Раны в предплечье и в боку зажили хорошо, но Коринф ещё испытывал небольшую боль при дыхании, а вот левая рука даже не потеряла подвижность. Всё обстояло существенно хуже с бедром: срощенные мышцы сильно болели, более того, нога начала плохо слушаться. Всё шло к тому, что Коринф останется хромым на всю оставшуюся жизнь. Однако его жизнь всё ещё оставалась с ним, хотя его это, вероятно, уже и не очень радовало…
Теперь надо было решать, что делать дальше… Тело несчастного чиновника-карьериста, вернее, то, что от него осталось, уже было бережно похоронено где-то метрах в пятистах от шахтёрского поселения, унесённое реактивными струями двух спаренных газотурбинных двигателей, вероятно, немного обуглено и бережно обильно припорошено красным песком от прошедшей песчаной бури.
Задание было с треском провалено… Очевидно, теперь надо было доложить Маркусу. Коринф был не рад тому, что остался в живых. Вероятно, Маркус не будет мстить или как-то портить жизнь Коринфу. Однако как знать, как это событие обернётся для самого Маркуса? Возможно, это был всего лишь один из его рядовых подчинённых и, как говорится, одним больше, одним меньше… А может, это был какой-то в самом деле важный гусь… Что тогда?
— Летим обратно на Саратум… — мрачным замогильным голосом скомандовал Коринф.
— Из огня да в полымя… — флегматично и немного расстроенно отозвался Ион.
На обратной дороге Коринф был мрачнее тучи, почти ничего не ел и почти не спал. То ли от изматывающей боли в бедре, то ли от дурных, мрачных мыслей. Однако он всё же искренне и горячо поблагодарил Владимира за своё спасение. Хотя, возможно, где-то в глубине души Коринф понимал, что Владимир спасал не только его, но и свою собственную жизнь: ведь если не станет Коринфа, что же тогда случится с одиноким, старым космическим механиком?
Через два дня челнок вернулся на Саратум. Просто так связаться с сержантом оперативников Основателей для простых смертных было невозможно — Коринф задействовал аварийный канал связи, который был подключён Маркусом на случай, если братьям внезапно потребуется срочная связь. Через полдня Маркус ответил. Коринф сидел в кабине перед экраном. Лицо Маркуса было тяжело передать словами. Он был даже не взбешён… Вероятно, уже нет… Его лицо выражало глубокое презрение, сожаление, нескрываемое пренебрежение и подавленную злость.
Несколько минут братья молчали. Коринф начал разговор:
— Слушай… Я прошу прощения… Если я хотя бы что-нибудь могу сделать…
Маркус скорчил такую гримасу, будто бы его вот-вот вывернет. Он гневно взмахнул рукой и агрессивно взорвался:
— Что сделать?! Всё, что ты мог, ты уже сделал! — Маркус гневно посмотрел на испуганного и подавленного Коринфа. — Самое простое задание! Я дал тебе самое простое задание! И что ты?!
Маркус сделал долгую паузу.
— Знаешь, а ведь некоторым своим провинившимся дуракам я иной раз вышибаю мозги выстрелом в висок за куда менее существенные провинности. А иногда за мелкие ошибки могу и отправить дебилов на Лигру, в лапы Трепалам, прямиком в рудники! А знаешь, ты же уже был на Лигре! Зачем же тогда вернулся?! Как раз подыскал бы себе подходящую шахту! А?! И сдох бы там через лет пять-десять! Да?! Так нет же! Ты же мой нерадивый брат! Я же не могу с тобой так поступить! Мне же до конца жизни придётся ишачить тебя на своём горбу! Да?!
Коринф придавленно отвёл взгляд.
— Куда нос воротишь, когда я с тобой разговариваю?! На меня смотри, ничтожество!
Коринф через силу, покорным, опечаленным взглядом посмотрел в глаза брата. Маркус раздражённо и оценивающе начал рассматривать Коринфа.
— А знаешь, когда мы были молоды, отец однажды мне кое-что рассказал! Он рассказал мне, что верит, будто бы у тебя будет выдающееся будущее! Да! Представляешь?! Что у тебя, у вот этого ничтожества, бездаря и идиота, будет великое, выдающееся будущее! Он даже мне рассказал, что когда они с матерью выбирали тебе имя, они решили назвать тебя в честь какого-то древнего земного то ли божества, то ли великого чемпиона! Представляешь?! Помню, я даже тогда позавидовал то ли твоему имени, то ли твоему будущему! Да… Какие были времена!
Маркус выдержал небольшую паузу и продолжил:
— А знаешь, я, пожалуй, теперь буду тебя называть ничтожество! Слышишь?! Эй?! Ничтожество!
— Что? — еле слышно, смиренно ответил Коринф.
— Рассказывай, ничтожество, что там случилось! Досконально рассказывай!
Коринф сделал очередное титаническое усилие и постарался во всех подробностях изложить произошедшее.
— О-о-о! Так мы теперь хромое ничтожество! Да… Вот это номер…
— Прости меня… Прости, что тебе достался такой ничтожный, бестолковый брат. Прости, что тебе теперь приходится тащить меня на своей шее… Ты прав… Ты всегда был прав: я бездарь. Одно только радует, что в семье оказался хотя бы один достойный сын, который не посрамил память нашего отца… — Коринф вновь смиренно опустил взгляд.
