Любая мутация должна быть искоренена с целью сохранения генетической чистоты человечества. Здоровое потомство — единственная надежда на наше будущее.
Заветы потомкам, 03.001
— Ты опоздала! — хрипловатый голос разнёсся по всему обеденному залу, суровый взгляд короля не предвещал ничего хорошего.
Ровена поджала губы, борясь с негодованием, мгновенно отозвавшимся тревожным покалыванием в висках — так проявляла себя скверна, которую она вынуждена скрывать. В своё время отец уберёг её от лап Легиона, но теперь, если выдать себя, даже чудо не спасёт от казни.
— Простите, дядя, похоже, мои часы отстают, — пробормотала Ровена, украдкой оглядев собравшихся.
На мраморном полу играли радужные блики от громоздкой хрустальной люстры — единственной роскошной детали в скучных белых стенах. За длинным дубовым столом восседали пятеро. По правую руку короля — Её Величество Лаура, хрупкая женщина с измождённым диетами лицом; по левую — канселариус Корнут, худощавый господин с большой залысиной на макушке, хитрым прищуром глаз и вечно недовольной физиономией. Луна с Викторией, кузины, расположились напротив родителей.
Ровена досадливо выдохнула, не обнаружив среди присутствующих того единственного, кого бы она искренне была рада видеть здесь и в ком бы могла найти пусть и молчаливую, но поддержку.
Максиан, принцепс Сената и второй советник короля. После гибели отца он, верный былой дружбе, опекал её как родную дочь, и только благодаря ему она не чувствовала себя совсем уж одинокой.
— В следующий раз я прикажу тебя не впускать, явишься хоть на минуту позже, — холодно произнёс Юстиниан, одарив её пронизывающим взглядом.
Какие же они с отцом разные! В отличие от старшего брата, Юстиниан не обладал ни высоким ростом, ни крепким телосложением. Волосы его уже тронула седина, отпущенная борода — королевская гордость — всегда аккуратно подстрижена. Единственное явное сходство с папой — глаза, но даже они казались чужими и холодными.
Хотя дело вовсе не во внешности. Если бы кто-то попросил коротко описать короля Урсуса, то на ум сразу бы пришли такие слова, как благородство, справедливость, великодушие. В дяде же она не видела ничего, кроме суровости, граничащей с жестокостью, и чего-то ещё, не до конца понятного, но пугающего до дрожи в коленках.
— Всё это бесполезная трата времени, милый, — королева надменно скривила бесцветные губы. — Девчонка не поддаётся никакому воспитанию. Её манеры немногим лучше прачки с хозяйственного двора.
Невольно напрягшись, Ровена ощутила, как её щёки запылали от обиды. К словесной экзекуции она готовилась ещё по пути, но, как бы ни старалась, научиться игнорировать оскорбления пока не получалось. Хотелось убежать от них всех подальше и спрятаться где-нибудь в самом тёмном углу каструма, но вместо этого она медленно побрела к столу, стараясь ни на кого не смотреть.
Луна, младшая кузина, оценивающе оглядела её наряд и что-то шепнула сестре. Та отпустила приглушённый смешок, даже не удостоив Ровену взглядом. Обе принцессы унаследовали от матери густые вьющиеся волосы и выразительные карие глаза. Избалованные всеобщим вниманием и лестью, они держались особняком и к остальным относились со снисходительной небрежностью.
Догадаться о причине их насмешек не составляло труда: на фоне модных нынче цветастых туник с корсетами её скромное льняное платье выглядело скучно и старомодно. Но ехидство кузин всё же куда безобиднее сальных дядюшкиных взглядов, которые она ловила на себе в последние годы. Ей казалось, что неброские и непривлекательные наряды смогут защитить от этих жутких сверлящих глаз, от его гнусных мыслей, которые она едва ли не ощущала кожей. Может, в общении с мужчинами опыт у неё небогатый, но это ни с чем не спутать: дядя видит в ней женщину, и, что у него в голове, несложно догадаться.
