Переворотом через крыло "кобра" устремилась вслед за "фокке-вульфом". А он продолжал неторопливо идти прежним курсом. Володя обрадовался: разведчик не заметил наших истребителей! Во всяком случае, почему-то не использовал легендарную маневренность своего самолета. И Лавров заспешил: открыл огонь с большой дистанции-слишком рано! Сразу же подосадовал: ведь тем самым только зря себя обнаружил...
"Рама" дала крен-вышла из поля прицела. И Володя довернул за ней. Недостаточно. Еще довернул.., В нетерпении он бросил самолет в короткое пике, дал новую очередь.
"Опять спешка!" - одернул себя Лавров, поняв, что промахнулся. Еще доворот. И - ближе, ближе!
Володя видел: по нему тоже вовсю ведут огонь. Однако хотя в душе он был уверен, что - мимо, все же рассудок шептал: "Не зарывайся! Оцени трезво расстояние, не пора ли выводить из атаки?" И одновременно во весь голос в нем кричал азарт охотника: "Доводи поближе, еще ближе! Только тогда ударишь наверняка!"
А ведь Лавров отчетливо понимал, что тяжелая "кобра" даже после выхода из атаки не сразу изменит направление полета, будет еще какую-то долю секунды по инерции идти на "раму", может с ней столкнуться!
Но азарт не давал ему ставить рули на выход из атаки.
И вот Володя наконец нажал гашетку общего огня.
И увидел: по немецкой машине как бы волна прошла, "рама" вся вздрогнула и затряслась. "Эх, до чего же хороша на "кобре" пушка!" - еще успел воскликнуть про себя Лавров и дал рули на вывод. Заторопился: "Вот сейчас отвалю боевым разворотом вправо..." Но тут он почувствовал удар и потерял сознание.
НИКОЛАЙ ТАРАСЕНКО
Да, впервые он вернулся из боевого вылета одинбез своего ведущего, командира, друга...
Когда подобное случалось с летчиками других эскадрилий, Николай всегда придирчиво расспрашивал ведомых. Одни выглядели удрученно, честно признавались:
"Прозевал атаку "мессера", вот и не уберег". Бывали и такие, что сначала напускали на себя небрежность: "Ведущий сам зарвался, в мою сторону даже ни разу и не глянул... А тут меня "мессеры" боем связали..." Однако вскоре под упреками ребят сникали и эти слабаки. Николай уже чувствовал в их сбивчивых ответах и горечь, и виновность... И тогда прощал. Понимал: если не слеталась до полной слитности пара истребителей, то общая это их вина, а значит-и беда общая. Только про себя Николай думал: "Никогда такого у нас с Володькой не будет". И вот "оно" пришло.
Конечно, если в групповом воздушном бою разорвались ведомый с ведущим, на момент потеряли друг друга, - их часто и винить нельзя. Чего только там не бывает. А главное-оба на виду у всех летчиков группы.
Во время разбора командир полка да и все ребята совместно рассудят, определят, что н кто в бою мог упустить.
И никаких обид, никаких ложных обвинений после разбора уже не будет.
Но сегодня они с Володей дрались вдвоем, да еще за дымкой этой проклятой... Ни генерал Строев на своей станции наведения, ни Астапов и Седых не видели боя с чертовой "рамой".
Теперь Николай один за двоих в ответе. Как скажет, так и примут. Верят: Тарасенко врать не станет...
Эх, Володька! Только что звезду получил и так увлекся! А ведь раньше всегда у него азарт в одной упряжке ходил со строгим расчетом...
Сразу после посадки Николай все рассказал ребятам.
Они его окружили, едва успел вылезти из кабины. И майору Ковачу тут же доложил:
- Старший лейтенант Лавров, преследуя "раму", подошел слишком близко и на выводе из атаки столкнулся с ней. От удара Лаврова выбросило из кабины. Падая, Володя раскрыл парашют и благополучно приземлился в балке, за линией фронта. Немцы его не заметили. Он спрятался в сарае. Я прошел рядом бреющим полетом - ровное место. Думаю, можно сесть. Если не на "кобре", то на "кукурузнике" - вполне. Я хоть сейчас...
- Сколько от линии фронта?
- Километров семь-восемь.
- Покажи на карте.
Николай показал, и Ковач протянул разочарованно:
- Там, наверно, кругом полно фрицев. Тылы всякие, резервы...
- Говорю-никого! Резервы небось брошены на участок прорыва -к Саур-могиле.
Ковач взлохматил свою негритянско-цыганскую шевелюру, посерьезнел лицом, сказал:
- Нет, такое нам без генерала не решить. Пойду на узел связи, а ты пока боевое донесение пиши.
Все то время, что Николай страдал над боевым донесением, ребята к нему приставали:
- Где, когда и как вы с Володькой встретили "раму"?
Рассказал.
- С ходу Лавров атаковал или со стороны солнца?
- Какое солнце, дымка же. Володька прямо на "раму" пошел.
- А "рама" вела огонь?
- Конечно, только мимо.
- По Лаврову или по тебе тоже?
- Только по нему, в меня ей вообще было не попасть - я же вроде противозенитного маневра делал.
- Что же Володька не дал ей по хвосту как следует?
- Да она виляла! Он бил, но тоже мимо. Вот и вздумал поближе подойти, наверняка ударить.
- Как столкнулся-то?
- А "рама" в тот момент хотела, видно, в пике уйти - нос опустила. Одновременно и Володька из атаки вышел. Его "кобра" только успела на дыбы стать. Да так, словно конь в цирке, и надвинулась на "раму". Со стороны показалось: сцепились хвостами! Но нет, обломки сразу посыпались, хвосты у обеих машин отвалились.
"Рама" тотчас кульбитом пошла кувыркаться вниз.
А "кобра" вроде еще немного вверх полезла. Однако тут ее перевернуло на правое крыло... Я только подумал:
"Штопор!" - гляжу: дверки кабины откинулись! И в тот же момент "кобру" сильно тряхнуло - так что Володьку из кабины далеко в сторону выбросило.
Ребята немного помолчали, потом про парашют спросили. Николай ответил:
- Володька не враз его открыл. Я даже испугался: не ранен ли? Но нет, он свободным падением недолго пролетел - дернул. Потом еще стропы подтягивал - скользил. Значит, увидел внизу сарай, надумал в нем укрыться.
- А когда приземлился, не подал тебе какого-нибудь знака?
- Он же торопился! Тут еще парашют надо собрать, в сарай поскорей сховаться... Ну, махнул рукой на прощанье... Может, хотел сказать: "Уходи, не демаскируй меня!"?