— Напряжение скачет, — отрешенно заметил Охитека. — Не дотянем. Разве что до окраин.
— Прекрасно! На окраине и пересядем на скорый межконтинентальный, — Кэтери снова начала заводиться. — С самого начала так и следовало поступить! Вы ведь не собирались везти нас до самого места назначения, господин Токэла? — она кинула взгляд на жреца. — Высадили бы нас неподалеку, а сами вернулись в Колизей!
— Глава общины не может вмешиваться в мирские дела, — тот кивнул. — Соблюдение этого принципа дает мне возможность иногда все-таки вмешиваться.
— Кажется, я это уже слышал, — пробормотал Охитека.
— Вы — понятливый юноша, — одобрительно заметил жрец. — Оттого мне сразу и понравились. Сразу после того, как удалось пообщаться с вами в мирной обстановке, — поправил он сам себя. — Это значит, что вы поймете мои действия правильно. И не станете рваться на дыбы, как ваша подруга, когда я высажу вас обоих в отдалении от госпиталя.
— И на большом отдалении? — нэси заморгал.
— Вам придется пройти несколько кварталов пешком. Только чур, не халтурить, — жрец погрозил пальцем. — Сказано — пешком, значит — пешком!
Охитека не успел высказать удивление или возмущение. Видел, как Кэт раскрыла рот, чтобы разразиться негодующей тирадой — но тоже не успела. Флайер тряхнуло в очередной раз — заметно сильнее, чем прежде. Что-то внутри, глубоко во внутренностях машины, задребезжало. Свет снова заморгал, потускнел и медленно угас. Их швырнуло вниз, потом — вверх, и снова уронило в воздухе на несколько метров.
— Что это?! — шепнула Кэтери, вцепившись в сиденье.
— Бренная материя всегда слабее духа, — Токэла пожал плечами. — Водитель — дух машины. Он заставляет ее двигаться вперед. Но механизм — слабая косная плоть, пусть даже и металлическая. Сейчас материи приходится работать на пределе возможностей, — он прикрыл глаза.
Оба нэси, не сговариваясь, уставились на него во все глаза. Охитека невольно задался вопросом, чем объяснить поразительное хладнокровие. Что это — фатализм, бесстрашие, непонимание серьезности ситуации?
— Если вы и правда собираетесь высадить нас раньше, — голос Кэт звучал хрипло, — Так вот — лучше сделать это на окраине мегаполиса. У какой-нибудь станции метро! Скорый межконтинентальный донесет нас быстрее, чем ваш флайер. А то, боюсь, он развалится по дороге.
— Нет, милая барышня. Я высажу вас в нескольких кварталах от госпиталя в Уру, как и собирался! И никак иначе.
Он снова смолк, положил голову на подголовник, прикрыл глаза. Сбитая с толку Кэтери кинула взгляд на Охитеку, и тот пожал плечами.
Что он мог ей ответить? Что поведение Токэлы кажется странным ему самому, и он тоже не отказался бы понять, как следует понимать его? Что смесь непрошибаемого упрямства и столь же непробиваемого фатализма ломает любые попытки отыскать рациональные мотивы в действиях жреца?
Похоже, что чего-то они с Кэтери попросту не знают. А Токэла не торопится объяснять.
Означает это только то, что он и не считает нужным делиться сведениями. Зато, судя по расслабленной позе, он считает нужным поберечь силы. И, возможно, вздремнуть — если удастся.
Свет в салон проникал только снаружи. Настолько тусклый, что едва позволял различать смутные очертания предметов и лиц.
Над равниной Наваджибига зимой всегда было светло из-за сплошного снежного покрова на земле и слоя низких туч над нею. Но сейчас между небом и землей кишело снежное крошево. Создавалось ощущение, что белые зимние пчелы взбесились.
А флайер, невзирая на порывы ветра и провалы в воздушные ямы, продолжал нестись.
