В соответствии с правками о частной организации Осквернённый Легион, гражданином государства может считаться только лицо, получившее от Надзора за генетической чистотой граждан сертификат, подтверждающий право называться человеком. Любая попытка подделать такой сертификат или выдать другое лицо под именем, значащимся в оном, карается двадцатью годами лишения свободы без права на апелляцию или досрочное освобождение.
Заветы потомкам, 06.011
Ровену не радовали ни нежный аромат гиацинтов, пёстрым ковром устилавших сердцевины идеально круглых клумб, ни весёлый щебет птиц, ни радужные блики воды, с журчанием разливающейся по каменным лепесткам фонтана.
И всё же Королевский сад оставался для неё маленьким оазисом в бескрайней пустыне суровой действительности. Здесь она раньше часами читала в тени старого дуба, беседовала с приятельницами или самозабвенно мечтала о будущем. Но теперь вся эта беззаботная жизнь осталась в прошлом. После случившегося невозможно думать ни о чём, кроме как о своей дальнейшей судьбе. Уже ничто не будет прежним, и наивно полагать, что вся эта пышная роскошь зелени и волнующее благоухание цветов помогут отвлечься хоть на минуту. Впрочем, она здесь не за этим.
Одаривая редких прохожих скупой улыбкой и короткими приветствиями, Ровена отправилась вглубь сада. Там, в маленькой рощице у ограды, можно спрятаться от посторонних глаз, не рискуя быть кем-то услышанной.
Остановившись у старого клёна, она умостилась на траву и прислонилась спиной к широкому стволу. Восемьдесят Третья осталась скромно стоять чуть поодаль.
— Присядь, пожалуйста, рядом, — попросила Ровена.
Поколебавшись, та устроилась на земле в нескольких шагах, то и дело оглядываясь по сторонам с видом нашкодившего ребёнка. Миндалевидные глаза насторожённо блестели, брови слегка нахмурились. Очевидно, ей не очень нравилась эта затея, но и отказать в просьбе легата не посмела.
— Я долго думала над твоими словами, — помолчав, произнесла Ровена. — Ты права, нельзя опускать руки, что бы ни случилось.
— Рада это слышать, госпожа! Но… — Восемьдесят Третья осеклась.
— Говори, не бойся меня обидеть, — настояла Ровена.
— Я чувствую ваши сомнения.
— Интересно! А что ещё ты чувствуешь?
Телохранительница прикрыла глаза и сосредоточенно застыла:
— Вы боретесь с собой, не верите в ваши силы.
— Да-а… И что бы ты сделала на моём месте?
Восемьдесят Третья удивлённо посмотрела на Ровену, явно не ожидая, что её мнение кого-то интересует:
— Наверное, бросила бы это пустое дело и прислушалась к своим истинным желаниям.
— А если эти желания могут привести к беде?
— К беде?
— Предположим, к смерти.
— Если они того стоят, госпожа, — пожала плечами телохранительница, словно говоря о чём-то обыденном вроде утренних умываний, — но, думаю, вы выбрали неподходящего советчика.
— Ошибаешься, ты именно та, кто мне нужен. И всё же я не понимаю, зачем намеренно делать то, что, скорее всего, тебя убьёт. Какой в этом смысл?
— Мы все умрём так или иначе. Важнее то, что мы сможем рассказать Госпоже Смерти по пути на ту сторону.
— А зачем ей что-то рассказывать?
— Дорога до Земель Освобождённых очень далека.
— Значит, Смерть любит хорошие истории? — Ровена усмехнулась.
— Ради них она и выбирает, кого проводить. И это великая честь!
— Разве она не всех провожает?
— Нет, госпожа, на всех у неё точно не хватит времени, — по краям глаз собеседницы появились лучики улыбки.
