаренными фруктами. Вам не придётся больше нападать на путников и грабить их… не придётся рисковать своими жизнями и погибать… и оставлять своих стариков и детей без защиты. Стоит ли жизнь вашего воина бочки вина, ящика с оружием или целого воза брюквы?
Талли сделал паузу и огляделся. В его глотке пересохло, и он не отказался бы от кружки доброго эля. Но ему не предложили ни сесть, ни промочить горло. Он откашлялся и продолжил:
— Вы сможете торговать в Чаячьем городе или в любой ближайшей деревне. Все знают, что нет охотников лучше горцев. Вы сможете честно продавать меха и дичь на городском рынке. Или обменивать их на пилы и топоры, на стальные иглы, ножницы и другие нужные вещи.
Обгорелые снова зашумели, обсуждая, темпераментно жестикулируя. Красная Рука подскочил со своего чурбака-кресла, раздосадованный.
— Ты слышал, что сказал наш вождь, Чёрная Рыба! Не бывать этому! — выкрикнул он. — Мы — потомки Первых людей! Мы не мешаем свою кровь с кровью захватчиков!
— Но вы постоянно похищаете женщин Долины, Красная Рука, — возразил сир Бринден. — Кровь уже давно смешалась.
— Они шлюхи! Мы берём их силой. Для утех и работы.
Обгорелые загалдели, заулюлюкали одобрительно.
— Твоя мать не была шлюхой. — Роберт впервые открыл рот. Он сделал шаг к костру, но смотрел только на Тиметта. — Она была честной и порядочной девушкой. И законной женой твоего отца. В твоих жилах течёт кровь андалов.
Красная Рука в гневе уставился на излишне болтливую сестру единственным глазом, но та не отвела взгляда.
— А зачем мир с нами нужен вам? — спросил вождь, не поддержав ни сына, ни дочь.
— С нашей помощью вы подчините себе остальные кланы и станете самым могущественным кланом в Лунных горах. Вы заставите всех горцев прекратить нападения. И на деревни, и на обозы, и на рудники. Дороги в Долине должны полностью стать безопасными. Это хорошо для торговли. — Сир Бринден пожал плечами и как бы между прочим добавил: — Ну, и Роберт Аррен вернётся домой…
— Мы не только потомки Первых людей. — После недолгого молчания вождь дал понять, что сказанное сыном не прошло мимо него. — Мы не только хорошие охотники, как ты верно отметил, Чёрная Рыба. Ещё мы воины, мы живём битвами. А ты предлагаешь нам стать жалкими торгашами? Выменивать иголки на рынке в ваших вонючих городах?! — Голос загромыхал горным камнепадом.
Красная Рука хищно оскалился и, подняв вверх блестящий в отсветах костра топор, издал боевой клич, поддерживая своего вождя и родителя. Обгорелые взревели, потрясая оружием.
Талли снисходительно улыбнулся, словно наблюдал бахвальство неразумных детей, однако стараясь при этом, чтобы его улыбка не вышла оскорбительной.
— У вас будет возможность сразиться с сильным врагом. И покрыть себя славой на все последующие века, — громко сказал он, перекрывая гомон. — Менестрели с трудом найдут слова, чтобы воспеть вашу доблесть, а ваша жажда славной битвы будет утолена сполна. Не всю же жизнь вам нападать на честных людей и красть чужое добро…
Крики мгновенно стихли. Красная Рука набычился и шагнул вперёд, отводя топор для удара. Вождь цыкнул на сына, и тот замер на месте.
— Из Чёрного замка, что на Севере, приходят дурные вести, — продолжил сир Бринден. — Король Ночи ведёт на живых свою армию мертвецов. Их сотни тысяч, и ряды постоянно полнятся. Им не нужна еда и сон, они не знают усталости, не боятся холода и снега, и горы им не помеха… Им всё равно, кто из нас чей потомок, чья кровь течёт в наших жилах, каким богам мы поклоняемся и какому правителю верны. Они убивают всех без разбора, и погибшие пополняют их смердящее войско. Ещё и поэтому нам следует объединиться, милорды.
— Ещё раз назовёшь нас милордами, и я размозжу тебе череп, — не спустил предыдущую обиду Красная Рука, снова потрясая топором.