Ровена заняла своё место за столом рядом с принцессами. Слуга уже наполнил фарфоровую чашку горячим чаем и предложил поднос со свежей ароматной выпечкой.
— Ах да, совсем забыла, — королева отложила вилку и чуть подалась вперёд. — Корнут, вы уже разослали приглашения?
— Ещё на прошлой неделе, Ваше Величество, — советник елейно улыбнулся.
— У меня совсем вылетело из головы добавить в список Флоресов. Не могли бы вы сегодня выслать им письмо?
— Не беспокойтесь, моя королева, времени ещё предостаточно. Но я, безусловно, прослежу, чтобы письмо сегодня же было отослано.
— Превосходно, Корнут. Не хотелось бы заводить врагов на ровном месте. Если не пригласить их на Зимнюю Неделю, они нам этого никогда не простят.
Король со скучающим видом отпил из золочёного бокала, и там был определённо не чай. Пьяницей дядю не назовёшь, но временами он не прочь начать утро с чего-нибудь покрепче. Во всяком случае, за долгие годы Ровена не раз наблюдала подобное.
— Надеюсь, мы всё же подберём достойных кандидатов в мужья нашим девочкам, — сетовала Лаура. — Так сложно определиться, особенно при таком огромном выборе. Столько претендентов!
— Об этом беспокоиться слишком рано, душа моя, в нашем-то переменчивом мире, — отозвался Юстиниан. — Девочкам не мешало бы подрасти. К тому же нам ещё предстоит подыскать кого-нибудь для Ровены.
— Я скорее умру, чем допущу её свадьбу до обручения моих дочерей, — королева нахмурилась. — Это очень плохая примета!
В последнее время подобные темы поднимались Лаурой довольно часто, и Ровена была даже рада порой до смешного нелепой суеверности тётушки. Ничего хорошего в замужестве её не ожидало. Конечно, втайне, как и любая девушка, она мечтала о большой любви и пышной свадьбе, но о каком семейном счастье может идти речь, когда тебя собираются продать, как породистую кобылу на аукционе?
— Что там насчёт полиции? — Юстиниан повернулся к канселариусу, очевидно, устав слушать болтовню о женихах и приёмах.
— Я ещё работаю над этим, Ваше Величество, — спешно заверил тот, — но думаю, не мешает сначала прощупать почву более тщательно.
— Не понимаю, зачем оттягивать до последнего? Я хочу, чтобы до начала зимы закон был уже одобрен.
— Видите ли, риск, что Сенат отклонит его, довольно высок. Нужно время, чтобы Максиан переговорил с остальными до рассмотрения.
— Разве недостаточно тех денег, что я выделил?
— Сенаторские души нынче стоят дорого, Ваше Величество.
— И почему нельзя перебить тех, на кого не хватило золота, — иронично вздохнул король.
— Думаю, лучше найти более веские причины для продвижения. Тогда и уговорить этих ослов будет намного проще.
— Так ищите их быстрее, Корнут!
Внимание Ровены привлекли принцессы, принявшиеся шёпотом о чём-то спорить. В конце концов Виктория раздражённо шикнула на сестру и громко отодвинула пустую тарелку.
— Извините, папа, но мы вынуждены вас покинуть. Нам задали так много, что и до вечера не управиться.
— Можете идти, — кивнул король и, проводив дочерей взглядом, повернулся к Ровене:
— А как у тебя успехи в учёбе?
— Замечательно, дядюшка, — осторожно ответила она, гадая, в чём подвох. Он настолько редко интересовался её жизнью, что подобное внимание серьёзно настораживало.
— Хорошо, — задумчиво улыбнулся дядя, похотливо ощупывая её глазами. — Надеюсь, мне не придётся выслушивать жалобы от твоих учителей.
Снова этот взгляд — липкий, омерзительный, грязный. Ровена напряжённо выровнялась. Горячее чувство стыда вдруг окатило её всю, с головы до ног. Не выдержав, она поднялась:
— Прошу меня простить.
