В соответствии с законом о неприкосновенности частной жизни сбор, использование и распространение любой информации о частной жизни гражданина не допускается без согласия самого гражданина. Нарушение закона карается лишением свободы сроком от пяти лет, в зависимости от тяжести преступления.
Заветы потомкам, 01.042
Потирая заспанные глаза, Корнут спешил в кабинет, где его уже ожидал детектив. Сомнений, что тот явился с чем-то исключительно важным, не возникало ни на минуту. Если и впрямь что-то стоящее, всё должно обернуться наилучшим образом. Максиан — что телеграфный столб, вкопанный посреди дороги: ни убрать, ни объехать, но если оборвать связь с остальными линиями, выкорчевать помеху будет проще простого.
Окликнув с лестницы служанку, Корнут попросил её заварить чаю и вошёл в кабинет. Развалившись в кресле, Шед увлечённо выковыривал канцелярским ножом грязь из-под ногтей.
— С добрым утром, господин советник, — произнёс он, не отрываясь от своего занятия.
— Посмотрим, насколько оно доброе, — Корнут уселся за стол и с нетерпением уставился на детектива. — Ну? И с чем вы пожаловали в такую рань?
— Вы же сами приказали немедленно докладывать, если случится что-то из ряда вон.
— Так докладывайте, Шед! Или до вечера собираетесь здесь проводить гигиенические процедуры?
— Понял-понял, — детектив небрежно вернул нож в подставку и, состроив сосредоточенную гримасу, прочистил горло. — Дело было так: объект покинул собственный дом в половине первого ночи. Прихватил запасную лошадь и направился к каструму. Там он проторчал у западных ворот около десяти минут, затем к нему присоединилась парочка. Кстати, вышли те как раз из замка.
— Парочка? Кто конкретно?
— Молоденькая девица и осквернённый. Они сразу же отправились к Западному Подножью и остановились на самом отшибе. Место запомнил, могу отметить на карте.
— Превосходно, — кивнул Корнут. — Продолжайте.
— Там они встретились с двумя неизвестными: белобрысый со шрамом на лбу и бородатый старик. О чём они говорили, сложно сказать, почти все сидели спиной, по губам прочесть не получилось. Тем более со второго-то этажа. К-хм… Так вот, проторчали они там часа два, не меньше. Затем объект проводил ту же парочку обратно к замку и отправился прямиком домой.
Корнут озадаченно поскрёб висок. Интересно, что же это за девица, как выразился Шед? Да ещё и в компании осквернённого.
— Опишите-ка мне ту девушку.
— Волосы длинные, светлые, — Шед старательно подбирал слова. — Худенькая такая, курносая. Весьма хороша собой. Одёжка неброская, но дорогая. Видно, что девчонка из благородных: осанка, жесты, надменная мина.
По описанию единственное имя, которое сейчас приходило на ум — это Ровена. Конечно, нельзя исключать и какую-нибудь фрейлину, вот только скорпионы Юстиниана не сопровождают никого, кроме советников и членов королевской семьи.
— Что ещё вы можете рассказать о ней? Может, примета какая-нибудь?
— Да нет, вроде ничего такого, — Шед задумался. — Разве что она долго с белобрысым разговаривала, всё рыдала, не прекращая.
Рыдала, значит? Не по папочке ли, сгинувшем в Пустошах? Сколько ей тогда было? Если сейчас принцессе восемнадцать, то шесть ей в то время уже стукнуло. Она вполне могла запомнить Севира. Несомненно, это точно Ровена. Другой девчонки в каструме, якшающейся с Максианом и знакомой с Севиром, быть не могло. Всё сходится.
— А номер сопровождающего её осквернённого вы не видели? — Корнут взволнованно сцепил пальцы в замок.
— Да где там! — отмахнулся Шед. — Не больно-то и разглядишь в окне. Да и сидел он вполоборота. Обычный такой, и не скажешь, что выродок.
— А с чего вы тогда решили, что он осквернённый?
— Ну как же, по форме, разумеется, — детектив нахмурился. — Хотя вы правы, может, это была маскировка. Только вот вернулся он в замок вместе с девчонкой.
То, что вернулись они вдвоём, ещё ни о чём не говорит. Тот мог просто провести принцессу мимо стражи и скрыться, но версию с королевским скорпионом отметать пока не стоит. Шпионы Пера в замке — вполне ожидаемое явление.
