Отчуждение части территории, принадлежащей Прибрежью, или иные действия, направленные на нарушение территориальной целостности государства, наказываются лишением свободы от двадцати лет или смертной казнью в зависимости от тяжести преступления.
Заветы потомкам, 09.051
Ветер лениво покачивал изумрудное покрывало Наутикских равнин. С тихим шелестом трава клонилась вдогонку неуловимому озорнику, пушистые облака отбрасывали тени на безмятежно-зелёную гладь.
Вдалеке, у самого горизонта, стремительно ширилась огненная полоса, которую легко можно спутать с закатом, если бы не стоящее в зените солнце. Внезапно облака рванули вперёд, будто напуганный кем-то табун диких лошадей. Тени беззвучно заскользили по высыхающей прямо на глазах траве. Пунцовая марь поглотила небо, накрыла собой ещё минуту назад зелёную равнину.
Пожухлая трава захрустела под подошвами сотен сапог, клубы пыли взвились под лошадиными копытами. Река густой крови медленно растекалась под ногами когорт, орошая опалённую землю.
Солдатские сапоги утопали в месиве, разбрызгивая багровую грязь в стороны. Тонкими ручейками кровь вперемешку со сломанными стеблями и ржавыми листьями медленно подступала Орму прямо к ногам. Но, казалось, он не замечал ни заполонившего родные равнины воинства, ни алой реки, уже омывавшей его ступни, ни языков пламени, пожирающих юрты, ни дыма, клубящегося ввысь густыми столбами.
Он не мог оторвать глаз от бесформенной тьмы, пульсирующей за спиной королевского войска. Ни живое, ни мёртвое, что-то совсем чужое, непонятное человеческому разуму, пока безликое, застенчиво прячущееся, но уже пугающе опасное. И это что-то, он точно знал, намного страшнее пролитой уруттанской крови.
Орм сосредоточился, представил, что касается пальцами смолистой тьмы. Перед глазами замелькали образы: тяжёлая дверь с поблёкшим от времени знаком скверны; зелёные глаза — молодые, девичьи; высокая фигура с оружием северян.
Тьма словно почувствовала, что за ней следят. Сжалась, возмутилась, оттолкнула нежеланного наблюдателя. Орм распахнул глаза. Что бы это ни было, оно пока далеко. Дальше, чем погибель и разрушения, что несёт армия прибрежцев, которая совсем скоро уже будет здесь. Быть может, к вечеру, быть может, и раньше.
Он старательно запечатлел в памяти увиденное: тьма, девичьи глаза, старая дверь, северянин. Нет, не нелепица — кусочки мозаики, полного узора которой он пока не мог разобрать.
Подвешенные к отполированному навершию монетки мелодично зазвенели, когда Орм нашарил рукой свой посох. Затем, выбравшись из юрты, он огляделся.
— Агот! — куда же опять запропастилась эта девчонка? — Агот! Ах ты ж дочь гиены! Просил же не отходить далеко.
Из-за соседней юрты показалась рыжеволосая голова. Большие чёрные глаза испуганно моргали. Орм грозно насупился и поманил пальцем:
— Поди-ка сюда.
Агот нерешительно приблизилась и остановилась в нескольких шагах. Он насмешливо прищурился: вот лисица, знает, что влетит.
— Отыщи Альмода, да поживее!
Рыжая егоза тут же скрылась меж юрт, сам же Орм поспешил к вождю. Сложно сказать, сколько времени осталось, нужно предупредить, созвать всех, кто способен держать в руках топоры.
Ни о чём не подозревающие уруттанцы занимались привычными делами. Женщины стряпали обед у костров, детишки с визгом носились по посёлку. Мужчин почти не было: на пастбищах охраняли скот от дикого зверья.
Навстречу на несгибающихся ногах ковылял мальчишка, соседский сын. Застыв, он уставился на Орма единственным видящим глазом из трёх — тем, что посередине — и собрался что-то сказать своим безгубым ртом.