Удивительные создания эти осквернённые. Боги свободных отвернулись от них, и они нашли своего, причём, похоже, более реального, чем пантеон, которому молится всё Прибрежье. Что может быть проще: проживи славную жизнь — и удостоишься чести встретиться со Смертью как со старым другом. И никакого тебе Тейлура с его бесконечным списком грехов, никаких храмов и хвалебных од. Только ты, Смерть и твоя история.
— Я хочу спросить тебя кое-о-чём, только пообещай, что будешь предельно откровенна.
Восемьдесят Третья озадаченно нахмурилась:
— Не могу пообещать наперёд, госпожа. Я ведь не знаю, о чём вы спросите.
— Хорошо, давай поступим так: если ты не будешь готова ответить, просто скажи мне об этом. Или промолчи. И избавь меня от вида этой треклятой маски, будь добра!
Восемьдесят Третья воровато огляделась по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, выполнила приказ. Ровена удовлетворённо улыбнулась, отметив при этом едва затянувшуюся рану на нижней губе и небольшой синяк на скуле собеседницы.
— Должно быть, больно? — она коснулась своей губы.
— Просто царапина, — Восемьдесят Третья смущённо потупилась. — Не обращайте внимания.
— Ладно… Скажи мне, ты бы хотела стать свободной?
— Это невозможно, госпожа! Осквернённым нет места среди людей.
— Не отвечай мне заученными фразами, пожалуйста, — Ровена тяжело вздохнула. — Попробуй представить, хоть на минуту, что у тебя вдруг появился такой шанс.
— Как это?
— Ну, как будто у тебя появилась возможность стать свободной, вместе со всеми твоими собратьями. Но для этого придётся пойти против хозяев и даже Легиона. Решилась бы ты на такое?
— Простите мне мою грубость, госпожа, но вы, кажется, не понимаете, о чём говорите, — Восемьдесят Третья поджала губы.
— Так объясни.
— Большинство из нас понятия не имеют, что делать со свободой. Мы приучены подчиняться приказам, и из моих сестёр и братьев мало кто способен на самостоятельные решения. Мы совершенно не умеем жить среди свободных и всё равно будем искать кого-то на замену хозяевам. К тому же многие осквернённые сильно отличаются от людей, нас всегда будут бояться и обходить стороной.
В сказанное верилось с трудом. Разве так бывает, чтобы раб не мечтал о свободе?
— Выходит, свобода вам не нужна?
— Не знаю, не могу отвечать за всех. Может, и нужна, но не совсем та, о которой вы говорите. Освобождать нужно детей. Тех, кого не успел ещё изуродовать Легион. А таким как я лучше доживать свой век как привыкли.
Кажется, теперь всё встало на свои места. Годами осквернённым вбивают в головы, что они должны быть благодарны за то, что им предоставили возможность служить людям и что они не были убиты ещё во младенчестве. После такого, наверное, сложно приспособиться к новой жизни, и многие предпочтут оставить всё как есть только из страха перед неизвестностью. Тогда это, пожалуй, многое объясняет — и то, что никто из них даже не пытается сбежать из-под гнёта, и то, с каким восторженным безумием, вроде того Пятого, они сражаются и погибают под аплодисменты кровожадной толпы. Просто другой жизни они не видели.
— Значит, вам нужен тот, кто сможет разорвать этот порочный круг, а не бросит вам свободу, как кость собаке, — задумчиво проговорила Ровена.
— Скорее всего.
— А если вдруг найдётся такой человек, приняла бы ты его сторону?
Восемьдесят Третья сцепила пальцы и поднесла к губам, сосредоточенно обдумывая ответ.
— На этот вопрос я не могу вам ответить, госпожа, — наконец призналась она.
— Считай, что уже ответила, — Ровена рассмеялась и, посмотрев собеседнице прямо в глаза, заговорила. — Выслушай меня, пожалуйста. После того вечера я многое переосмыслила. Видимо, мне нужна была хорошая встряска, чтобы понять, кто я на самом деле и чего хочу от своей жизни. И это всё не без твоей помощи.