— Можешь идти, — небрежно обронила Лаура.
— Благодарю, тётушка, — Ровена присела в лёгком поклоне и вопросительно посмотрела на короля. Тот слегка наморщил нос, но возражать не стал.
Сдерживаясь, чтобы не побежать, она поспешила покинуть зал. Взгляд дяди — а чей же ещё!? — ядовитым лезвием царапал спину. Оставалось только молить Карну о защите, всё равно никто, кроме Максиана, ей не поверит. Хотя что он сделает, если вдруг Юстиниан решится посетить её покои уже не в качестве законного опекуна?
Два алых льва учтиво расступились, позвякивая красными пластинами доспехов. Скользнув взглядом по круглым шлемам с широкими наушниками, почти полностью покрывающими лица гвардейцев, она вышла в широкий коридор, где её ожидала телохранительница.
Лишь когда двери трапезного зала скрылись за поворотом, Ровена смогла облегчённо выдохнуть, радуясь, что на этот раз семейная встреча не закончилась очередным неприятным сюрпризом. Однажды дядюшка без каких-либо на то причин уволил её любимого учителя и назначил вместо него дряхлого ворчуна с бородавкой на плеши. В другой раз заявил, что она привлекает к себе слишком много мужского внимания, и под видом заботы о девичьей чести приставил круглосуточную охрану из осквернённых. Правда, за это она ему была даже благодарна: как бы ещё ей удалось познакомиться с Восемьдесят Третьей!
Хотя потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к такому сопровождению — чего только стоила эта вот унылая чёрная форма, не говоря уже о маске, скрывающей всю нижнюю половину лица до самой переносицы. Да и остальное весьма успешно пряталось под глубоким капюшоном так, что получалось разглядеть только глаза да номер над бровью. По нему обычно осквернённых и различали.
— Ну и денёк! — убавив шаг, Ровена с нарочитым укором посмотрела на телохранительницу. — Я уже говорила, как ненавижу эти ваши маски?
— Сегодня ещё нет, госпожа, — судя по голосу, Восемьдесят Третья улыбалась. — Хотя всё равно ничего плохого я в них не нахожу.
— Зато я нахожу! Мне куда комфортнее видеть лицо собеседника.
— Но не всем же осквернённым повезло родиться такими красивыми, как я, — Восемьдесят Третья шутливо подмигнула.
— И то верно, — Ровена рассмеялась. — Впрочем, меня не напугать волчьей пастью, как у Морока.
— Двадцать Первый, — строго поправила телохранительница.
Старшая по казарме почему-то не признавала никаких прозвищ. На предложение придумать для неё имя, чтобы было проще к ней обращаться, легата королевских скорпионов ответила категорическим отказом, заявив, что имена — это привилегия свободных, и нечего осквернённым подражать им. Что ж, может, она в чём-то и права.
Но, несмотря на странности Восемьдесят Третьей, Ровена всё же предпочитала её компанию чьей-либо ещё. Не то чтобы она намеренно избегала дружбы с высокородными, просто среди них ощущала себя чужой, наверное… А вот с телохранительницей ей было на удивление легко и спокойно, и как-то уж само так сложилось, что место подруг заняли старый отцовский товарищ да осквернённая.
Наконец, преодолев длинный переход с узкими витражными окнами, они вышли в круглый холл со стеклянным куполом и шестиконечной звездой, вымощенной цветной мозаикой на полу. Отсюда лучами расходились шесть основных коридоров, ведущих в разные части каструма.
Возвращаться к себе в покои Ровена не собиралась: к вечеру требовалось сдать реферат по истории Регнума — столицы Прибрежья и первого города, возведённого после Великой Войны. Тоска смертная!
Она бы предпочла исписать сотню листов о прежних, довоенных временах, а не корпеть над занудным текстом о строительстве замка и утомительно-скучной хронологией правлений.