Сир Бринден чуть склонил голову, давая понять, что услышал.
— Многие сотни лет мы враждовали с Одичалыми, Вольным народом Севера, — сказал он. — Мы убивали друг друга, равно как и жители Гор и Долины. Но всегда что-то происходит впервые. Это становится возможным, когда находится человек… смелый человек… готовый пойти против устоявшихся правил. Потому что пришло время. Недавно лорд-командующий Ночного Дозора открыл ворота и пустил Одичалых за Стену…
— Этого не может быть! Он лжёт! Чёрная Рыба всё придумал! — стали раздаваться возгласы. Обгорелые кричали, размахивали руками, обвиняя рассказчика в хитрости и коварстве.
— Одичалые видели мёртвых, видели Белых Ходоков, — сказал сир Бринден. — Манс Налётчик объединил враждующие племена, что живут к северу от Стены. Это ещё один смелый муж, который смотрит в будущее! Тенны и Рогоногие, людоеды и великаны забыли о распрях, чтобы противостоять общей угрозе. Они признали Манса вождём, назвали его Королём-за-Стеной, и пошли за ним. Чтобы спасти своих людей, он направил их на юг. Его войско было готово перебить братьев Ночного Дозора, лишь бы попасть за Стену и спастись от мертвецов. Но братья сами подняли ворота и укрыли их…
Обгорелые переглядывались, Красная Рука склонился к отцу, что-то говорил жарким шёпотом. Но Талли ещё не закончил, теперь его голос звучал почти в полной тишине, долетая до самых шатров.
— Нам тоже нужно держаться вместе, — сказал он. — Потому что враг, идущий с Севера, наш общий! Вы не выстоите в одиночку, мы не обойдёмся без вас. Жители Долины и Гор должны объединиться! И теперь весь вопрос в том, найдётся ли достаточно отважный человек, который сделает это, который сломает вековые традиции…
Вождь еле заметно двинул рукой, и сиру Бриндену принесли чурбак и кружку.
— Будь нашим гостем, Чёрная Рыба, — сказал Тиметт-старший. — Нам ещё многое надо обсудить.
Роберт неспешно шёл к ручью, его голова гудела: от мыслей, которые метались, как вспугнутые куропатки, от вопросов, что копошились растревоженными червями. Но он прекрасно понимал, что невозможно прямо сейчас получить на всё ответы — к дедушке Бриндену было не подобраться. Как только того пригласили подсесть к костру, Обгорелые сразу расслабились, перестали смотреть волком, окружили его плотным кольцом, исключив из него Роберта.
Вождь с видимым облегчением снял все перстни с пальцев и с шеи горжет, передав их Хджордис вместе с золотым кубком. Взамен ему подали большую медную кружку. Появились бочонки с берёзовой брагой, женщины принесли миски и ложки, и с котла на огне наконец-то сняли крышку. Разговор переключился на мертвецов и Белых Ходоков, Обгорелые рассказывали гостю, какие истории слышали сами. О Роберте и Грай, казалось, на время забыли все. Чуть раньше собрание покинула и она, и Роберт знал, где застанет её.
— Я видел, как ты ушла, и решил, что найду тебя здесь. Хотел кое о чём с тобой поговорить. Почему ты убежала? — спросил он, подойдя к ручью.
— Хотелось побыть одной… подумать… Мне страшно, Роберт. — Грай прижала ладони к раскрасневшимся щекам, пытаясь унять и жар, и волнение.
— Почему? Чего ты боишься? — Он и сам тревожился. Но если её тревоги те же, что и у него, то они смогут с ними справиться вместе.
— Нет. Сначала ты… О чём ты хотел поговорить?
— Если твой отец согласится… — Роберт запнулся, — если он всё же согласится, чтобы мы поженились… Ну… что ты думаешь об этом? Ты сама хочешь этого, Грай?
— А почему ты спрашиваешь? — Она смотрела настороженно, а потом отвела взгляд, чтобы не выдать обиды. — Нет, не отвечай, я и так знаю… Знаю, что ты этого не хочешь. Там у тебя в Долине, наверное, уже есть невеста… какая-нибудь красивая… хорошая девушка из знатных, правда?