— Не сейчас, Айдж, — опередил его Орм. — Знаю, сам видел. Предупреди кого сможешь. Прибрежные псы уже на подходе.
— Пло-ое бьиско, — глотая звуки, произнёс тот. — Мно-о к-ови чую.
— Так не тяни же, за дело! Если не послушают, скажи, я велел.
Замена растёт. Хороший шаман из него получится. Видения его, конечно, другого рода — запахи — и с ними нужно уметь общаться, понимать, о чём они говорят. Мальчишке учиться и учиться, но раз и он учуял, значит, дела и впрямь плохи.
Юрта вождя оказалась забита народом. Самые опытные охотники решали, как поступить с зарвавшимися гиенами. Если не уберечь скот, голод неминуем — зима уже на носу.
— Проходи, Орм. Налей себе арака, — Гард указал на огромный чан. — Сауг постарался на славу, достойное пойло вышло.
— Не время для возлияний. Сейчас же собирай всех! Беда грядёт.
Вождь свёл густые брови:
— И что на этот раз?
— Я видел армию короля. Близко. Очень близко.
— Сколько у нас времени?
— Несколько часов, если Матушка-Земля сжалится.
Охотники обеспокоенно зашептались, поглядывая на вождя.
— Проклятье! Чего расселись, созывайте всех! Живо!
Те немедля повскакивали, Гард окликнул ближайшего воина:
— Собери женщин и детей. Пусть возьмут самое необходимое, ничего лишнего брать не позволяй. Как знать, чем всё обернётся.
Охотник кивнул и поспешил из юрты.
— Поздно же ты, шаман, — Гард задумчиво потёр руку, на которой недоставало двух пальцев. — Что со скотом-то делать?
— Бросать всё и бежать, — Орм тяжело вздохнул. — Главное, детей да женщин уберечь. Пусть все, кто может сражаться, отвлекут солдат на себя, а мы уведём остальных подальше. Посёлок уже не спасти, Гард. Я видел, как горят юрты, как чёрный дым вздымается к самому небу.
Вождь тяжело поднялся и заковылял к чану с выпивкой. Орм осуждающе покачал головой: старый друг неисправим, арак хлещет как воду.
В юрту ворвался запыхавшийся сын Гарда. Могучий, бесстрашный, с неукротимой жаждой показать себя. На бритом затылке — пучок светлых волос, орлиный нос рассекал грубый шрам, под правым глазом другой, посвежее — подарок от вожака стаи, которого Альмод сразил голыми руками. Молодой, но уже один из лучших воинов племени, если не всего Урутта. Таким когда-то был и его отец, пока арак вконец не затуманил ему разум.
— Я слышал, прибрежники рядом.
— Правильно слышал, — проворчал Гард, — чтоб им пусто было…
— Так надерём им задницы, за чем дело стало? — Альмод просиял в предвкушении битвы.
— И кому ты собрался задницы драть? Королевской армии? — вождь ощерился. — Как бы они тебе чего не надрали… Нет, сын, поступим так: отбери лучших стрелков да коней порезвее. Нужно отвлечь ублюдков. В бой не вступай, держи их на хвосте, пусть думают, что вот-вот нагонят. Уводи их на запад, подальше от деревни. И чтоб без геройства, понял?
Альмод недовольно скривился, но перечить отцу не стал. Подхватив короткий лук, он молча покинул юрту, даже не оглянувшись.
— Ты должен пойти с нами, Гард, — Орм смотрел, как старый вождь натягивает лоскутную куртку из шкур поверх груботканой рубахи.
— За юбками бабскими прятаться предлагаешь? — расхохотался тот. — Я кто, по-твоему, сучка трусливая? Я воин, Орм! А ты шаман, так и делай что должен. Встретимся у Тихой рощи.
— Как знаешь… Своё ты уже отвоевал, пора бы и молодым дорогу уступить.