Впрочем, пусть даже ей и неинтересен этот отрезок истории, но стоило признать: предки строить умели. Спящим великаном каструм возвышался над столицей и казался сам по себе отдельным городом, прячущимся от внешнего мира за массивными стенами из красного камня, становящимися глубоко багровыми в лучах заката, отчего Замок и был прозван Кровавым.
Библиотека располагалась в административной секции, в самом конце крыла. Миновав фойе, они остановились у тяжёлой двустворчатой двери с растительным орнаментом.
По просьбе Ровены Восемьдесят Третья осталась дожидаться у входа — всё равно библиотека пустовала: кузин, конечно же, там не обнаружилось. Ничего удивительного, никто из учителей не посмеет сетовать на небрежность принцесс перед ликом царствующего родителя. Жалкие лизоблюды! Впрочем, не так уж это и плохо — можно спокойно заниматься своим делом.
Ей нравилось проводить здесь время. Ровена часто засиживалась допоздна за чтением какой-нибудь исторической повести и воображала, как жилось там, в прошлом, где вместо лошадей по улицам раскатывали разноцветные автомобили, а небо рассекали серебристые самолёты.
Интересно, какими были древние? Чего хотели, к чему стремились? И каково это — за несколько часов оказаться на другом конце планеты, не боясь скверны и монстров за городскими стенами?
Послевоенное время казалось блёклой тенью великих цивилизаций, существующих теперь разве что на пожелтевших страницах никому не нужных книг.
Появись сейчас перед ней могущественный маг из какой-нибудь сказки и предложи отдать всё, что она имеет, взамен на самую трудную и бесславную жизнь, но там, в прошлом, Ровена без раздумий бы согласилась. Всё лучше, чем гнить в этих кровавых стенах в ожидании свадьбы, чтобы потом продолжить гнить уже до конца своих дней в каком-нибудь маноре Южного Мыса, или того хуже, Опертама.
За книгами время пролетало незаметно. Казалось, только час назад Восемьдесят Третья принесла из кухни овощной суп с парой ломтиков свиного окорока, а за окном солнце уже клонилось к горизонту.
Пролистав исписанные старательным почерком страницы, Ровена облегчённо выдохнула: кажется, вышло неплохо. Осталось всего несколько листов, и она утрёт старому брюзге нос. Как вытянется морщинистая рожа учителя при виде готового задания!
С довольной улыбкой она отправилась к архиву. Где-то здесь должны быть летописи о последних правителях государства.
Сидя прямо на полу, Ровена перебирала толстые папки, бегло просматривая подписи. Нужные откладывались в сторону, остальные водружались на место — в огромный ящик под нижней полкой.
— Период правления Урсуса Второго, — вслух прочитала она и взяла папку в руки.
Старая лента, стягивающая переплёт, внезапно лопнула, и всё содержимое вывалилось прямо на колени. Ровена принялась бережно собирать испещрённые мелкими буквами листы, складывая их в ровную стопку. Указы, хозяйственные отчёты, какая-то деловая переписка… В руки попалась старая фотография родителей. Молодая женщина с большими синими глазами, задорно вздёрнутым носиком и чувственными губами держала под локоть статного мужчину со строгим взглядом.
Она почти ничего не знала о маме — та умерла спустя всего несколько месяцев после родов, а отец редко говорил о ней, стараясь не тревожить и так с трудом затянувшуюся рану. Но все, кто знали покойную королеву, утверждали, что Ровена — точная копия своей матери, только глаза отцовские, зелёные.
Словно впервые, она внимательно изучала лицо отца. Ровный нос, широкие скулы, густая копна светлых волос, непослушно выбивающаяся из-под тонкого ободка короны… Короны, которую теперь носит дядя.
«Как же мне тебя не хватает, папа…»
Бережно отложив фото, Ровена принялась собирать остальные бумаги.
Стоп! А это что? Застыв в удивлении, она внимательно изучала документ, заметно отличающийся от остальных бумаг. Почти на весь лист выцветшей краской распечатано мужское лицо. Ниже подпись: «В розыске», и буквами помельче: «Подозреваемый в убийстве короля. 100 000 золотых за достоверную информацию о местонахождении».
