… Он очнулся глубокой ночью. Голова раскалывалась. Вин чертыхнулся, ругая себя за то, что снова напился. Хорошо, что на работу не надо. Горло словно пересушили. Мучила жажда. До головокружения. Он добрел до кухни и залпом осушил стакан воды. Та сильно отдавала химией. Глотать ее было противно. И жажду она не утоляла. Пить хотелось до спазмов. И курить. Бродя по квартире, словно разбуженный во время зимней спячки медведь, натыкаясь на давно выученные стены и косяки, он нашарил на столе спальни сигареты и вышел на балкон. Ночь дышала летней свежестью. Из соседнего двора доносились истошные стоны гитары и неразборчивые голоса, орущие блатные песни. Вкусно пахло женщинами. Ирвин закурил, глубоко затянулся, выпуская дым в ночь. Тело внезапно повело, и он едва не грохнулся с пятого этажа, чудом не перевалившись через балконные перила. Когда мир восстановил стабильность, Вин, шатаясь, добрел до туалета. Его вывернуло. Он вновь чертыхнулся, решив, что тошнота — последствия вчерашнего перепоя. Завернув в ванную комнату, он напился воды из-под крана, едва не давясь ею. Жидкость была отвратительна на вкус и так пахла примесями, что проглотить он мог, только убедив себя в необходимости этого. Но вода не усвоилась, и Вин вновь совершил прогулку от ванной до туалета. Выдохшись, он отправился в спальню, ощущая настойчивое желание прилечь. Но, войдя в комнату и включив свет, Ирвин замер, шокированный увиденным. Белоснежное постельное белье на его кровати было сплошь заляпано алой кровью. Уже засохшая, она превратилась в твердую корку. Мягкость ткани угадывалась лишь там, где Ирвин спал. Судя по всему, он метался во сне.
С космической скоростью в голове пролетели мысли: вчерашний вечер, много алкоголя, Лиза… Черт. Эльжбета! Неужели это ее кровь? Вин содрогнулся. Как человек, потерявший столько крови, мог остаться в живых, он не знал. Привалившись к косяку, Ирвин попытался восстановить дыхание, но мысль о том, что он может найти где-то в квартире труп девушки, не отпускала его. Неужели он ее…
В очередной раз оценив негативные последствия безудержной пьянки, Ирвин поклялся себе, что не притронется к алкоголю больше никогда в жизни. Если, конечно, выпутается из этой переделки. Заставив себя собраться, Вин вновь обыскал всю квартиру, убедившись, что девушки, ни живой, ни мертвой, нигде нет. Тогда он судорожно схватил постельное белье и метнулся в ванную, одержимый желанием смыть кровь немедленно. Но замер, случайно поймав в настенном зеркале свое отражение. Черт. Он был в крови весь. Начиная от шеи, и заканчивая грудью и животом, все превратилось в грязную бордовую корку: кожа, майка. Не отрывая глаз от зеркала, Вин схватился за шею. На гладкой коже обнаружились две аккуратных ранки. Поспешный осмотр позволил обнаружить еще несколько следов от прокусов: на груди, плечах и локтях. И события прошлого вечера нахлынули на него.
Дрожа от волнения, Ирвин залез под ледяной душ, надеясь привести себя в порядок. Это относительно помогло. Дышать стало легче, хотя привычного холода вода не приносила, вызывая лишь легкий озноб. Наскоро вытершись, Вин вновь выбрался на балкон, совершив еще одну отчаянную попытку покурить. Она закончилась не менее плачевно, правда, на этот раз без выворачивающих наизнанку последствий. Ирвин попросту несколько минут сидел на холодном полу балкона, не в силах ни встать, ни пошевелиться.