О приближающейся гибели говорить не дозволено — таков закон Матери. Гард тоже чует свою погибель, но гордость сбежать не позволяет: постыдно воинам трусить перед лицом смерти. Что ж, пусть тогда уйдёт с честью.
Снаружи раздались выстрелы, женские крики. Сначала далеко, потом всё ближе. Хаос лавиной обрушился на посёлок. Вопли смешались с топотом копыт, бранью, лязгом железа. Раскатисто загремели взрывы.
Гард бросил угрюмый взгляд:
— Несколько часов, говоришь?!
Орм досадливо выругался: старый дурак, не усмотрел! Отвлёкся на тьму.
— Убирайся! Спасай женщин и детей, — взревел вождь. — Да молись Матушке, чтоб уберегла. Их кровь на твоей совести будет, шаман!
Последние слова он выкрикнул уже в спину. Выбравшись из юрты, Орм огляделся. В такой мешанине и самому потеряться недолго.
— Сюда! — выкрикнул он. — Бегите сюда! Живее!
Мечущиеся в панике женщины оборачивались, сбегались на его зов. В руках держали младенцев, узелки с едой, за их юбки хватались ревущие карапузы. Дети постарше помогали тащить припасы.
То и дело поторапливая, Орм привёл их к загонам. Лошади нервно всхрапывали, били копытами, чуя дым, принесённый ветром с другого края деревни.
Там и здесь среди юрт уже сверкали доспехи солдат. Крики, скрежет стали, пальба — всё слилось в оглушающий шквал. Пожар разрастался, огонь, перепрыгивая с юрты на юрту, заражал жилища, жадно пожирал их, оставляя после себя лишь пепел.
Вдалеке мелькали конские крупы. Альмод успел собрать воинов и теперь пытался увести прибрежцев от поселения, отвлекал на себя, засыпая противника стрелами.
Все, кто мог держать в руках оружие, встретили врага с яростным отчаянием. Сражались с ненавистью, граничащей с безумием, рубили, падали замертво, окрашивая пожухлую траву своей кровью.
Орм помог Агот забраться в седло и огляделся. Айджа нигде не было видно.
— К Тихой роще! И не оглядывайтесь! — скомандовал Орм. А ему ещё нужно найти мальчишку, пока не поздно.
— Я никуда без тебя не поеду! — дочь в ужасе смотрела на него блестящими от слёз глазами.
— Я отыщу Айджа и сразу за вами. Езжай! — он с силой хлопнул пегую кобылу по крупу, и та рванула вперёд, унося прочь возмущённые крики маленькой наездницы.
Переступая через убитых, Орм пробирался вглубь поселения. То и дело приходилось прятаться от солдат: воином он никогда не был, да и оружия, не считая посоха и ритуального кинжала, при себе носить не привык.
Стоило облегчённо выдохнуть, лишь только мимо пронёсся всадник в латах, громко понукая взмыленную лошадь, как из-за юрты выскочил солдат и, с криком занеся меч, бросился на Орма. В первый раз удалось увернуться, но следующий удар задел плечо, разорвав рукав куртки. Крепко сжимая в руках посох, Орм спокойно смотрел на врага. Даже шаману следует встречать смерть достойно, как и подобает каждому уруттанцу.
В воздухе тихо просвистело. Солдат с криком рухнул набок, зажимая руками ногу с торчащей из икры стрелой.
— Уходи отсюда, Орм! — крикнул охотник и занёс топор над раненым прибрежцем.
Коротко поблагодарив своего спасителя, он бросился на поиски мальчишки. Повсюду тела: уруттанцы, реже — королевские солдаты. Бой неравный, напали внезапно, резали всех подряд без разбору. Почему он увидел предупреждение так поздно? Неужели замысел Матери требует столько жизней?
