21778.fb2
Он кромсал и кромсал кровоточащее мясо, пробиваясь к сердцу. Движения пумы слабели, рев и рычание переходили в хрипы и тихие стоны. Наконец, в последний раз вонсультивно дернувшись, она смолкла навсегда.
Отбросив мертвое тело в сторону, Огненный Глаз шатаясь от бессилия пошел к Буланому. Верный друг стремился навстречу. Неожиданно перед глазами поплыли зеленые круги, сменившиеся многочисленными пятнами всех цветов радуги. В ушах зашумело, затошнило, закружилась голова. Дальше воин не помнил ничего.
Сидящий Бык, Верховный Вождь шауни по зову сердца еще юношей стражался с энглишами под тотемом Черного Орла. В те дни форпосты бледнолицых были далеко на востоке.
Вождь верил, хотел верить, что они никогда не придут в землю шауни. Не потому, что будут разбиты и уничтожены другими краснокожими народами. На это он даже не надеялся. Просто белым людям не надо для жизни так много земли, как краснокожим. Там, где может прокормиться один охотник, безбедно живут многие десятки земледельцев или скотоводов. Для шауни Континент был бескрайним. Он не мог даже вообразить, как велико число белых людей.
Узнав о кровавой ночной резне, Сидящий Бык понял, что неизбежное случилось. Длинные Ножи стояли на восточном берегу великой реки, держа заложниками алдонтинов. То, о чем шауни боялись даже думать, было рядом. У них оставался выбор. Но какой пусть верный? Только Совет Большого Костра мог решить это.
Первым после вождя поднялся Верховный Жрец. Открытая Дверь говорил наполненные ядом презрения слова.
- Алдонтины - трусы! Где их стрелы и копья? Топоры и ножи? Почему они не нападут на бледнолицых ночью? Если мы отдадим им наших бизонов, то что будут есть женщины и дети шауни? Энглиши никогда не перейдут на наш берег Отца Рек. Они знают - здесь воины. Мы перебьем их всех. Нас не испугают пушки и ружья.
Жрец выступал долго и с воодушевлением. Многие, очень многие одобрительными возгласами поддерживали его. Речь лилась как журчащий весенний поток. Чувствуя нарастающую поддержку, он все больше распалялся. Обвинения и оскорбления чаще и чаще заглушали смысл слов.
Сидящий Бык отрешенно смотрел сквозь жреца. Он вспомнил великую битву с энглишами, где краснокожие потерпели страшное поражение. Тогда они все были братья: шауни, мэкигэны, эрагезы, гуролы, целинолы, алдонтины. Открытая Дверь был тяжело ранен и Твердая Скала вынес его из боя, почему же жрец забыл это?!
Великий Черный Орел, посланник Маниту, знал слова, зажигающие сердца краснокожих. И они, отбросив свой страх, шли за ним. Сидящий Бык таких слов не знал. Он понимал, что жрец ошибается. Но все или почти все воины были согласны с ним. Не может же заблуждаться весь народ?
Открытую Дверь поддержал Могучий Утес. Он хвалил мужество и отвагу шауни, обвинял алдонтинов.
- Солдаты на равнинах, - утверждал вождь, - будут беспомощны против всадников, а кавалерия энглишей на безводных просторах не сравнится по быстроте и выносливости с неуловимыми отрядами шауни. В стычках с конницей бледнолицых преимущество огнестрельного оружия не столь велико. Длинные Ножи встремят удар топоров и копий, и воины будут беспощадны.
Сидящий Бык понимал, что могучий Утес говорит правду. Но не всю. Воин не знал всей правды. Великий Вождь знал ее. Вдруг перед глазами поплыл густой туман, типи, в котором шел совет, исчез и из небытия прямо на вождя поползли тысячи и тысячи повозок, запряженных крепкими, откормленными волами. Они двигались медленно, но неотступно, сметая все на своем пути.
В повозках бледнолицые. Огромные, сильные, бородатые. Рядом дети, очень много детей. Заботливые женщины нежно оберегают их. Сзади бесчисленные табуны лошадей и стада коров. На телегах домашняя утварь, инструменты. Белых людей очень, очень много.
Они строят большие, крепкие дома из камней и толстых бревен. Своими огромными плугами они режут Мать-Землю: на части, на куски полей. Кругом горят леса, безжалостные лесорубы топорами убивают деревья.
Кругом могучие крепости, с бастионами, с пушками. В них целые армии солдат, у всех ружья. В огромных городах тысячи больших домов. Везде много детей. Они растут и становятся солдатами. Им не хватает земли, им тесно! Они вновь на повозках. Эта страшная лавина из тел белых людей неудержимо несется на закат солнца. Что может остановить ее?!
Это видение сменилось другим. Лучшие воины шауни приготовились нанести удар. По реке плывут лодки, плоты, на них алдонтины. Воины, женщины, дети. Сзади пушки, солдаты, кавалерия; обратной дороги нет. Там смерть. За рекой тоже смерть. За спиной пушки, впереди стрелы. Алдонтины идут вперед. Тысячи стрел выпущены из засад. Воинов не видно, они спрятались. Будет много скальпов.