Она заморгала, не веря собственным глазам. Какое ещё убийство?! Отец и его отряд попали в засаду дикарей, и никто не выжил! А этот явно не уруттанец.
Краска портрета поблёкла от времени, но лицо казалось до боли знакомым. Эти глаза, этот орлиный нос и номер над правой дугой густых бровей…
Ровена подскочила. Быть того не может! Должно быть, это ошибка! Чья-то злая шутка, не иначе.
Она летела по коридорам стрелой, перепрыгивая на ходу через несколько ступенек, рискуя подвернуть лодыжку. Восемьдесят Третья не отставала, держась всего на пару шагов позади.
«Пусть Максиан будет у себя! — судорожно металось в голове. — Только бы застать его, ведь он часто засиживается допоздна».
Ступени снова замелькали под ногами. На повороте перед кабинетом она едва не сбила с ног гвардейца, увернувшись от столкновения в последнюю секунду.
Наконец остановившись у порога нужного кабинета, Ровена с силой забарабанила ладонью по лакированной панели.
— Войдите, — донеслось изнутри, и она, не дожидаясь, когда выровняется дыхание, толкнула тяжёлую дверь.
Кабинет встретил лёгким запахом табака и почему-то свежескошенной травы. Два широких кресла и массивный стол, заваленный стопками документов и канцелярскими принадлежностями, — вот и всё убранство, если не считать длинного шкафа с ровными рядами книг.
Максиан отложил документ и приподнял бровь. Взгляд тёмных глаз пронзительный, немного ироничный. Чёрные волосы с серебряными прядями на висках зачёсаны назад, круглая бородка как всегда аккуратно подстрижена.
— Какая приятная неожиданность! — улыбнулся он и жестом предложил ей занять кресло.
***
Ровена метнулась к столу и швырнула какой-то листок ему под нос:
— Что это значит?!
Максиан недоуменно нахмурился. Что-то явно стряслось: принцесса тяжело дышала, капельки пота проступили на бледном лбу, глаза полны непонимания и смятения.
Хватило и одного взгляда на брошенный ею лист, чтобы всё сразу встало на свои места. Проклятье! Он же собственноручно избавился от каждой копии, сжёг всё дотла.
— Где ты это взяла?
— Нашла в архивах, — Ровена упала в скрипучее кресло и провела ладонями по раскрасневшемуся лицу.
Максиан отложил треклятый лист. Знала бы она, чего ему стоило уговорить Юстиниана отменить розыск Севира. На первых порах он и сам мечтал вырезать мерзавцу сердце и скормить его туннельным псам — тот должен был умереть, защищая своего короля, а вместо этого трусливо сбежал. Едва заметные следы вперемешку с кровью тянулись вглубь Мёртвых Пустошей, но найти его так и не удалось.
И что теперь? Рассказать девчонке правду означало разрушить и без того хлипкие стены спокойствия, которые он после гибели друга годами воздвигал камень за камнем, и всё для неё, сироты, брошенной судьбой в хищные лапы стервятников. Нет, так дело не пойдёт!
— И что тебя так взволновало, моя дорогая? — Максиан изобразил искреннее непонимание. — Обычное дело — награда за поимку преступника.
— Не морочь мне голову! — глаза принцессы лихорадочно блестели. — Ты думал, я его не узнаю? И при чём здесь отец, раз уж это обычный преступник?
— Успокойся, будь добра, — Максиан опустился в кресло напротив и взял её ладонь. — Ну и кого ты узнала?
— Это Севир! И даже не пытайся меня разубедить. Я прекрасно помню и его лицо, и его номер! — Ровена отдёрнула руку и мрачно уставилась на Максиана.
Ложь во благо — не этим ли обычно оправдывают родители своё малодушие перед собственными отпрысками? Но Ровена уже не ребёнок, и, возможно, пора бы ей задуматься о будущем, а оно совсем не безоблачное. Имеет ли он право рушить её мирок? Нет, не имеет. Но есть ли уверенность, что этого не сделает кто-нибудь другой и в менее подходящий момент?