Мальчишка нашёлся не сразу. Орм долго стоял над разрубленным пополам телом, не в силах принять утрату. Не уберёг, проглядел, опоздал… Прибрежцы не щадили танаиш, убивали с особой жестокостью, к зверью и то относились жалостливее. Будь они прокляты!
Неподалёку прогремел выстрел. Справа, совсем рядом, заверещал младенец. От его крика Орм словно очнулся, огляделся по сторонам и ринулся к загоревшейся юрте.
Младенец голышом лежал на козьей шкуре, захлёбываясь прерывистым плачем. Рядом, в паре шагов, вытянув руку, лежала лицом вниз молодая женщина. Орм хорошо знал её: ещё совсем недавно отхаживал несчастную после тяжёлых родов, молил Мать не оставлять дитя сиротой. А теперь она лежит у его ног с огромной раной на спине… Оставляя за собой кровавый след, она из последних сил ползла к своему чаду.
Он завернул ребёнка в шкуру и, прижав к груди, кинулся прочь. Спасти хотя бы этого. Раз Маа привела сюда, значит, хотела, чтобы дитя выжило.
Чудом увернувшись от пули, Орм обогнул очередную юрту, ещё не тронутую огнём, и едва не споткнулся об обезглавленное тела в знакомой куртке. В последней агонии мёртвая рука схватила его за щиколотку, и он, невольно отпрянув, тут же пристыдил себя: старый друг прощается, а он скачет, что трусливая девка.
— Возвращайся поскорее, Гард, а я уж отыщу тебя как-нибудь.
Взглянув на павшего друга в последний раз, Орм поспешил к загону. Повезло: нервно ударяя копытом землю, гнедой всё ещё дожидался своего хозяина.
С трудом взобравшись в седло, Орм окинул пылающий посёлок прощальным взором и ударил каблуками в бока животного.
— Пошёл, пошёл! — прикрикивал он, подгоняя коня, чтобы убраться подальше, чтобы не видеть больше смерти тех, кого знал, кто был ему дорог.
Дорога до Тихой рощи занимала чуть больше часа, а Орму казалось, что уже прошла целая вечность. Утомлённый собственным криком, младенец наконец-то заснул, тревожно причмокивая пальчик. Всю дорогу перед глазами стояло разрубленное на части тело мальчишки. Как же так вышло? Такой одарённый танаиш… Зачем Мать позвала его к себе? Какой в этом всём смысл?
Едва деревья перестали казаться сплошной бурой полосой, как Орм заметил рыжее пятнышко, мелькающее среди сухой травы. Он вымученно улыбнулся: дождалась, чертовка. Осиротевшая несколько лет назад, девчонка так привязалась к нему, что временами просто не давала проходу.
Как только Агот приблизилась, Орм протянул ей свёрток с младенцем и спрыгнул на землю. От долгой езды ноги затекли, мышцы дрожали от напряжения.
— Остальные ещё не вернулись?
— Нет, отец, — девчонка шмыгнула раскрасневшимся носом. — Я так боялась, что больше не увижу тебя!
Орм с нежностью потрепал огненную копну волос и направился к роще, где жалкая горстка спасшихся нашла убежище. Подвёл его Дар на этот раз. Как же он не увидел Решения раньше? Что помешало? Неужели та тьма? Нет, не может она быть такой сильной. Маа никогда бы не допустила.
Равновесие — основа мироздания. Там, где сгущается тьма, свет становится ярче. Что-то грядёт, Орм чуял это нутром. Последние годы танаиш, дети нового мира, рождались всё чаще и чаще. Замысел здесь точно есть, и коли Мать пожелает, то сама откроет его, как открыла и часть мозаики. Или, может, это и есть то самое Решение?
Роща стенала рыданиями и скорбью. Женщины хватали его за рукава, спрашивали о мужьях, сыновьях, но что он мог им ответить? Разве в такой бойне что-то разберёшь? В ответ им Орм удручённо качал головой, подбадривал словом, просил мужаться.