— Я не знаю, — сказал он честно. — Может, и есть. Но я сейчас не об этом… Я спрашиваю, хочешь ли ты уехать со мной и жить в Долине? Уехать навсегда, Грай?
— Но ведь если я не соглашусь… что будет с тобой, Роберт? Как тогда уедешь ты?
— Я не останусь здесь надолго. Как только мне исполнится шестнадцать, я принесу свой дар Огненной ведьме и стану Обгорелым. И потом уйду.
Грай ахнула.
— И ведь правда, — прошептала она. — Обгорелый может уйти из племени. Мужчины почти всегда уходят, когда стареют… ведь они больше не могут приносить пользу. Но я никогда не думала, что уйти захочет молодой. Такого никогда не было… — Теперь Грай смотрела испуганно, её губы подрагивали. — Это тебе Ивер сказал, да? Он сказал, что ты можешь уйти? Ты давно это решил? Почему не сказал мне? Ты хотел уйти тайком? — Она задавала вопросы торопливо, сбивчиво, пытаясь удержать слёзы, время от времени гордо вскидывая голову. Но выходило у неё плохо — голос срывался, а глаза блестели всё ярче.
— Да, Ивер… Но ещё я должен заслужить право стать Обгорелым. Я хотел тебе сказать, просто немного позже, когда у меня уже будет всё хорошо получаться. Когда я заслужу право, понимаешь? Чтобы не вышло, будто я хвастаю понапрасну. Я бы обязательно тебе всё рассказал.
— То есть если я сейчас откажусь…
— Тогда я просто вернусь домой чуть позже. Но если ты согласишься, то это будет уже завтра… или через несколько дней… Но я не хочу, чтобы ты соглашалась, только чтобы спасти меня. Помнишь, что я тебе обещал? Я больше никогда не буду за тебя прятаться!
Большие серо-голубые глаза смотрели долго, изучающе, а потом Грай напряжённо спросила:
— А ты, Роберт? Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой?
— Мне всё равно придётся жениться, — пожал он плечами. — Когда-нибудь обязательно придётся. Это мой долг. У нас о браках договариваются родители, жених и невеста иногда до свадьбы даже не знают друг друга. Моя матушка так вышла замуж за отца — дедушка Хостер ей велел. — Роберт улыбнулся и бодро добавил: — Если мне всё равно придётся жениться, то лучше уж на тебе… Тебя я всё-таки знаю. Ты хорошая… и добрая… Ты спасла меня и помогала мне. И ты понравишься моей матушке. Обязательно понравишься! Ведь ты хорошая… и добрая. И ещё ты умеешь читать и писать…
Роберт растерянно смотрел на свою подружку, лицо которой становилось всё несчастнее с каждым его словом. И он заговорил с удвоенным жаром, взяв её за руку для пущего убеждения:
— А когда она узнает, что ты спасла меня от смерти, она тебя полюбит. Вот увидишь! Не бойся, Грай. Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Очень хочу… но… — Роберт замолчал, и она тоже замерла, закусила губу, ожидая приговора. — Но я не хочу, чтобы ты умерла! — выпалил он вдруг. — Как твоя мама… от тоски. Мы ведь навсегда уйдём, понимаешь? Ты больше не увидишь ни отца, ни брата. И я не хочу, чтобы ты умерла, тоскуя по ним…
— И всё? Ты только поэтому сомневаешься? — Её взгляд просветлел, и Роберт не понял, почему она вроде как выдохнула с облегчением.
— Да… только поэтому. Я не хочу, чтобы ты была несчастной. — Он тоже вздохнул свободнее. — Если бы мне сказали, что я могу сам выбрать себе жену, я бы выбрал тебя. Ты мне нравишься. Ты хорошая… и ты доб… — Роберт запнулся, заметив, как недоумённо стало вытягиваться лицо Грай, и закончил беспомощно: — …рая. И ещё ты красивая…
— Правда? — на последнем слове она радостно рассмеялась, её глаза засияли. — Ты правда так думаешь, Роберт?
— Да, конечно… Тогда, на церемонии, когда все девушки были в туниках, с распущенными волосами… вы все были красивые. Но ты была самая хорошенькая! Я внимательно на вас смотрел, когда вы танцевали вокруг костра. Ты была красивее всех.