Жажда выматывала. Вода ее не утоляла, и Вин, не отдававший пока себе отчета в том, что именно ему хочется пить, мучился несколько часов. Около четырех, когда взошло солнце, он вырубился в комнате, на неудобном диване, едва дойдя до него. Проснулся после полудня, измотанный сном и кошмарами, мучившими его в сновидениях. Снилась всякая ерунда, снилась Лиза с окровавленными губами и какой-то мужчина, издевательски глядящий на Вина. Пробудившись, он долго пытался сообразить, где он, и что так противно жжет кожу на лице. Сообразив, что боль вызывает солнечный луч, упавший на изголовье, Ирвин вскочил, как ужаленный, и принялся зашторивать окна, сетуя на слишком тонкие занавеси. Создав в квартире желанный полумрак, он забился в угол, и просидел около часа, не в силах шевельнуться. Мучила слабость, мучила жажда, граничившая с истощением, мучило навалившееся на него безумие, к которому неизменно приводили попытки вспомнить вчерашний вечер. Из полуистерического состояния его вырвал звонок в дверь. Вин нерешительно выбрался в коридор и прильнул к глазку. Звонила соседка. Молодая, симпатичная и активная, давно лелеявшая вполне определенные планы относительно него. Видимо, решила под каким-нибудь предлогом выманить его на прогулку. Вин сглотнул, чувствуя необыкновенный, чарующий запах, исходящий от нее. Пахло сексом и кровью. Свежей, горячей, молодой кровью. Вин дрожал, приникнув к двери всем телом, и из последних сил задавливал в себе желание заключить девушку в объятия и целовать в шею. Как он удержался тогда, Ирвин не понимал до сих пор. И только когда девушка ушла, явно разочарованная его отсутствием, он отлепился от двери и, едва передвигаясь, вернулся в спасительный угол. Губы неприятно резало, Вин машинально потер их тыльной стороной ладони и замер, ощутив увеличившиеся зубы. Опрометью кинувшись к зеркалу, Ирвин застонал, пораженный увиденным. Клыки. События прошлого вечера внезапно прояснились, и он не сдержал слез бессилия и досады, осознав, что именно с ним произошло.
Выдержки хватило на четыре дня. Возможно, он продержался бы и дольше, сходя с ума от жажды и истощения, но в тот день в дверь позвонила почтальон, принесшая то ли телеграмму, то ли счета. Вин открыл ей, впустил женщину внутрь и, набросившись, выпил до капли…
Ирвин чувствовал щемящую боль в сердце, вспоминая все то, что так тщательно упрятывал подальше от любопытных глаз, глубже в душу. И еще больнее стало ему, когда он вдруг понял, что рассказывает все это Саньке. Впервые Вин говорил о начале своей вампирской жизни человеку. Боль выплескивалась, опустошая и принося неожиданное облегчение. Саня слушал молча, стоя рядом и не отстраняясь.
— Курение у меня так и не пошло, — грустно подытожил Вин, завершая свое повествование. — Это странно, так как большинство вампиров курят спокойно, пользуясь плюсами регенерации. Но, видимо, это моя индивидуальная реакция.
Санька неопределенно хмыкнул, сохраняя серьезное выражение лица.
— Ты знаешь, твой рассказ опровергает все, что я слышал о вампирах. Начиная с основ и кончая домыслами.
— Знаю, — согласился Ирвин, опускаясь на поваленный ствол дерева. Откровенность принесла опустошение и слабость. И было мучительно страшно взглянуть на товарища. Увидеть сомнение в его взгляде. Вин уставился на темные воды ручья. — Мне об этом говорят многие, включая самих вампиров. Но, клянусь, я рассказал тебе правду. Я вообще впервые об этом рассказываю.
Санька обошел его и присел на корточки так, чтобы их взгляды оказались на одном уровне. Ладонь человека легла на плечо вампира.
— Эй, ты чего? Я сказал только, что твоя история отличается от классики, — серьезно заметил Саня, не отводя глаз от лица товарища. — Я тебе верю. Серьезно. Я не могу объяснить, почему. Но у меня есть твердая уверенность, что ты говоришь правду, по крайней мере, мне.
— Спасибо, — Ирвин слабо улыбнулся и положил свою ладонь поверх Санькиной, благодарно пожав пальцы товарища. — Мне, на самом деле, очень важно знать, что ты мне веришь. Я чертовски устал от постоянных подозрений. На меня всегда смотрят косо. У меня нет и шанса доказать, что я — нормальный. Даже Леди мне не верит. Впрочем, в этом случае, я виноват сам.
— Да брось, — возразил товарищ, присаживаясь рядом. — Если бы Леди тебе не верила, ты не переступил бы порог ее дома. Она сомневается, да, скорее всего. И ты, действительно, даешь ей повод. Кстати, ты так и не рассказал, в чем ты соврал-то?
— Я, не то, чтобы соврал… Скрыл часть сведений. Понимаешь, я ушел от стаи. Меня, наконец-то, оставили в покое. И я не хочу давать даже малейшего повода вспомнить обо мне. Леди же весьма деятельна. Я не уверен, что, получив информацию, она сможет просто оставить все, как есть. Скорее всего, для успокоения ей захочется стаю уничтожить. А это может плохо кончиться. Для нее, в первую очередь. Ну и…
— Как трогательно, — перебил его холодный голос, и силуэт Леди выделился из темноты, представая взглядам обернувшихся мужчин. — Есть еще что-то, что ты скрыл, заботясь о моей безопасности?