В течение нескольких часов они встречали остальных. Раненые, усталые, в глазах безутешная тоска. Выжили немногие, но миссию свою всё же выполнили — спасли кого смогли. Видимо, в этот раз увидел Айдж куда больше него самого: крови пролилось слишком много.
К ночи вернулся отряд Альмода. Вроде уцелели почти все, но несколько лошадей всё же остались без всадников.
Не обнаружив среди выживших отца, молодой вождь, не сказав ни слова, ушёл вглубь рощи. Орм решил его пока не тревожить: пусть побудет один, выпустит горе. Слишком многое легло на его плечи всего за один день. И самое худшее, что ему придётся начинать всё заново, спасать свой народ от холода и голодной смерти. Хотя и народом их теперь не назвать — жалкая горстка стариков, детей да женщин. Защитников почти не осталось. Может, кто из других поселений и выжил, но не ходить же по равнинам разыскивать, когда в затылок уже дышит зима. Здесь бы самим пережить холода.
А ведь не первая стычка с побережцами, да только в этот раз король, видимо, сильно рассерчал. За несколько часов их едва не стёрли с лица земли, как букашек. Ничего, уруттанцам не привыкать. Подрастут молодые воины, родятся новые, но сейчас нужно думать не об этом. Возвращаться теперь некуда: посёлок сожжён дотла, стада разбрелись по всей равнине. Завтра поутру не мешает выловить хотя бы часть, чтоб молоко да мясо на первое время были. Только вот дальше что? Возвращаться на пепелище?
— Куда мы теперь пойдём, отец? — Агот протянула шаману пшеничную лепёшку с куском вяленой телятины.
— Увидим, — только сейчас Орм вспомнил, что не ел с самого утра.
Он жадно проглотил скудный ужин и запил его простой водой. Здесь, в роще, прожить можно. Ручей рядом, горы неподалёку, только вот псы да гиены… Они же замучаются отбиваться от тварей, больно их здесь много развелось. Да и Мыс слишком близко, не дадут им здесь покоя.
— Как там Альмод?
— Вроде ничего, — пожала плечами девчонка. — Вернулся к остальным, поел даже немного.
— Хорошо. Скажи ему, что я здесь жду, разговор есть.
Голоса за спиной постепенно стихали. Обессиленные, изморённые горем, уруттанцы погружались в тревожный сон. Завтра новый день, новая жизнь, начавшаяся со слёз утраты. Но рассвет, встреченный в слезах, обычно сулит улыбку счастья на закате. Боль поутихнет, добро наживётся, а погибшие обязательно вернутся рано или поздно, здесь уж как Матушка распорядится.
И всё бы ничего, вот только та тьма… Страшные времена грядут, это и без Дара почувствовать можно. Нет, возвращаться назад нельзя. Что толку пытаться возродить то, что скоро будет окончательно уничтожено? Не прибрежцами — чем-то куда страшнее. Знать бы только, сколько времени осталось.
За спиной сухо хрустнула ветка. Орм окинул сына вождя сочувствующим взглядом и жестом пригласил присесть рядом. Тот молча опустился на траву и сделал глоток из бурдюка. Орм недовольно нахмурился: явно не вода студёная.
— Мне жаль твоего отца. Гард прожил славную жизнь и обязательно вернётся в своё время.
— Я знаю, — вздохнул Альмод, — но легче от этого мне не становится.
— Оплачем погибших позже, молодой вождь. Выжить — вот что сейчас важно!
— Скажи, старик, как так вышло? Почему раньше не предупредил?
— Я вижу то, что Мать дозволит.
— А разве она не должна заботиться о своих детях? Что ж это за мать-то такая?
— В тебе говорит горе, Альмод, потому и не видишь главного. Подумай сам: ты жив — значит, так нужно. Выжили те, чей путь ещё не окончен. Разве нас Мать не уберегла?
Сын Гарда недоверчиво покривился.