— Даже красивее Шелы?
Он кивнул.
— Ты была словно белая ярочка среди чёрных овец… словно звёздочка среди тёмных туч.
Грай смотрела с восторгом и благодарностью, а потом хихикнула:
— Шела — это туча?
— Грозовое облако, — подтвердил Роберт, улыбаясь.
— Или чёрная овечка?
— Очень-очень злая…
Роберт обнял Грай за плечи, прижал к себе.
— Я не хочу грозовое облако. Я хочу звёздочку… — Он наклонился, прикоснулся губами к щеке. И спросил, успокоенный, умиротворённый доверчиво прижавшейся к нему подружкой: — Теперь всё хорошо, Грай? Ты больше не боишься? Чего ты, кстати, боялась? Почему убежала от костра?
Грай, только что счастливо смеявшаяся, вдруг напряглась, сжалась, её ладони упёрлись ему в грудь, отталкивая. Но Роберт держал крепко.
— Нет, — прошептала она. — Отпусти меня. Нет, Роберт… Я не буду говорить. Ты не захочешь жениться на мне, когда узнаешь…
— Что? Что такое? — спросил он обеспокоенно. Ведь только что всё было так хорошо!
Но Грай мотала головой, шмыгала носом, а потом вдруг разревелась и уткнулась Роберту в грудь.
— Скажи… скажи… что случилось? — шептал он и гладил её по волосам.
— Нет, я не могу… Ты тогда не захочешь…
Она всхлипывала, пряча лицо в его уже насквозь мокрой рубашке, горестно подвывая, прижимаясь всё сильнее. Он не торопил её, не пытался заглянуть в глаза, не требовал больше ответа.
— Обманывать нехорошо, Роберт. И я не хочу тебя обманывать… Пусть даже ты откажешься. — Грай наконец решилась и пробормотала так тихо, что он едва разобрал: — У меня груди нет.
— Чего нет? — Ему казалось, что он всё же ослышался.
— Сиськи… их нет. Ну, они есть, но очень маленькие.
Озадаченный, встревоженный неожиданно возникшей проблемой, Роберт с трудом подыскивал слова утешения.
— Ну… ты ещё будешь расти, — сказал он, выуживая из памяти чьи-то чужие фразы. — А когда человек растёт, у него всё растёт.
— Силдж тоже так говорит. Но мои не растут… вообще не растут, окаянные. — Она снова жалобно всхлипнула. — Мне почти четырнадцать, а моя грудь плоская, как… как поляна! Только соски торчат, как две землянички…
Грай затихла, но всё ещё продолжала цепляться за Роберта — выдав постыдную тайну своей женской несостоятельности, теперь она уже от смущения не смела взглянуть на него.
— Не переживай. — Он снова наклонился и поцеловал её куда-то в ухо. — Я не люблю большую грудь… она противная…
— Да при чём здесь ты, Роберт? — Грай так резко вскинула голову, что чуть не врезала ему макушкой в подбородок. Но потом до неё дошло, что он имел в виду, отчаянно покраснела, и тут же сердито нахмурилась, уже позабыв, что минуту назад рыдала: — Как я буду кормить наших детей?!
— Детей? Каких ещё детей? — Он снова растерялся. — Ах, да… детей… Ну…
Мысли метались в голове ошалелыми кроликами, от безысходности Роберт сжал Грай так сильно, что она пискнула, и он в испуге расслабил объятия, лихорадочно придумывая ответ. И придумал, громко вздохнув от облегчения.
— Высокородные леди сами этого не делают, — объявил он ей победно. — Они вообще ничего сами не делают! Служанки помогают им одеваться, плетут им разные красивые причёски… А для детей берут кормилицу. Они сами не кормят… Правда-правда, я не вру! Меня кормила матушка, и она очень гордилась этим, и всегда всем рассказывала, что всех вот кормилицы кормят, а меня она сама… Но ты не будешь. Мы возьмём кормилицу с самой большой грудью, которую найдём. Пусть она кормит наших детей, а мы с тобой будем ездить на охоту и в гости! Я покажу тебе Чаячий город. Там камнемёты высотой с самую огромную ель в нашем лесу… И на рынке столько всего интересного! Сладкое мороженое молоко… и ещё жонглёры с обезьянками… из Мира привозят кружева. А ещё портные. Ты знаешь, что в Чаячьем городе самые лучшие портные во всём Вестеросе? Мы нашьём тебе красивых платьев с кружевами и поедем на большом корабле за Узкое море.