Принцесса прочистила горло, намекая, что ждёт объяснений.
— Ты была слишком мала, — всё же осторожность не помешает, — я не мог рассказать всего, понимаешь?
— Я хочу знать правду!
Настойчивость Ровены не удивляла. Безусловно, в ней есть стержень, от отца ли или от матери, но она умеет добиваться своего при желании. Он больше не собирался юлить и лгать, но и швыряться фактами в лоб — непростительная глупость. Это может навредить ей.
— Понимаешь, среди погибших Севира не оказалось. Подозрения, естественно, тут же пали на него. Вполне справедливо, к слову. Раз выжил, зачем тогда прятаться? Мы искали его везде, но в Пустошах это не так-то просто. Твой дядя готов был на всё, лишь бы заполучить его голову, потому использовали всевозможные методы.
— Не понимаю… Севир был лучшим другом отца. Как он мог предать его? Какой в этом смысл?
— Но ведь чистой совести нечего скрывать, не так ли?
— Отец верил ему, как себе!
— Верил, — может, и не придётся всего рассказывать. Пусть лучше девчонка думает, что так всё и было.
Ровена нахмурилась, сосредоточенно размышляя об услышанном.
— Зачем тогда проливать столько крови, если он мог убить папу в любой момент? — наконец произнесла она. — Севир всегда был рядом, и все двери для него были открыты. Что-то здесь не сходится…
Лицо принцессы, до этого пылающее румянцем, начало стремительно бледнеть. Интересно, что за борьба ведётся в этой светлой головке, пока ещё не испорченной алчностью и жаждой власти?
Максиан подался вперёд и коснулся её руки, но тут же отпрянул: на него смотрели холодные, белёсые глаза, нечеловеческие, чужие, словно принадлежащие какому-нибудь демону бога Тейлура.
«Только этого не хватало!» — промелькнула мысль.
Невидимая рука тисками сдавила затылок, по спине пробежал лёгкий мороз. Что-то проникло в голову, закопошилось в мозгах, как черви в мёртвой плоти. Боли не было, скорее, некий ступор вперемешку с ноющей тоской и полным безразличием ко всему.
— Не. Смей. Мне. Лгать, — сквозь вязкую пелену донёсся голос Ровены.
Нужно сопротивляться, не поддаваться ей, не позволять управлять собой. Он собрал последние остатки воли, хотя особо ни на что и не рассчитывал.
— Остановись… пока не поздно, — выдавил он.
Девчонка вздрогнула, растерянно заморгала. Невидимая хватка мгновенно отпустила. Максиан судорожно вздохнул и провёл ладонью по онемевшему затылку.
— Никогда, слышишь? Никогда так не делай! — со всей возможной строгостью проговорил он. — Научись управлять собой, или не проживёшь и половины отмеренного.
— Прости! Прошу, прости! — Ровена съёжилась в кресле, как нашкодивший ребёнок перед рассерженным родителем.
Ему вдруг стало горько оттого, что лгал ей. Оттого, что так и не подготовил девчонку к жизни. В чём её вина? В желании узнать правду?
Он подошёл к Ровене, по-отечески пригладил растрепавшиеся волосы:
— И ты прости меня. Я всего лишь хотел оградить тебя ото всей этой грязи. Теперь вижу, что ошибался. Только пообещай мне: всё, что я скажу сейчас, не только должно остаться между нами. Нет, ты будешь вести себя так, будто ни о чём и не подозреваешь. Таковы мои условия.
— Хорошо, обещаю.
— Прошу, ещё раз подумай, нужно ли ворошить прошлое, тем более спустя столько лет.
— Нужно! — выпалила она. — Говори, я готова ко всему.