— Вы преувеличиваете мою роль, госпожа.
— Её сложно преувеличить, — возразила Ровена. Легата даже вообразить не может, насколько ценными оказались её слова о борьбе. — Поэтому сейчас я хочу, чтобы ты меня выслушала. Возможно, это прозвучит странно, но я готова стать тем человеком, который освободит осквернённых. Но без тебя я не справлюсь. Мне нужна твоя помощь! Твоя и всех, кто готов пойти не только против Легиона, но и против всего Прибрежья, если понадобится.
Восемьдесят Третья ошеломлённо уставилась на Ровену. Тень недоверия скользнула по её лицу, уголки губ еле заметно дрогнули:
— Не понимаю, чего вы добиваетесь? Или это какая-то шутка?
Ровена сдержанно вздохнула. Глупо было надеяться, что она вот так вот просто возьмёт да поверит. Нет, нужно что-то весомое, что поможет убедить легату в её искренности. Но, раскрывшись, не подпишет ли она себе тем самым смертный приговор? Ведь она полностью передаст свою жизнь в её руки. Стоит ли так рисковать? Или всё-таки отступить, пока не поздно? Сдаться и надеяться, что всё обойдётся, или просто смириться, в конце концов.
Смирение… Какое же горькое на вкус это слово! И запах у него точно у тлена, как и запах участи, уготованной для неё дядей.
— А ты сама узнай! — Ровена решительно протянула Восемьдесят Третьей руку.
Та испуганно округлила глаза и замотала головой:
— Нет-нет, я не могу!
— Можешь! Я хочу, чтобы ты увидела.
— Вы не понимаете… Это больно!
— Больнее мне уже не будет. Ну же, смелее!
Восемьдесят Третья недолго поколебалась и, коротко выдохнув, слегка сжала протянутую руку. Кожа под её пальцами побелела, давящая боль впилась в виски острыми шипами.
Ровена вскрикнула, но не услышала собственного голоса. Тишина накрыла всё вокруг глухой пеленой, смолк щебет птиц в саду, шелест листьев над головой. Чужая воля рванула её в удушливую черноту, сжала, как синичку в огромной ладони.
«Воздух! Мне нужен воздух!»
Ровена начала задыхаться, первобытный ужас леденящей волной окатил её с головы до ног.
«Она убьёт меня! — судорожно промелькнуло в голове. — Зря я ей доверилась».
Невидимая рука внезапно отпустила, оставив её парить в беззвучной пустоте. Ровена жадно глотала воздух, пытаясь усмирить вырывающееся сердце.
«Где я? Что это за место?»
Из темноты проступило лицо отца. Глаза, полные нежности и умиления, смотрели сквозь неё, куда-то в пустоту.
— Папа? — прошептала Ровена. Голос вернулся, и она повторила, но уже громче. — Папа! Ты меня слышишь?
Он не ответил. Это не призрак — воспоминание! Восемьдесят Третья проникла в её память.
Разноголосый шёпот заполнил бесформенное пространство. Некоторые фразы звучали отчётливо, но отрывками, без какого-либо смысла, другие и вовсе не разобрать. И вот уже вместо отца перед ней добродушное лицо старой няни, которое тут же сменилось на Максиана с хитрой улыбкой на устах.
Лица, знакомые и давно позабытые, мелькали одно за одним, словно ветер перелистывал страницы раскрытой книги. Голова закружилась от мелькающих образов, которые вскоре слились в одну сплошную размытую полосу.
— Она слишком мала для такого! — прогремело вдруг отчётливо, и гомон стих.
Ровена рассматривала лицо Севира со строгим взглядом из-под светлых бровей.
— Слишком мала… — повторил голос, и образ ослепительно ярко вспыхнул.