Роберт рассказывал неторопливо, описывая в красках их совместное будущее, и Грай слушала зачарованно, простодушно распахнув глаза, приоткрыв рот в детском восторге.
— Мы можем съездить в Королевскую Гавань, — продолжал Роберт. — Я там был… давно, ещё в детстве… но совсем ничего не помню. Матушка рассказывала, что Королевская Гавань стоит на берегу реки, на трех холмах: Эйгона, Висеньи и Рейнис. На самом большом холме Эйгона стоит Красный Замок. Он огромный и красивый, но Бриенна говорила, что Орлиное Гнездо красивее. У него семь башен. И ещё там Железный трон. А на холме Висеньи стоит Великая септа Бейлора. У неё тоже семь башен, и они хрустальные. Я тебе всё это покажу… ну и сам заодно посмотрю… Или поедем в Браавос, посмотрим Браавосского Титана. Дедушка Бринден говорил, он такой огромный, что корабли свободно проходят меж его расставленными ногами. И ещё поедем на остров Тарт, к Бриенне. Я познакомлю тебя с Бриенной! Она тебе понравится. И ты ей тоже, вот увидишь… Тебе больше не придётся приносить пользу, Грай. В Орлином Гнезде ты будешь делать только то, что сама захочешь. Потому что ты будешь леди Аррен!
— И я даже смогу рисовать картинки в книгах? — спросила она.
— Ты можешь изрисовать все книги в нашей библиотеке! — радостно сказал Роберт. — А когда они закончатся, мы купим ещё! Ты можешь расчёсывать волосы и вертеться перед зеркалом хоть весь день, и никто не отругает тебя! Можешь весь день читать… или писать свои истории в книгу.
— Я согласна, Роберт! Я поеду с тобой, — сказала она и счастливо рассмеялась, но потом повторила уже серьёзно: — Я хочу поехать с тобой в Долину. Очень хочу.
— Ты больше не боишься? — И когда она помотала головой, он взял её лицо в ладони и осторожно прикоснулся губами к губам. — Хорошо. А сейчас беги обратно. Скажи сиру Бриндену, что я зову его. Надеюсь, они уже там наговорились вдосталь, и ему позволят отлучиться ненадолго. Я очень хочу быстрее уехать, мне не терпится познакомить тебя с матушкой.
Роберт изменился — сейчас Талли видел это ещё отчётливей — стоял, уверенно расставив крепкие ноги, на боку в ножнах висел аракх, закатанные рукава замызганной просторной рубашки оголяли загорелые, покрытые синяками и царапинами руки. Во взгляде не было ни страха, ни беспокойства, лишь вопросы и искренняя радость от встречи.
— Дедушка Бринден! — Роберт кинулся навстречу с непосредственностью ребёнка и обнял его. — Спасибо! Спасибо, что приехали за мной.
Благодарность Роберта стала ещё одной приятной неожиданностью — раньше признательность была у него не в чести.
— Я рад, что ты жив и здоров, Роберт, — сказал сир Бринден, похлопывая его по спине. Потом чуть отстранился, с удовлетворением ещё раз оглядел его и повторил: — Очень рад.
В глазах Роберта заплескалось неподдельное беспокойство.
— Как матушка? Здорова ли?
— Все слёзы выплакала. Но она никогда не переставала верить, что ты жив. Леди Лиза в добром здравии и ждёт тебя. — Изборождённое морщинами лицо омрачилось. — У нас мало времени на разговоры, Роберт… так что сразу к делу. Хочу сказать тебе про твою женитьбу. Ты не обязан выполнять то, что я предложил Обгорелым от безысходности.
— Так они вроде бы ещё не согласились, — хмыкнул Роберт.
— Думаю, в итоге согласятся. А пока просто пускают нам пыль в глаза.