— Скажите, Шед, смогли бы вы узнать его?
— Естественно! Память на лица у меня хорошая.
— Что ж, прекрасно, — если осквернённый живёт в замке, вычислить его не составляет труда. Пожалуй, стоит начать со скорпионов, а если среди них заговорщик не обнаружится, можно проверить и сервусов. — А что насчёт остальных? Опишите мне их поподробнее.
— А, ну с теми проще. Один здоровый такой, средних лет. Волосы светлые, до плеч, короткая борода. Нос кривой, видимо, плохо сросся после перелома. Шрам над правой бровью. Знаете, я бы подумал, что от клейма избавился, но кто его знает. Одет как простолюдин, вооружён огнестрелом.
— А второй?
— Высокий, тощий, седой, с длинной бородой. Сидел у дальней стены, не особо-то я его и разглядел. Он, кстати, всё с выродком лясы точил.
Старика Корнут не знал, но в остальном всё сходилось. Севир, Максиан… Роль Ровены, правда, не слишком ясна. Допустим, принцепс организовал ей встречу со старым знакомым, ностальгия, так сказать, но что если они готовят какой-то заговор против короны? Вдруг девчонка решила пойти по стопам отца? На трон она вполне может претендовать, особенно если обнародуется произошедшее в Пустошах.
— Узнать бы, о чём они говорили, — пробормотал Корнут себе под нос. — Это всё, Шед? Вы уверены, что ничего не упустили?
— Уверен, господин канселариус. По возвращении объект своего дома не покидал. Как рассвело, я сразу к вам рванул.
— Хорошо. Можете пока идти. Ах да, и ещё кое-что. Раскопайте мне всё, что сможете, об Исайлуме. И побыстрее.
Шед шутливо отдал честь:
— Будет сделано, господин советник.
Проводив детектива рассеянным взглядом, Корнут откинулся на спинку стула. Мысли о Ровене всё никак не выходили из головы. Что-то тревожило, но понять, что конкретно, пока не удавалось. Очевидно, принцесса не настолько невинна, каковой кажется на первый взгляд. Как знать, что ею движет. Ненависть? Месть? Тщеславие? У неё могут быть тысячи причин.
Как бы то ни было, выяснить это вполне возможно. Стоит лишь чуть надавить на девчонку, и та всё сама расскажет. Но для этого у него должны иметься весомые доказательства, которых пока нет. Догадки и домыслы не в счёт, они и потёртого медяка не стоят.
Вот, значит, как, господин принцепс? Старая война с новой стратегией. Недурно-недурно. Так даже интереснее!
***
Максиан в очередной раз прокручивал в голове сценарий грядущей беседы с представителем Легиона. День явно обещал быть напряжённым, так уж совпало: обсуждение законопроекта Юстиниана и вечерняя встреча с Линусом. До этого доводилось с ним сталкиваться несколько раз. Скользкий тип, мерзкий, но не глуп, должен смекнуть, что к чему. Важнее всего, чтобы верно донёс его посыл первому магистру.
Максиан рассеянно наблюдал, как просторный круглый зал стремительно заполняется чиновниками и посетителями. Присутствующие тихо переговаривались между собой, словно боясь нарушить торжественную тишину здания Сената.
В центральном круге возвышалась дюжина мраморных тронов — символы доминирующей власти народа. Почти все они были заняты, оставалось лишь несколько пустующих сидений, без владельцев которых заседание не могло начаться.
Место принцепса, единственное, к которому в придачу полагался канцелярский стол, замыкало тронный круг и возвышалось над остальными за счёт каменного помоста.
Вторым кольцом располагались трибуны для присяжных и зрителей. Сегодня там устроилось всего несколько газетчиков да с десяток граждан, которым, видимо, ещё оставалось дело до благополучия государства. По закону, на совете Сената мог присутствовать любой желающий, но вмешиваться в процесс наблюдающие не имели права и тут же выдворялись охраной при малейшей попытке сорвать собрание.
Несмотря на стены, приевшиеся за долгие годы службы, Максиан любил это место. Здесь витал особый дух древних, и каждая колонна, каждый трон, каждая ступень пронизаны символизмом и надеждой на светлое будущее. Будущее, которое казалось предкам вторым шансом, подаренным богами человечеству, а потомкам — проклятьем за уже позабытые грехи отцов.