— Теперь ты вождь! — Орм не сердился, понимал его, но как донести до юнца, что не время горевать, что от него теперь зависят жизни тех немногих, кто пережил этот день? — Так веди свой народ, а не сопли пускай. Твой отец бы такого не одобрил.
— А куда вести-то? — Альмод фыркнул. — Зима на пятки наступает, а мы без крова, без одежды, без скотины… Раз ты такой мудрый, может, подскажешь?
Ещё по пути в рощу Орма посетила одна мысль. Сначала он отбросил её в сторону, не восприняв всерьёз, но сейчас она всё больше казалась как раз той спасительной соломинкой. И не только для уруттанцев — возможно, для всех живущих в этих землях. Во всяком случае он обязан это выяснить.
— Может, и подскажу, — задумчиво проговорил Орм. — Есть кое-что, да только неизвестно, что опаснее: остаться здесь или…
Молодой вождь невесело хмыкнул.
— Чего хмыкаешь-то? Сам же спросил.
— Ну хорошо, говори, шаман, перебивать не стану.
Орм опустил ладонь на плечо Альмода. Ещё мальчишка, и двадцати не стукнуло. Ни опыта, ни знаний, как бы не натворил чего на горячую голову. Тяжело же с ним придётся, но попробовать стоит.
— Исайлум, — он искоса поглядел на новоиспечённого вождя.
— Никогда! — мгновенно взъярился Альмод, но тут же осёкся и продолжил уже спокойным тоном. — Никогда я не попрошу помощи у этого проклятого танаиш!
— И напрасно! Ты ещё мальчишкой был, мало что понимал.
— А что тут понимать! — перебил Альмод. — Он убил Ауд.
— Севир не убивал её, ты прекрасно это знаешь.
— Но он её не уберёг!
— Не забывай, Севир потерял не только Ауд, но и собственное дитя, которое она носила под сердцем. Он любил твою сестру, можешь в этом не сомневаться.
— А мне за это ему в ноги кланяться? Мы приняли его как своего, хотя по закону он враг. Да, Севир танаиш, дитя природы и всё такое, но разве не ты постоянно повторяешь, как опасны рабы Легиона и какое зло они в себе таят? А отец принял его, даже женил на единственной дочери, доверил самое ценное. И что из этого вышло?!
Устало вздохнув, Орм поднял голову к небу, на редкость для осени чистому, без единого облачка. Звёзды мириадами усыпали бездонный простор, складывались в узоры, мерцали и переливались алмазами.
— Взгляни на небо, сын Гарда. Как много звёзд, и каждая из них — песчинка в бесконечном океане мироздания. И у каждой есть своё предназначение. Ни ты, ни я даже не догадываемся о смысле их существования, но это не значит, что его нет.
— К чему сейчас эта пустая болтовня, шаман? — досадливо отмахнулся молодой вождь. — Или, может, звёзды подскажут мне, как отстроить новые жилища? Или чем накормить завтра мой народ?
— Нет, не подскажут. Никто не подскажет. Но запомни, Альмод: у всего есть смысл, и неважно, постигнешь ты его или нет. Севир пришёл к нам не зря. Не просто так и твой отец принял его вопреки обычаям. Даже смерть Ауд — часть замысла Матери. И больше того, я чувствую: этот день — очередное звено событий, смысла которых мне пока не понять. Пока…
— Хочешь сказать, вся эта кровь пролита сегодня только ради того, чтобы мы попали в Исайлум? — Альмод насмешливо посмотрел на него.
— Думаю, да. Что мы теряем, в конце концов?
— Честь и гордость, вот что! Да я и крохи хлеба не приму из рук этого ублюдка.
— Ты просил моего совета, и ты получил его. Исайлум — единственное место, где мы сможем перезимовать, не рискуя замёрзнуть насмерть или быть растерзанными диким зверьём. Решение за тобой, Альмод, но определись, наконец, кто ты — вождь или заносчивый мальчишка, трясущийся над собственным самолюбием.