Ирвин выпрямился, не поворачиваясь. По позвоночнику пробежала противная дрожь, сковывая мышцы. Голос мастера, резкий, неприятный, словно обдирал кожу, оставляя беззащитным нутро. Вин гадал, как давно она здесь стоит и сколько успела услышать.
— Саня, Мрак звонил. Он был крайне немногословен, но, насколько я поняла, дома тебя ждет мало приятного. Твой телефон выключен, мастер не смог тебе дозвониться, — голос Леди вновь был холодным и равнодушным, и Вин отчего-то был уверен, что эти эмоции посвящены отнюдь не Сане.
— Вот черт, — скривился молодой человек, поднимаясь на ноги. — Хотел же зарядить, как к вам приехал. Конечно, он в ярости… Я поеду тогда. Извини, Вин.
Вампир кивнул, не поворачиваясь. Человек ушел, оставив их наедине. Спустя минуту раздался шум заработавшего двигателя, и автомобиль покинул подъездную дорожку. Леди подошла и опустилась на то самое место, где только что сидел Санька. Не произнеся ни слова. Ирвин молчал, не зная, что сказать ей. Ему мучительно хотелось уточнить, что именно слышала наставница, но, ожидая с ее стороны гнева или раздражения, вампир тянул время. Этот волшебный день заслуживал того, чтобы продлиться еще несколько секунд.
— Я не хотела подслушивать, — наконец, обронила Леди, глядя на ручей. Вин кивнул, тоже не отводя взгляда от шустро текущей воды. Наемница вздохнула, словно решаясь, и пояснила. — Мрак не в ярости, он в бешенстве. Я шла Саню позвать, но услышала твой рассказ и не смогла прервать. Мне ты ничего подобного не говорил.
— А ты не спрашивала.
— Я спрашивала тебя об обороте.
Ирвин повернулся и посмотрел на наставницу долгим, изучающим взглядом. Сердце щемило. Боль была тонкой и острой, как игла. И почему-то горячей.
— Тебя интересовало, как это произошло. А не то, что я чувствовал в процессе.
— Вин, я… — смиренно начала Леди, но ученик перебил ее.
— Тебя вообще редко когда интересуют мои чувства. Я все понимаю. Я же вампир. Мы же бесчувственные твари, напрочь лишенные такой роскоши, как эмоции. Души у нас нет, значит, и болеть она не может, так ведь? — Ирвин горько усмехнулся и завел за ухо прядь, противно щекотавшую подбородок.
— Вин, я работаю наемницей уже десять с лишним лет, — тихо отозвалась Леди, глядя в глаза ученику. — Я не видела ни одного вампира с такой же богатой палитрой чувств, как у тебя. Абсолютное большинство встреченных мной зубастых свое имя с трудом припоминали после оборота, не говоря уже о прошлой жизни. Я не ожидала, что у тебя как-то иначе. Я, действительно, не предполагала у тебя наличия чувств. Мне жаль, если я тебя обидела. Я не нарочно. Прости.
Вин молча отвернулся, не понимая сам, готов ли он принять извинения наставницы. Но мурашки вдруг исчезли. Плечи расслабились, сбросив тяжелый груз.
— Насчет стаи — это правда? — уточнила Леди, пытливо вглядываясь в его лицо. Она сидела настолько близко, что Вин, при желании, мог, склонившись, коснуться губами ее шеи. Но никакого напряжения в мастере не чувствовалось. Наемница была совершенно расслаблена. Расстегнутый ворот куртки открывал нежную кожу с рисунком вен.
— Правда, — кивнул Ирвин. — Я не хочу о них вспоминать. Я боюсь их тревожить. Они сильные. Мне не хотелось бы вновь противостоять им. А я не представляю, каким способом ты можешь проверить мои слова, не трогая стаю. Я защищаю себя, Леди. Свое право на жизнь. И тебя тоже. Потому что мне кажется опасной идея искать мою бывшую стаю.
— Остается только верить тебе на слово, да? — задумчиво протянула наставница.
— Выходит, что так, — кивнул ученик. — Но я понимаю, что моих слов тебе недостаточно, чтобы…
— Пойдем в дом, — перебила его Леди. — Холодно.