— Господин принцепс, позвольте украсть у вас несколько минут, — к Максиану подошёл один из сенаторов и положил на столешницу худую стопку листов, исписанных разными почерками. — Здесь заявления от владельцев мануфактур. Жалобы на «непомерно высокие налоги».
— Они всегда на что-то жалуются, — отмахнулся Максиан. — Мы только в прошлом году предоставили им льготы на дорожные сборы. А им всё мало и мало.
— Представьте себе, наглецы ещё и цены грозятся повысить!
— Пусть грозятся. С каждым медяком мы увеличим процент подоходного налога, да так, что даже тройная накрутка на их товар не окупится. Так им и передайте. Слово в слово. А если это не сработает, пригрозите им лимитом на максимальную цену.
— Пожалуй, это должно поумерить их жадность, — усмехнулся сенатор. — Что ж, я попробую донести до них вашу мысль.
— Замечательно, — Максиан поднялся, заметив, что все уже в сборе.
Остальные сенаторы сразу же последовали его примеру.
— Справедливость, честность, верность народу, — громко произнёс он.
— Верность Заветам, верность государству, верность всему человечеству, — донеслось в ответ.
— Объявляю заседание открытым.
Сенаторы расселись по своим местам. Фидель, низкорослый старик с квадратным подбородком и орлиным носом, неспешно вышел в центр круга и, прокашлявшись, заговорил:
— Как представитель Гильдии Учёных, я обязан внести некоторые пояснения по поводу тревожных слухов, которые ходят о туннелях Регнума. Трижды за осень мы получали доклады от дозорных, и лишь последнее известие из терсентума подтвердилось достоверными фактами. Некая сила, известная в народе как «плачущие», стала проявлять себя в ранее безопасных и чистых туннелях. Два хода нам уже пришлось запечатать, но как быстро эта напасть распространяется, сложно сказать. Гильдии почти ничего о ней не известно, и изучить её природу пока не представляется возможным. Чем бы ни были эти «плачущие», они, безусловно, представляют смертельную опасность.
— И что же предлагает Гильдия? — поинтересовался Валент, самый молодой из сенаторов. — Кроме слухов и домыслов.
— Определённо стоит отнестись к этому явлению с особой серьёзностью, — отозвался Фидель, нахмурив густые брови. — Пока мы изучаем плачущих в меру своих возможностей, но, скорее всего, придётся запечатывать заражённые ими туннели.
— Разумно ли это? Некоторые из них стратегически важны для Регнума.
— Безопасность граждан превыше всего. Вряд ли мертвецов волнует оборонительная стратегия.
— И чем конкретно они опасны? — вмешался Клетес, краснощёкий толстяк с жиденькой козлиной бородкой.
— Всё, что нам известно — эти существа способны свести с ума свою жертву, заставив убить себя или ближнего, — Фидель обвёл взглядом зал. — Большего, к сожалению, пока сказать не могу.
— У Гильдии есть хоть какие-нибудь гипотезы? — обеспокоенно спросил Максиан.
— Безусловно, господин принцепс, есть гипотеза, что плачущие явились из Сиджилума, но, каким образом они это сделали и так ли это на самом деле, нам не известно.
— Но ведь Сиджилум далеко, и тщательно запечатан, — отметил Валент.
— Так оно и есть. Но впервые плачущие были обнаружены как раз близ запретной зоны. Возможно, это совпадение, но они не похожи ни на одного из известных нам мутантов, и поведение их довольно сильно отличается от обычных животных.
— Уважаемый Фидель, будьте с нами откровенны, — обратился к нему Максиан, — сможет ли Гильдия выяснить, с чем мы имеем дело?
— Я бы на это не слишком рассчитывал.
— Благодарю за честность. Что ж, кто за то, чтобы продолжать запечатывать туннели?
Восемь сенаторов, включая самого магистра Гильдии, подняли руки.
— Я также голосую за это решение, — объявил Максиан. — Фидель, прошу вас немедленно докладывать генералу Силвану о каждом заражённом туннеле.