— И ведь ловко пускают, правда? — Теперь Роберт уже откровенно веселился. — Признайтесь, дедушка Бринден, вы ведь не ожидали от них такого ответа?
— Не ожидал, — подтвердил тот.
— Видели бы вы своё лицо! — Роберт снова усмехнулся, но затем посерьёзнел и вздохнул: — Тут многое оказалось не совсем таким, как мы себе представляли…
— Ты очень изменился, Роберт. — Сир Бринден внимательно рассматривал его, не переставая удивляться.
— Да уж пришлось, — невесело скривился тот в ответ, после чего спросил с живым интересом: — То есть про мертвецов это неправда?
— Правда. Истинная и страшная.
— А как же тогда…? Почему вы говорите, что я могу не жениться, если не захочу?
— Сейчас мертвецы далеко на севере. Все надеются, что Стена их удержит… А вот если нет, то нам придётся туго. Но для того, чтобы выстоять, Обгорелые нам не особо нужны. Если мы справимся, то справимся без них. Если же наших сил не хватит, то пара-тройка тысяч дикарей ничего не изменит… Чтобы выжить, мы им нужны больше, чем они нам. Но им об этом знать не обязательно. Главное, чтобы они согласились отпустить тебя. Главное — вывезти тебя отсюда. За это мы готовы пообещать всё, что угодно. А потом, когда ты будешь в безопасности, мы вернём девушку, если таково будет твоё желание.
Сир Бринден ожидал каких-то эмоций — признательности или одобрения, но Роберт просто молча его разглядывал.
— Лорд-командующий… — наконец сказал он задумчиво, и сир Бринден озадаченно нахмурился. — Тот, кто пустил Одичалых за Стену… Кто он?
— Джон Сноу. Тот бастард, который жил в семье Неда Старка.
Роберт снова надолго замолчал, о чём-то напряжённо размышляя. Потом склонил голову набок, уголок его рта вскинулся в презрительной усмешке.
— То есть бастард Старка может ломать традиции, — медленно проговорил он, — а законный сын Джона Аррена нет? Он для этого недостаточно отважен?
В голосе Роберта не чувствовалось ни возмущения, ни даже обиды, но что-то во взгляде и изломе нахмуренных бровей заставило видавшего виды воина сначала подобраться, а потом почтительно склонить голову.
— Нет, милорд, я не имел в виду это, — сказал он. — Я хотел сказать, что лишь я один несу ответственность за принятое решение. Леди Аррен не давала такого распоряжения. Это была целиком моя инициатива.
В этот раз молчание затянулось ещё дольше — на скулах Роберта вздувались желваки, когда он сжимал зубы, яростно стискивая ладони в кулаки. Внутренняя борьба закончилась тем, что Роберт вскинул подбородок и сказал, с гневной дрожью чеканя каждое слово:
— Я прекрасно понял, что вы хотели сказать, сир. Говоря об отважном человеке, который сломает вековые традиции между горцами и жителями Долины, вы не обо мне говорили… Но я не в обиде. Вы были вправе сомневаться во мне. Ведь до этого я не давал вам повода думать иначе, верно? Но я обещаю, что никогда больше у вас не будет предлога усомниться в моей чести. Ни у вас, ни у кого-либо другого. Я не допущу, чтобы сегодняшнее ваше обещание оказалось нарушено по моей вине…
Талли видел, с каким трудом Роберту даются эти слова, который теперь говорил жёстко, отрывисто, сердито — как лорд говорит с провинившимся вассалом.
— Вы посланник моего дома, сир. Всё, что вы здесь делаете, вы делаете от имени моего дома. Всё, что говорите — говорите от моего имени. Ваше предложение — моё предложение. Помните об этом!
— Да, милорд. — Талли снова склонил голову.
— И никогда больше не предлагайте мне нарушить моё слово!
— Да, милорд. — Голова склонилась ещё ниже, так, чтобы Роберт не увидел довольную усмешку.
— Возвращайтесь к костру и закончите дело, ради которого прибыли сюда. Как можно скорее. Я хочу домой.
— Да, милорд.
— Ваша инициатива… — Роберт замолчал и дождался, пока собеседник поднимет голову, — она мудрая. Моя матушка выбрала хорошего посланника.
— Благодарю, милорд.