Некоторое время Маркус молчал, продолжая оценивающе рассматривать уничижение Коринфа. Через некоторое время он продолжил:
— Я не просто так сказал тебе не отклоняться от курса! Мало ли, что там лепетал этот бестолковый идиот! Тебе повезло, что ты жив остался! Хотя мне, конечно, не повезло! Наверно, лучше бы ты там, вместе с этой бестолочью под песками зарытый, остался — не создавал бы мне больше проблем!
Маркус вновь выдержал длительную паузу, будто бы размышляя о чём-то.
— Ладно! Я дам тебе последний шанс выправить непоправимую репутационную потерю, которую ты мне устроил! Полетишь обратно на Лигру! Через месяц там будет проходить гонка. Твой пустынный ровер подойдёт как нельзя лучше! Там будет несколько моих человек: подгонишь к ним в гараж свой драндулет — они помогут немного его проапгрейдить. Стоимость за участие внесёшь сам.
Маркус вновь смерил Коринфа взглядом, после чего продолжил:
— Я, конечно же, не рассчитываю, что из такой бестолочи, как ты, может хоть что-то уже, наконец, получиться! Возможно, твои юношеские развлечения наконец пригодятся! Помнится, ты был хорошим гонщиком. В общем, победишь — может, я и позабуду про твою полнейшую бесполезность. Проиграешь — и лучше больше не попадайся мне на глаза!
Маркус ещё раз напоследок кинул гневный взгляд на Коринфа и оборвал связь.
Коринф сидел, ошарашенный и раздавленный, ещё минут пять напротив пустого экрана. Он неспешно встал, шатающейся хромой походкой прошёл через весь корабль и через кубрик завернул в подсобку, заблокировав за собой дверь. Оставшись в одиночестве, он дал волю своим эмоциям. Он несколько раз со всей силы ударил о стену, в сердцах швырнул на пол несколько первых попавшихся предметов, после чего упал на колени лицом в пол и беззвучно зарыдал…
В этот момент Коринф представлял собой жалкое зрелище: с его лица на пол стекали слёзы, слюни, сопли… Он повернулся и сел, забившись в угол и уткнувшись головой в колени. Он всё рыдал и рыдал. Изредка он поднимал голову, с силой ударяясь затылком о стенку. Иногда он кричал что было сил. Он будто бы вскрикивал в пустоту вселенной: «За что?! Почему?!». Он чувствовал себя ничтожным, раздавленным муравьём, попавшим под самый разрушительный удар молота судьбы. Иногда ему казалось, что он хочет наконец умереть, чтобы уже закончилась эта бесполезная, опостылевшая жизнь. Невыразимые страдания пронзали всё его существо, раз за разом отдаваясь мучительной болью с каждым ударом беспокойного сердца.
Мало-помалу гнев, ярость, отчаяние стали отступать, оставляя за собой лишь пепельную пустоту выжженной чёрной кляксы, которая совсем недавно была его живой душой. Он был опустошён, внутри не осталось ничего, окромя одиночества, скорби и тлеющей мертвецкой ненависти. Ненависти к себе, к миру и судьбе.
Коринф просидел в узком коридоре подсобки около полутора часов. Он практически ни о чём не думал, просто терпел и ждал сам не зная чего. Вероятно, ждал, пока хотя бы немного ослабнет эмоциональная боль от всего происходящего с ним. Удивительно, но даже ноющая раздражающей, монотонной болью нога воспринималась скорее как позитивное напоминание о том, что жизнь ещё идёт, что Коринф ещё способен чувствовать хоть что-то. Время от времени он с силой нажимал пальцами на особенно болезненные места на бедре, вызывая новые вспышки разносящейся по всему телу боли. Иной раз ему казалось, что эти вспышки будто бы вновь наполняют его жизнью, или, возможно, он таким образом может ещё немного помучить себя, воздавая своей бестолковости хотя бы за некоторое количество невзгод, потерь и поражений…
Через полтора-два часа Коринф начал постепенно успокаиваться. Эмоции отступили, оставив после себя лишь зияющую пустоту, спокойствие и отрешённость. Коринфу захотелось придержать это ощущение, будто бы он перестал существовать, будто бы он выпал из привычного течения этого мира. Он встал, захромал в лазарет, вколол себе большую дозу обезболивающих и завалился спать.
Шестнадцать часов спустя его разбудила вновь подкатывающая ноющая боль в бедре. Очередной серый, унылый день вновь вытащил Коринфа из спокойного небытия Морфея обратно в опостылевшую действительность. Он лениво проковылял в кубрик и налил себе горячий утренний напиток. Часы показывали серьёзно за полдень. Владимира на корабле не было. Вероятно, он отправился закупиться припасами: когда дела шли особенно тяжело, он часто ничего не говоря покидал на некоторое время корабль под предлогом пополнения припасов, вероятно, чтобы хотя бы немного развеяться.
Коринф проверил сообщение от брата. В нём содержались указания о гонке и месте, где Коринфу надлежит встретиться с механиками на Лигре. Коринф отрешённо проверил данные и принял решение обналичить ещё три слемниевые ячейки. Вырученных средств вместе с накоплениями Коринфа должно было хватить на рядовые расходы и на внесение платы за участие в гонке.
Через несколько суток все приготовления были завершены и Ион вновь направил корабль обратно на Лигру.