Она зажмурилась, выждала, пока свет перестанет бить в лицо, а когда открыла глаза, обнаружила, что стоит посреди засыпанной песком площадки. Вокруг неотличимые друг от друга фигуры в чёрной, до боли знакомой форме, издалека доносятся зычные крики, солнце нещадно палит над головой.
Терсентум. Она снова вернулась в тот день.
Ровена медленно повернула голову в надежде увидеть отца. Её догадки подтвердились: он стоял рядом и молча наблюдал за осквернёнными.
— Папа! — позвала она.
Он не шелохнулся.
— Папа, это же я! Прошу, ответь!
— Храни свою тайну, или окажешься на их месте, — его голос, начисто лишённый интонации, звучал неестественно холодно. — Или окажешься на их месте… На их месте!
Последнюю фразу он прокричал и резким рывком обернулся к ней. Ровена едва сдержала вскрик: багровые как кровь глаза сверлили её немигающим взглядом.
— Вы осквернённая! — вдруг воскликнул отец голосом Восемьдесят Третьей.
Слова прозвучали как обвинение, и на Ровену вдруг накатила злость за то, что та так беспардонно копалась в её голове, заняла место отца, а теперь ещё упрекает в чём-то.
— Не смей осуждать меня! — она вцепилась в плечо лжеотца.
Земля под ногами задрожала, песок слился с фигурами в сплошную непроглядную марь, с бешеной скоростью завертевшуюся вокруг. Пальцы скользнули по воздуху: Восемьдесят Третья куда-то исчезла. Ровена не успела ничего сообразить, как снова очутилась на площадке, точь-в-точь как прежняя, разве что вместо деревянной ограды каменная, а песок белый, будто снег.
Совсем рядом валялся мальчишка, на вид не старше двенадцати. На бритой голове кровоточила рана. В отчаянии он вцепился в плечи сидящей сверху девчонки, в ком Ровена сразу же узнала Восемьдесят Третью и тут же с удивлением обнаружила, что отчётливо чувствует всё, что и невольница: пальцы мальчишки, впившиеся в кожу сквозь грубую ткань, ноющую боль в левом боку, хрупкое горло в ладони.
Мальчишка брыкался как мог. Щёку обжёг удар, второй чудом не угодил в правый глаз. Его сопротивление начинало злить: упрямец никак не хотел смириться с поражением, а крики соратников только распаляли ярость. Восемьдесят Третья сильнее сжала горло соперника, и Ровена ощутила приятное покалывание в ладони.
Всё произошло само собой. Она просто открылась зову, а рука стала проводником. Горячей волной через неё хлынула чужая жизнь, наполнила щекочущей лёгкостью, ощущением полной неуязвимости, неукротимой мощи.
Мальчишка вскрикнул, попытался вырваться. Поняв, что ему это не под силу, он вытянул дрожащую от слабости руку и поднял три пальца вверх, принимая поражение.
Бой окончен, но жажду уже не сдержать. Хотелось ещё и ещё, и пускай только посмеют помешать! Энергия переполняла её, опьяняла, кружила голову. Она неуязвима! Она бессмертна! Её никому не остановить!
Всё это Ровена пропускала сквозь себя, находясь одновременно и в теле легаты, и в стороне, обычным наблюдателем. Она с наслаждением вкушала божественную сладость чужой жизни, принадлежащей теперь им обеим. В эйфории она наблюдала за тонкими струйками крови, сочащимися из глаз Восемьдесят Третьей, и думала, что именно так плачут боги.
Внезапно Ровену отшвырнуло обратно в пустоту. Издалека донёсся едва различимый щебет птиц. Озорной ветерок коснулся щёк, обдав их приятной прохладой.
— Принцесса?
Она открыла глаза. Перед ней сидела Восемьдесят Третья. Лицо бледное, губы пересохли и потрескались, словно она провела весь день под палящим солнцем без единого глотка воды.
— Тот мальчик… — Ровена ощутила жуткую слабость и прислонилась к тёплому стволу клёна. — Что с ним стало?
