21707.fb2
За спиной ее, возвышаясь над матерью, стоял Артур, без шапки, черные
волосы до плеч.
- Здравствуйте, - тихо промолвил он.
Николай поднялся навстречу. Ленка заохала, выбираясь из кровати.
Упреждая вопросы, дочь объявила:
- Я тем же автобусом - назад, шофер скоро подъедет. Привезла вам
сыночка, пусть перебудет хоть месяц. Иначе в тюрьму посадят.
- Языком болтаешь... - хмуро проговорил Артур, подсаживаясь к печке.
Курточка на нем была легкая, а под ней - тонкая футболка с портретом девки
ли, парня с длинными волосами.
- Замолчи! - возвысила голос Анна. - Спасибо тетке Таисе, ее Лешка - в милиции, передал. На хутор его отправьте, к дедам. Взорвали киоск
у армян.
- Ты знаешь?! Я его взрывал?!
- Замолчи! Тот вечер от тебя и вправду гребостным несло, какой-то гарью.
А раньше мопед украли.
- Я украл? - зло спросил Артур.
- Замолчи! Тягали-тягали с этим мопедом. Потом с мотоциклом. Участковый замучил. То подрались возле клуба с чеченами. Тетка Таиса так и
сказала: тюрьма по нем плачет. Пусть на хуторе перебудет месяц-другой.
- Ага... Буду я тут два месяца сидеть... Жди... - угрюмо пообещал Артур.
- Замолчи! Будешь сидеть.
Толком и не успели поговорить. Лишь собрали дочери картошки, луку да
сала, как засигналил автобус, и она уехала.
Артур в хлопотах участия не принимал. Как сел у печки, так и сидел.
Николай внука жалел, но с горечью понимал, что на хуторе тот долго не
просидит, хорошо, если выдержит неделю-другую. И запылит. А там, в
райцентре, снова те же дружки, те же дела. И днем раньше, днем позже, а
тюрьмы не миновать. Нынче вывернулись - завтра попадутся. Посадят, и
сгубится там навовсе. А жалко... Так жалко... Виделся внук маленьким,
ласковым. Он и сейчас был неплохим. В больницу к Николаю ходил, печенье
приносил, мягких булок, домашних блинцов. В плохое не верилось, а оно
уже подступало. И как его отвести...
Наутро Артур долго спал. Вчерашняя злость прошла. И вправду стоило
отсидеться на хуторе, пока утихнет весь шум и гам вокруг этого паршивого
киоска.
В хате топилась печь. Шкворчала яичница с картошкой и салом. Дед
Николай, увидев, что внук проснулся, спросил с улыбкой: "Выспался?" Все
же хорошо было у деда на хуторе: тепло, сытно и никто не ругался. Не то что
дома.
Потом во дворе разбирались в сарае, вытягивая оттуда всякий хлам. День
был не больно погожий, порой моросило; но одели Артура в шерстяной,
пополам с козьим пухом, вязаный свитер да телогрейку, на ногах - сапоги,
теплые носки, в портянках. После сытного завтрака, в доброй одежке
весенняя морось лишь свежила молодое лицо.
Вытащили рассохшиеся бочки, разломали мазаный плетневый хлебный
ларь. Отыскались два старых облупленных мопеда, на которых катался Артур, когда рос у деда на хуторе. Эти железяки он сам из хлама собирал, налаживал, и они ездили, к удивлению Николая.
- Может, подделаешь? - спросил Николай.
- Народ смешить. Люди на "Явах" летают, а я буду на драндулете.
Николай ответил просто, как думал:
- Заработай и купи "Яву".