Максиан невесело ухмыльнулся:
— Хорошо… Твой дар, как называл это Урсус, проявился не сразу. Я прекрасно помню тот день: ты играла с няней на полу кабинета, и вдруг та ни с того ни с сего зарыдала. Потом она сказала, будто нечто заставило её это сделать. Всё стало сразу понятно: кроме тебя и некому. Ты была совсем крошкой и не понимала, что творишь, но для Урсуса это был настоящий удар. Он ещё не отошёл от смерти Лисс, и потерять тебя для него стало бы хуже погибели. Он ведь в тебе души не чаял.
Затаив дыхание, Ровена ловила каждое его слово.
— Ты ведь знаешь, что происходит с новорождёнными, если в них обнаружится скверна. Исключений не бывает: ни статус, ни золото — ничто не спасёт от клейма. Осквернённые — не люди, им нет места среди нас. Так написано в Заветах, таковы вековые традиции. Естественно, Урсус не мог допустить, чтобы тебя забрал Легион. Знала бы ты, на что нам пришлось пойти, чтобы твоя тайна осталась таковой… За это мне ещё предстоит ответить перед богами.
Глаза Ровены округлились, но перебивать его она не посмела.
— Да-да, знаю, о чём ты думаешь. Мир несправедлив, дорогая. Но твою тайну нам удалось сберечь. Няня молчала, да и неудивительно: Урсус для неё был как сын, а тебя она просто обожала. Но, к сожалению, старость взяла своё, и она покинула наш бренный мир спустя несколько лет после проверяющего, который так неловко поскользнулся на ступеньках собственного дома и свернул себе шею. В итоге только я, Севир да твой отец — вот и все, кто знал о твоём секрете. Забавно, одна хрупкая жизнь в руках троих… Но Урсус не остановился на этом. Он смотрел далеко в будущее и понимал, что всё это временное решение. Мы потратили несколько лет на поиски лекарства, которого, конечно же, не существует. В основном надеялись на Конфедерацию, но и там, разумеется, нам ничем не смогли помочь. После первой неудачи мы начали изучать Заветы, искали лазейки в законе, но там нас также ожидало разочарование. Всё написанное слишком однозначно и без двойного дна. Нам ничего не оставалось, кроме как попытаться пойти против устоев и отменить рабство как таковое. Конечно же, изменить отношение людей к осквернённым мы не могли, а вот освободить их казалось хоть и сложным, но вполне осуществимым делом.
Максиан заметил, как задрожали губы Ровены, а глаза заблестели от слёз.
— Ты уверена, что готова слушать дальше?
Она закивала, утирая ладонью мокрые щёки.
— Хорошо, потому что дальше всё намного сложнее. Видишь ли, слишком большие деньги крутятся в Легионе, и слишком выгодно знати владеть рабами. Ещё бы! Безропотная служба, если хочешь жить. Кроме того, не стоит забывать и о страхе перед «другими». Достаточно вспомнить фанатиков, по сей день недовольных Кодексом Скверны и требующих вернуть эвтаназию, — Максиан подошёл к окну. В чернеющем небе беззвучно мелькнула молния. От громового раската едва не затряслись стёкла. Начиналась гроза. — Твой отец, Ровена, был по-настоящему выдающимся человеком: он не убоялся пойти против системы. Но одной смелости, как видишь, оказалось недостаточно. Нам следовало действовать осторожно, не привлекать излишнего внимания, но мы были молоды и чересчур самоуверенны. В результате единственной нашей победой оставалось признание Сто Первого человеком. Урсус целый год добивался от Сената одобрения, и в конце концов те пошли на уступку. Севир получил имя и право на жизнь среди людей. Забавно, но я не сразу понял, что сделал твой отец. Нет, он не просто подарил свободу одному рабу — он показал осквернённым, что все они имеют право называться людьми.
— И всё это ради меня одной? — принцесса, казалось, не верила собственным ушам.