Восемьдесят Третья помрачнела:
— Я не хотела, чтобы так вышло. Потеряла контроль…
— Не вини себя, ты же была ребёнком, — Ровена провела ладонями по лицу. — Но как я вообще там оказалась?
— Я могу только догадываться, госпожа. Такое со мной впервые.
Выходит, прикоснувшись тогда к лжеотцу, она попала прямиком в память Восемьдесят Третьей? Впрочем, это не то, о чём стоит сейчас беспокоиться. Куда важнее, что она скажет. Теперь от неё зависит слишком многое. Пути назад уже нет, и остаётся надеяться, что Ровена в ней не ошиблась.
— Второй раз за последний месяц моя жизнь в твоих руках, Восемьдесят Третья, — осторожно заговорила она. — Ты ведь понимаешь, как я рискую?
Та опустила голову, перебирая пальцами смятые стебли травы.
Молчит… Неужели откажется? «Ну скажи хоть что-нибудь, умоляю!»
— В ваших воспоминаниях я видела Севира, — медленно проговорила телохранительница. — Он ещё жив?
— Не имею ни малейшего представления, если честно. Ты с ним знакома?
— Нет ни одного осквернённого, кто бы не слышал о нём. Он, как и Первый, настоящая легенда!
— Первый? Кто это?
— Первый раб Легиона, госпожа, — пояснила Восемьдесят Третья. — Севира тоже можно назвать первым. Первым, кто получил право носить имя и…
— Был освобождён моим отцом, — завершила за неё Ровена.
— Ваш отец был великим человеком! Мы помним и чтим его имя.
— Рада это слышать. Он стремился к справедливости, но его подло убили… Я хочу продолжить его дело, но прежде я найду каждого, кто участвовал в заговоре против него, и накажу по закону.
— Месть — благородная цель. Ваше стремление достойно уважения.
— Причина ведь не только в мести. Взгляни на меня! Я человек! Как и ты. Как и каждый осквернённый. Мы люди, ты понимаешь это? Скажи мне, кто дал право кучке высокомерных мерзавцев решать, кому быть свободным, а кому носить клеймо? Заветы? Их написали предки, по чьей вине, между прочим, мы такими и рождаемся. В пекло Заветы, в пекло предков, в пекло Кодекс Скверны и Легион! Никто, кроме нас самих, не смеет распоряжаться нашими жизнями!
Глаза Восемьдесят Третьей растроганно заблестели, и она смущённо отвернулась.
— Как видишь, — продолжила Ровена, почувствовав, что задела легату за живое, — у меня достаточно причин бороться за права осквернённых. Ты же говорила, что нужно сражаться до последней капли крови. Так вот, я готова! Только, пожалуйста, будь честна со мной, и, если не решишься стать моим Севиром, я пойму, не волнуйся. Единственное, о чём тебя прошу — сохрани мою тайну.
— Об этом можете не беспокоиться, госпожа. Ваша тайна умрёт вместе со мной. Но… — Восемьдесят Третья замялась. — Прежде, чем я смогу ответить, хотелось бы кое-что уяснить. Вы говорите о борьбе с Легионом, но как вы себе это представляете? Даже если мне удастся уговорить своих, всё равно это капля в море. Что может горстка скорпионов против целой страны?
— Горстка скорпионов во главе с королевой, я думаю, может очень многое, — заговорщически подмигнула Ровена. — Первым делом нам нужно доказать, что Юстиниан всего лишь узурпатор и братоубийца. Тогда корона достанется мне по праву единственной законной наследницы.
— Но кто вам поверит? Прошло ведь столько лет.
— Мы найдём способ, обещаю. Так что ты решила? Ты со мной?
Восемьдесят Третья широко улыбнулась.
— Вы одна из нас, госпожа, — с гордостью произнесла она, — а своих осквернённые не бросают! К тому же отличная история получится, как раз для прогулки со Смертью.