Поклонившись, старик зашаркал к своему трону. На его место сразу же вышел Валент:
— Пока Гильдия борется с неизведанным злом, городскому управлению приходится решать более насущные проблемы, — слегка глотая звуки, затараторил он, будто кто-то толкал его в спину. — В этом году из казны было выделено двести шестьдесят семь тысяч золотых на реставрацию дорог южной части Регнума. Смею сообщить, работы выполнены безупречно, но выяснилось, что канализация там требует неотложного ремонта. Иначе столице грозит более существенная опасность — обзавестись дурно пахнущей славой.
— У городского управления поистине бездонный желудок, — едко заметил Фидель. — Четверть миллиона на кучку камней! С каких пор булыжники стали цениться наравне с золотом?
— Булыжники сами по себе не расколются и не уложатся ровненькими рядами, — раздражённо сообщил Валент.
— И сколько же вам требуется на этот раз? — полюбопытствовал кто-то из сенаторов.
— По моим подсчётам, мы вполне уложимся в четыреста тысяч.
— Значит, достаточно и двухсот, — заключил Максиан.
Валент недовольно поджал губы:
— Остальное предлагаете мне доплачивать из своего кармана?
— Ну почему же! — вскинул брови Максиан. — Не проще ли поискать умельцев подешевле? Не сомневаюсь, в окрестностях Регнума найдётся достаточно желающих работать и за более скромную плату, нежели запрашиваемую столичными каменщиками. В общем, я в вас верю, Валент, особенно в ваше умение экономить.
Сенатор с недовольным видом поклонился и вернулся на место. Ничего, этот точно себя не обделит. Даже из тех денег умудрится утянуть в карман кругленькую сумму. Пожалуй, не мешало бы организовать проверку, пролечить его неуёмную жадность. На городскую управу уже давненько поступают жалобы. Конечно, коррупцию искоренить невозможно и приходится порой закрывать на неё глаза, но всё должно быть в меру.
Вполуха слушая споры о плохом освещении Нижнего Луга и отчёты о строительстве нового госпиталя, Максиан в очередной раз перечитывал предложенный Юстинианом закон.
Король давно дал понять, что отказа не потерпит, вот только Сенат ни за что не согласится одобрить этот бред. Юстиниану удалось подкупить только четверых, ещё двое вежливо отказались. С остальными же бессмысленно вести переговоры — слишком те принципиальны в подобных вопросах. И это понятно: кто в трезвом уме добровольно впустит полицейских в свой дом! Недаром предки недвусмысленно указали в Заветах на то, как важна неприкосновенность частной собственности. Видимо, древние руководствовались своим горьким опытом.
Любопытно, с чего Юстиниан решил, что это поможет повысить его репутацию среди народа? Кто вбил ему в голову эту чепуху? Впрочем, здесь явно прослеживается иной умысел, более глубинный, и, вполне вероятно, это лишь первая попытка сдвинуть Сенат на задний план. Банальный делёж власти.
Дождавшись, когда у сенаторов закончатся темы для обсуждений, Максиан жестом попросил внимания и, обведя взглядом присутствующих, постарался собраться с мыслями. Дебаты обещали быть жаркими.
— Король Юстиниан Великодушный подготовил новый законопроект и выслал его на одобрение Сенату, — неторопливо заговорил он. — В нём предлагается увеличить полномочия полиции до права на обыск частной собственности подозреваемых в: государственной измене, хищении сумм в особо крупных размерах, или частного имущества; участии в заговорах против правительства или короны, участии или организации мятежей либо оппозиционных движений. А также в особо тяжких преступлениях, таких как: убийство свободного гражданина, несоблюдение Заветов и взяточничество.
Максиан перевёл дух и продолжил:
— Посему разрешение на обыск должно выдаваться непосредственно шефом полиции по его усмотрению, после чего шеф полиции обязуется предоставить Сенату подробный отчёт о причинах обыска, протекании процесса и результатах. Обыск должен производиться при участии двух незаинтересованных лиц и по всем правилам, не попирающим честь и достоинство подозреваемого. В свою очередь подозреваемый не имеет права препятствовать полиции в обыске никоим образом. Он обязуется предоставить доступ к любой части своего жилища или рабочего пространства по первому же требованию. Отказ или препятствование будет трактоваться как неопровержимое доказательство вины подозреваемого и учитываться в судебном процессе.