*** ***
— У меня голова кружится, — выдавила Кэтери, приподнимая голову с сиденья.
Она ослабила ремень безопасности так, чтобы он не мешал ей лечь, и вытянулась.
— Мы летим над проливом, — невозмутимо сообщил Токэла.
— Откуда вы знаете, где мы летим? — вяло удивился Охитека. — Мне кажется, мы давно уже заплутали.
— Мы пересекли мегаполис над одним из центральных бульваров, — отозвался жрец. — Там в это время года безлюдно. Тем более, в такую непогоду. Миновали набережную и теперь летим над проливом.
— Как вы различаете что-то в окнах? — подала голос Кэтери. — Там, кроме мути, ничего нет.
— В глазах неверующих нет ничего, кроме мути, — глубокомысленно заметил Токэла. — Их взоры ослеплены нежеланием смотреть на божественную истину…
— И в чем же эта божественная истина заключается? — Кэтери аж приподнялась.
— Прямо сейчас божественная истина заключается в том, что возмущение уменьшает пагубное действие качки. И вас уже не так сильно тошнит, юная нэси. Это единственное, что я могу для вас сделать — приоткрыть окошко, к несчастью, нет возможности. Остановить машину — тем более.
Кэтери закашлялась. То ли стало совсем плохо, то ли изумили слова жреца.
Токэла раскрыл небольшой ящик сбоку, перекинул ей пару продолговатых свертков. Пакеты, — понял Охитека. А маленький сверток — кислые пастилки от укачивания. Здраво. Если они и впрямь летят над водой — это единственное, что может помочь Кэт.
А лучше бы таки отправились на скором межконтинентальном. Летать над водой в такую бурю — отчаянное решение, — подумалось ему, когда снова началась болтанка.
В бок машины ударил мощный порыв, так что салон хорошенько встряхнуло. Кэтери молча жевала пастилку, вытянувшись на сиденье и уткнувшись лицом в сложенные руки. Пререкаться с Токэлой она уже не пыталась — видимо, силы иссякли. Даже отчаянная тряска не заставила ее поднять голову. Видимо, последняя вспышка раздражения измотала ее окончательно.
Охитека заерзал на сиденье, когда машину очередным порывом швырнуло вперед так, что она на какой-то миг стала на нос и чудом выровнялась, не кувыркнувшись.
— Господин Токэла, вы твердо уверены в том, что делаете? — решился-таки он.
— А что говорит ваша хваленая интуиция? — вопросом на вопрос ответил тот. — И что это — неужто вы уже разуверились? — прибавил с неожиданным ехидством.
Охитека не успел ни придумать достойного ответа, ни высказать удивление. Флайер ухнул вниз, а спустя пару секунд снаружи со всех сторон донеслось шипение.
Нэси не сразу осознал, что это — шум взрезаемой корпусом машины воды. Они свалились-таки в море!
— Что это?! — Кэтери подняла голову.
В голосе — откровенный испуг. Правда, она пока еще не сообразила, что произошло. Вой бури снаружи стих — должно быть, над самой поверхностью ветер бушевал не так сильно, как в воздухе. Зато шумела распарываемая стремительным движением машины водная гладь.
— Охитека! — девушка вскрикнула. — Что это?!
— Это море, — выдавил нэси, ощущая, как сжимает спазм горло. — Вода залила двигатели, — прибавил он. — Подниматься так в воздух нельзя.
— Как… море?! — она запнулась, уставилась на него в ужасе.
Даже в кромешной тьме они ярко блестели. А белесая каша за окнами немного изменилась, превратившись в пену. К ощутимо потемневшей кипени добавились черные потеки на стеклах.
— Окна герметичны, — безразлично заметил Токэла. — Двери тоже.
— Двигатели не герметичны, — повторил Охитека, не веря, что говорит это.
Какой смысл теперь спорить?! Когда заглохнут двигатели, и машина пойдет ко дну — это вопрос времени! Времени.
Почему жрец так спокоен?!