Следующее утро началось, как обычно, около полудня. Но после привычного завтрака Леди позвала ученика в кабинет. Ирвин, ощущая, как напряглись его плечи, последовал за наставницей. Она расположилась в своем кресле и жестом указала ученику на стул для посетителей.
— Я слушаю, мастер, — кивнул Вин, усаживаясь и гадая, что хочет обсудить наемница. Он полагал, что разговор наверняка коснется вчерашней беседы с Санькой. Вампир не был уверен, что готов говорить на эту тему с Леди. Потребность в откровенности, нахлынувшая на него вчера, истаяла без следа. Сейчас он вновь запер сердце на все замки, смирившись с откровенной враждебностью мира людей. Леди, видимо, что-то считала по выражению его лица, потому что неожиданно загадочно улыбнулась и вытащила из ящика пачку банкнот, со стуком положив ее перед учеником.
— Что это? — Вин изумленно уставился на стол.
— Деньги, — невозмутимо пояснила мастер.
— Я узнал. Но зачем? Что ты хочешь мне сказать своим действием?
Леди откинулась на спинку кресла и расслабленно улыбнулась.
— Я хочу сказать, что не слишком умно было требовать от тебя доверия в одностороннем порядке.
Черные волосы, прихваченные на затылке заколкой, растрепались, добавляя в образ легкости и небрежности. Улыбка, свободная поза, открытый взгляд… По всему выходило, что очередной выволочки вампир мог не ждать. Но напряжение сохранялось, подогреваемое неизвестностью.
— Я сегодня очень плохо спала, Вин. Обдумывала наши с тобой взаимоотношения. И, знаешь, мне понравилось общаться так, как вчера. Ты учишься у меня без малого полгода. Мне до сих пор трудно, очень трудно переступить через свои инстинкты и начать тебе доверять. Особенно учитывая твою скрытность. Но ночью меня осенило, что ты, собственно, можешь испытывать те же чувства в отношении меня. Кто-то должен сделать первый шаг. И, по-видимому, это — прерогатива мастера. Держать тебя у своей юбки постоянно не имеет смысла. Отныне ты можешь свободно покидать мой дом без меня. Барьер с двери я сниму.
— Я могу выходить один? — уточнил Вин, не веря до конца в происходящее.
— Да, — подтвердила наемница и, наконец, выпрямилась в кресле. — Тебе потребуются деньги. И, в первую очередь, купи себе телефон. У тебя же нет?..
Ирвин помотал головой и пожал плечами:
— Мне и звонить было некому…
— Теперь будешь мне звонить, — губы улыбались, но тон оставался серьезным. При всей внешней расслабленности, в облике Леди было что-то такое, что вызывало у Ирвина тревогу. Словно внутри женщина оставалась собранной, напружиненной, готовой отреагировать на любое его движение. — Мое непременное условие: всегда предупреждать о том, куда уходишь и когда вернешься. Оповещать, если задерживаешься. Для меня эти правила так же работают, я тоже буду тебя предупреждать.
— Слушай, — смущенно возразил Ирвин, ерзая в кресле, — не нужно денег, у меня есть запас, и…
— Откуда?
— Ну, я же работал после окончания обучения. Немного.
— А теперь не будешь работать. Много. Года два еще, думаю, судя по тому, как мы с тобой движемся. А пить с Санькой тебе на что-то надо. Мне совершенно не интересно, в кассе какого бара или борделя окажутся эти средства. Отчетов требовать не стану. Я взяла на себя определенные обязательства перед тобой на период обучения. Снабжение деньгами в них входит. Или ты думаешь, что на все свои необъятные потребности Санька зарабатывает сам? Мрак берет его на заказы ради практики. Денег за работу ученик пока не получает. Начнешь работать — рассчитаешься. А пока бери.
Ирвин, чувствуя, как щекам становится жарко, неловко придвинул к себе пачку.
— И еще одно. Ты — взрослый мальчик, и вполне способен сообразить, с кем не стоит связываться. Сейчас ты находишься под моей защитой, и, я уверена, немногие рискнут пойти на конфликт со мной, причинив вред моему ученику. Кодекс в этом отношении беспощаден. Но ты — вампир, Вин. И есть изрядное количество наемников, недовольных положением дел. На рожон они не полезут, а напасть исподтишка некоторые могут. Пожалуйста, будь крайне осторожен. Особенно за пределами «Тыквы».
— Я понял, — кивнул ученик и спросил нетерпеливо: — а тренировка сегодня?..
— Вместе, — усмехнулась наемница, поднимаясь. — Собирайся.