Талли развернулся и зашагал обратно. Он шёл к костру и улыбался, качая головой в изумлении. Взбучка, которую устроил ему Роберт, стоила того огромного удовольствия узнать, что маленький засранец теперь не такой уж и засранец. Соколёнок, быть может, ещё и не был готов к самостоятельному полёту, но пёрышки топорщил уверенно и клевался вполне грамотно.
Последовать за сиром Бринденом Роберт не спешил — он стоял, прислушиваясь к ровному гулу человеческих голосов, идущему от пылающего костра, чьи отблески виднелись даже отсюда. Пытался осмыслить то, что произошло с ним сегодня. Раздумывал, будет ли скучать, когда покинет это место навсегда. «Нет. Никогда», — ответил он себе честно. Ну, может быть, только по неторопливым историям Торстена на вечерних посиделках в шатре… или по играм с ребятами на поляне… по беседам с Ульфом во время укладки копчёного мяса по коробам… по незлым подначиваниям Эши, когда он в очередной раз портил шкуру, по… Роберт отбросил ненужные сожаления и уже собрался вернуться к костру, но шорох из ближайших кустов заставил его замереть на месте и положить ладонь на рукоять аракха.
— Собираешься домой, маленький лорд? — В сгущающихся сумерках тёмные глаза Ивера казались чёрными дырами. — Теперь тебе не нужно держать своё слово, которое ты дал старому нищему Обгорелому, верно?
Роберт молчал, не до конца ещё вернувшись в реальность из своих размышлений.
— Не бери в голову, парень. Я просто спросил… — Ивер невесело усмехнулся.
— Дорога до дома длинная, — медленно сказал Роберт. — Времени для тренировок будет достаточно. У меня ещё не всё хорошо получается. Поэтому, если ты не передумал, дотракиец, собирай вещи. Ты уезжаешь с нами. — Он немного помолчал, словно что-то припоминая, и затем спросил: — Не хочешь кого-нибудь взять с собой?
Недоверие в чёрных глазах сменилось удивлением.
— Нет, — покачал Ивер головой. — Ей будет лучше здесь. У меня дома считают, что женщина должна растить детей и ждать мужа с войны. А не размахивать мечом. Шела не найдёт себе там мужа… Слишком уж непокорная. Её дом здесь.
Роберт кивнул, ему пора было идти.
— Готовься в путь, дотракиец, — повторил он. — Я всё же накормлю тебя кровяными колбасами.
Подходя к костру, Роберт услышал препирательства — Красная Рука что-то возбуждённо доказывал сиру Бриндену, Хаген поддерживал своего командира. Мужчины и женщины переговаривались, пили из кубков и кружек, кто-то собирал грязные миски, лежащие на траве. Грай стояла слева от кресла отца и с негодованием прислушивалась к словам брата. Роберт шёл, открыто любуясь ею, не скрывая своей радости, улыбаясь лишь ей одной. Она заметила его первой и сначала робко потупила взгляд, но потом тоже радостно заулыбалась.
— Мышь никогда не станет сумеречным котом! — с убеждением в голосе воскликнул Тиметт сиру Бриндену, заканчивая спор, и Хаген согласно угукнул.
— Я не мышь. — Роберт наконец оторвал взгляд от Грай и посмотрел на Тиметта, не переставая улыбаться. — Я сокол.
— Это у себя в замке ты сокол, — раздражённо бросил тот. — А здесь ты обычная трусливая мышь. Только жрёшь больше. И срёшь…
Вождь поднял ладонь, останавливая сына, и посмотрел на Роберта.
— Посланник твоего племени был очень красноречивым. Много правильного и мудрого он сказал. Я почти готов прислушаться к его советам и согласиться на ваш брак с моей дочерью.
Роберт положил ладонь на рукоятку аракха и учтиво поклонился.
— Почту за честь, милорд, — сказал он.
Вождь хмыкнул, его лоб разгладился, а глаза довольно прищурились.
— Но прежде, чем принять окончательное решение, я хочу послушать тебя, Роберт, сын Джона. Что ты можешь сказать мне?