Закончив зачитывание документа, Максиан поднял глаза и с любопытством посмотрел на сенаторов. Тишина, повисшая в зале, говорила о многом. Требования короля абсурдны, но никто не решался первым озвучить свои мысли.
— Позвольте уточнить, — раздался голос Фиделя. — Верно ли я понял: Его Величество желает наделить полицию правом обыскивать дом любого гражданина, руководствуясь только подозрениями? И всё это без одобрения Сената?
— Вы всё верно поняли, господин магистр, — подтвердил Максиан, еле сдерживая улыбку.
— Что же тогда получается, любой поклёп может привести к вторжению в частную собственность без существенных причин?
— Выходит, что так, — отозвался Клетес. — Но чем не устраивает Его Величество текущее положение дел? Три века Сенат прекрасно справлялся и без особых полномочий полиции.
— И полтора века без полиции вообще!
— Это прямое нарушение Заветов!
— Частная собственность священна, это право любого гражданина!
Возмущённый гомон заполонил зал. Сенаторы в негодовании сыпали цитатами из Заветов, выдержками из законов и собственными доводами. И все они были правы. Молчали только те, кому королевское золото приятно оттягивало карманы.
— Прошу тишины, господа! — Максиан поднял руки, дожидаясь, когда шум уляжется. — Как второй советник Его Величества Юстиниана Великодушного, я обязан внести некоторую ясность. Все наверняка слышали о Стальном Пере и преступлениях, совершённых этой, с позволения сказать, организацией. Поскольку никто из сопротивленцев не расхаживает по городу с табличкой «Свободу осквернённым», полиция не может арестовать их без доказательств. Слежка и обыск в этом процессе играют важную роль. И это основная причина, по которой было принято решение наделить полицию новыми полномочиями. Всё ради безопасности граждан Прибрежья, разумеется.
— Как обыск поможет выйти на Перо? Это же полнейшая ерунда! — Фидель возмущённо подскочил. — Да, осенью Гильдия тоже пострадала от рук этих разбойников, но никому из нас не пришло бы в голову врываться в соседний дом, чтобы выискивать серебряные стрелы по пыльным углам. Пусть полиция занимается своим делом, господин принцепс, а не покушается на чужое имущество и свободы граждан. Я честный гражданин, но мне претит сама мысль, что грязные сапоги полицаев станут топтать коридор моего дома. И всё только по прихоти какого-то там параноика.
— Абсолютно солидарен с вами, магистр, — поддержал Клетес. — Даже если забыть на минуту про Перо и представить, что кто-то в своих интересах может кого-то оклеветать, ложно обвинив во взяточничестве или, того хуже, заговоре против правительства, почему бы ему и при обыске не подкинуть что-нибудь эдакое? И как потом доказать, что тебе это не принадлежит и ты вообще впервые видишь этот предмет?
Сенаторы дружно закивали, поддерживая выступающего.
— А если взглянуть на всё с другой стороны, — продолжил он, — сильно уж здесь попахивает попыткой усилить влияние короны. Возможно, Его Величество оскорбляет декоративная роль престола?
— Звучит весьма здраво, — поддакнул Фидель. — Сначала полномочия полиции, затем право на введение и отмену законов, а потом и вовсе роспуск Сената. В Прибрежье первая святыня — это Заветы. А в них чёрным по белому написано и о праве собственности, и о свободе любого, кто зовётся гражданином. Мы представители народа — и наша задача защищать его интересы. Мой ответ королю: нет, нет и нет!
— Категорически против!
— За!
— Против!
— Против!
— А я тоже за. Не вижу в этом ничего плохого. Если ты чист перед законом, тебе не нужно бояться полиции.
Как и полагал Максиан, попытка Юстиниана внедрить эту околесицу как закон была обречена на позорный провал с самого начала.
— Лично мне также нечего скрывать, — через силу произнёс он. — Потому свой голос я отдаю за принятие закона.
— Вы всё равно в меньшинстве, принцепс, — подытожил Фидель. — Так что передайте Его Величеству, что Сенат вынужден ему отказать. Покуда у него не нашлось более весомых причин для таких кардинальных перемен, мы предпочитаем следовать Заветам, как и наши предки.
— Благодарю, сенаторы, — кивнул Максиан. — Vere dictum. Прошение отклонено.