— В каком-то смысле да. Хотя твой отец и до этого ненавидел рабство и относился к осквернённым не хуже, чем к свободным. А часто даже и лучше. Думаю, рано или поздно он бы и сам пришёл к этому. Ты просто стала своего рода катализатором. Но, как я уже сказал, мы были молоды и самонадеянны, действовали открыто, и кое-кому это пришлось не по нраву. Щупальца Легиона уже давно достигли Сената, а самые влиятельные семьи Прибрежья всегда были на стороне рабовладельцев. Легион искал пути остановить обезумевшего, по их утверждениям, короля и в конце концов нашёл их в лице Юстиниана. Твой дядя уже тогда слыл ярым ненавистником осквернённых и фанатично чтил каждое слово Заветов. Думаю, его не понадобилось слишком долго уговаривать, но всё это мои предположения, конечно же. Доказательств нет, кроме слов Севира. К сожалению, мне так и не удалось полностью вскрыть этот гнойник, а теперь это уже не так важно, наверное. Может, Юстиниан и сам дошёл до этого, но точно не без поддержки. Его вообще мало кто воспринимал всерьёз, а зря, как оказалось. Не так-то он прост, Ровена. Все эти сказки про дикарей, рыскающих по Мёртвым Пустошам в поисках короля, скормили народу на голубом глазу. О страсти Урсуса к охоте не знали только младенцы, устроить засаду было проще простого. Вполне удобно, не так ли? Ни свидетелей тебе, ни улик. Но вот что меня даже тогда сильно смутило: ни одного трупа уруттанца так и не нашли, в отличие от пары дохлых наёмников. Они даже не маскировались! Да и зачем! Кто будет проверять, верно?
— Поэтому дядя искал Севира? Боялся, что вскроется правда?
— Возможно. То ли народного осуждения боялся, то ли мести осквернённых, но, к счастью, мне удалось убедить его бросить эту затею.
— А что стало с Севиром? Он всё ещё жив?
— Как знать, дорогая, как знать… — Максиан поднялся с кресла, наполнил стакан водой и протянул принцессе.
Она поблагодарила, но к воде не притронулась. Её спокойствие настораживало. Заметно, что сдерживается, прячет слёзы, и всё же не такой реакции он ожидал. Истерика, крики, угрозы — да пожалуйста, только не это каменное лицо с пустым взглядом. Как бы не натворила чего.
— О чём ты думаешь, Ровена?
— Как дальше жить с этим, — глухо отозвалась она.
— У тебя нет выбора. Ты должна смириться. Помнишь, что обещала? — Максиан склонился над ней, сжал её плечи. — Ты меня слышишь? Ты должна!
— Отец погиб из-за меня. Не родись я такой, он был бы жив. И мама, наверное, тоже.
— Выбрось эти глупости из головы! Нам не дано выбирать, где и кем родиться. Прими его жертву как шанс прожить спокойную и счастливую жизнь. Не попирай его память своей слабостью!
Максиан злился — не на неё, на себя. Он искренне хотел бы пообещать, что всё будет хорошо, что всё забудется, как кошмарный сон, но лгать не хотелось: хорошо уже не будет. Ни завтра, ни через десять лет, никогда.
Утешения здесь не к месту. Пройдёт ещё много времени, прежде чем её рана зарубцуется, всё равно оставаясь на душе уродливым шрамом, время от времени тревожащим бессонными ночами. С этим грузом ей придётся жить до конца дней, и он бы многое отдал, чтобы вернуть эти несколько часов, найти и сжечь тот чёртов листок, что должен был сгореть с остальными ещё двенадцать лет назад.
— Ты прав, — она поднялась из кресла. — Прости. За меня можешь не волноваться, я постараюсь вести себя так, будто ничего не знаю.
Максиан растроганно улыбнулся и крепко обнял хрупкую, но такую сильную и смелую девочку.
— Ты дочь своего отца, Ровена, — с нежностью сказал он. — Урсус бы гордился тобой, можешь не сомневаться.
Она натянуто улыбнулась и скрылась за дверью.
Не стоило бы сейчас оставлять её одну, но привлекать лишнее внимание, разгуливая по коридорам с юной принцессой — не слишком мудрое решение. Однако есть кое-кто, кому можно доверить такое дело.
Максиан спрятал листок в карман пиджака и вышел из кабинета.