Роберт оглядел горцев, медленно переводя взгляд с одного на другого. Здесь были и друзья, и те, кто так и не принял его. Что он мог сказать им? Сир Бринден уже сказал всё, что было возможно придумать — Лиза Аррен действительно выбрала разумного и толкового парламентёра. Разве что…
— Я обещаю, что ваша дочь не пожалеет, что покинула племя. Я постараюсь сделать всё, чтобы она была счастлива в Долине, — сказал он.
Роберт видел, какой признательностью светится взгляд Грай. Как неприязненно хмурится Красная Рука, и одобрительно смотрит сир Бринден.
— Я надеюсь, что она подарит мне много здоровых сыновей, а вам внуков, — продолжил Роберт, и Грай смущённо опустила голову. — Когда Обгорелые объединят всех горцев Лунных гор, то встанут во главе них. Вы поможете нам сделать Долину процветающей. А если союз племён решит принести мне, лорду Долины, клятву верности, то вместе мы сможем вернуть моему дому Соколиную корону, сделать Восток независимым королевством. Как было когда-то. — Он помолчал и добавил, глядя на вождя в упор: — Твой внук, Тиметт, сын Торбена, может стать Королём Гор и Долины! Кровь твоего рода будет течь в жилах королей Востока!
Глаза вождя превратились в чёрные щёлки, Красная Рука изумлённо приоткрыл рот, сир Бринден удовлетворённо крякнул, а взгляд Грай стал восторженно-обожающим. И лишь старый дотракиец где-то в тени деревьев зашёлся в беззвучном смехе, повторяя про себя: «Вот же плут!»
— Чтобы жениться на Грай, парень, ты должен стать одним из нас. — Вождь наконец принял решение и дал свой ответ. — Ты должен стать Обгорелым. Но сначала нужно, чтобы трое мужей клана поручились за тебя. — Он оглядел собрание: — Кто поручится за Роберта, сына Джона?
Почти сразу в круг вышел Торстен.
— Я поручусь за него, — просто сказал он.
Роберт кивнул, благодаря.
— Кто ещё? — спросил вождь.
Обгорелые переговаривались, но никто не торопился выступить. Красная Рука грозно осматривал своих воинов, Грай тоже с тревогой переводила умоляющий взгляд с одного на другого, выискивая в лицах хотя бы искру поддержки.
— Я поручусь за лордёныша, — сказал Ульф, выходя вперёд. — Мы не раз вместе ходили на охоту. Парень не хуже наших ребят!
Грай решила, что отдаст Ульфу тот кожаный пояс, украшенный лунными камнями, что она шила для Роберта, исколов себе все пальцы. Ей будет в удовольствие сделать ещё один.
После небольшой заминки к костру протиснулся Ивер.
— Я поручусь за маленького лорда, — сказал он. — Ему есть, чему учиться, но он небезнадёжен.
— Нет! — протестующе воскликнул Красная Рука, тыкая в сторону поручителя топором. — Ты ушёл из племени, Ивер-дотракиец! Ты можешь делить с нами еду у костра, но больше не имеешь права голоса!
Тот виновато опустил голову и шагнул обратно в тень. Грай обмерла и, стараясь удержаться от слёз и упрёков, вцепилась пальцами в плечо отца.
— Кто ещё? — спросил вождь. Но племя молчало. — Хорошо, тогда я сам поручусь за него.
Обгорелые зашумели, заглушив протестующий вскрик младшего Тиметта.
— Благодарю, милорд. — Роберт вновь почтительно склонил голову.
— Роберт, сын Джона! — торжественно провозгласил вождь. — Мы примем тебя в племя! Чтобы стать одним из нас, ты должен принести свой дар Огненной ведьме!
Роберт был готов к такому, но у него всё равно противно засосало где-то в животе.
— Ты должен убить сумеречного кота! — сказал вождь.
Роберт похолодел.
— И провести ночь с Хджордис. Она проверит, готов ли ты.
Роберт с тоскливым ужасом взглянул на уродливое лицо лучшей охотницы.
— А если я убью двух сумеречных котов? — неуверенно спросил он, судорожно сглотнул и добавил: — Или сожгу два пальца?
— Боишься, что у меня четыре титьки? — расхохоталась Хджордис. — Или что щель поперёк?
Обгорелые загоготали, наполняя кружки пенистой брагой до самых краёв.