Алдонтины хотят жить. Они не могут победить энглишей. Они не могут победить шауни. С отчаянием обреченных бросаются они на шауни. Они все погибают. Но умирают и шауни. Много воинов, весь берег в крови. Алдонтинов нет, они все убиты. Лучшие воины шауни тоже мертвы. Кто вел их в бой? Нет, нет! Не Сидящий Бык! Он не воевал с алдонтинами. Алдонтины - брать. Энглиши враги.
Через реку переправлялись Длинные Ножи. Бряцание сабель, блеск шпор. Бледнолицые шли как на параде, они не сомневались в победе. Воины шауни не встретили их, они мертвы. Шауни пали в битве с алдонтинами. Кавалеристы сжигали типи, рубили людей, уничтожая каждого. Они очищали места для поселений.
Вождь сбросил с себя оцепенение. Он увидел глаза Твердого Сердца: огромные, бездонные. Один из немногих он был не согласен с выступавшими. Но почему молодой вождь молчал? Может быть он готов сказать позже? Опытный охотник, удачливый воин - к его словам прислушаются многие. А если и он смутится, если поверит, что не прав?
Судьба шауни решалась на совете вождей. Сидящий Бык не мог, не имел права допустить, чтобы шауни ошиблись. Он потребовал дать слово Твердому Сердцу.
Молодой вождь встал в полный рост, смело устремив взгляд в глаза вождей. Все сразу смолкли. Это был высокий, прекрасно сложенный воин, чувствовалось, что он рожден вести за собой людей. Он сказал то, о чем так долго думал и чему искренне верил Верховный Вождь.
Мир окружающий нас есть Великая Тайна. Могучий бизон и почти невидимая букашка, огромный дуб и легкая травинка, свирепый волк и грациозная лань - все сущее имеет полное право на жизнь. Мать-Земля кормит каждого. Есть ли у Великого Духа любимые дети? Кто скажет, что он любим более других? В лугах и лесах полно дичи и доблестный воин всегда найдет в себе силы добыть пищу и накормить жену и детей.
Шауни и алдонтины - сильныые и мудрые народы. Алдонтины всегда снимали скальпы с наших воинов. Почему? Лишь потому, что мы снимали скальпы с них. Так длилось вечно. И разве это неправильно? Даже старики уже не помнят времени, когда мы не знали белых людей. А сегодня они строят крепость в трех днях пути от наших зимних стойбищ. Мы не успеев собрать воинов, а солдаты уже будут убивать женщин и детей. Станет ли форт дальше от вигвамов шауни, из-за того, что многие просто не хотят знать этого?!
У белых людей ружья и пушки, и они не остановятся никогда. Им нужна вся земля краснокожих от края до края. Хотим мы того или нет, но белые люди придут и сюда. Энглиши или спейны а может быть и фраки. Они придут, чтобы убивать нас и наших бизонов. Они привезут черных рабов и заставят их выращивать хлопок и сахарный тросник. Или станут пасти коров. В мире белых людей краснокожим меса нет.
Энглиши выгонят алдонтинов и они перейдут на наш берег. У них нет выхода. Кто знает, сколько наших воинов уйдет на Заоблачные Поляны Охоты на войне с алдонтинами?
Трудно обвинять в трусости людей, в спины которым смотрят пушки. Пусть же один из алдонтинов сразится с лучшим нашим воином. И все увидят, что нашими союзниками будут не безвольные трусы, а гордые воины.
После слов Твердого Сердца стало ясно, что мнения вождей разделились. Дальнейшая судьба алдонтинов зависела от исхода поединка.
Зоркий Сокол не спал, он не мог заснуть. Воин смотрел в костер. Огонь разгорался, набирая силу. Пламя охватывало хворост со всех сторон, пробиваясь к центру. Еще можно было погасить огонь, набросив одеяло. Костер разрастался, крепчал, жар становился нестерпимым. В этот миг затушить пламя было почти невозможно. Затем, постепенно прогорая, костер стал медленно остывать, превращаясь с пепел.
В память вовь врывались кровавые картины ночного побоища. До боли сжав кулаки и зубы, он гнал прочь тоску отчаяния. Мертвых не вернуть, надо думать о живых, если бы пушки энглишей били по пустым жилищам, а воины, спрятавшись в засадах, ударили в спину солдатам, идущим в атаку, то их не спасли бы и ружья.
Зоркий Сокол пристально смотрел в догорающий костер. Неужели завтра могучий воин шауни убьет его и икто уже не сможет донести до них страшную правду о грозящей опасности? Шауни считают его врагом. А он жалеет их. Он знает, что будет со всеми краснокожими, если шауни не поверят ему. Алдонтин чувствовал, физически ощущал, единство с этими людьми. Он не имел права умерень! Что значит его жизнь по сравнению со всем тем, что вокруг него?
Страх охватил его! Он не сможет, не успеет, опоздает. Но кто же тогда, если не он? Время во всей его бесконечности сжалось до одного мгновения и отголосками боевого барабана стучало в висках.
Воин звал Великого Духа, он молил Бога о помощи. Он просил Силы, просто неистовой Силы. Чтобы спасти шауни, их надо победить. Он страстно шептал и шептал магические слова заклинаний. Горячая кровь неудержимо билась в жилах. Алдонтина трясло, пот струями стекал по телу. Губы беззвучно выкрикивали имя Гичи-Маниту. Он верил - Бог обязательно придет к нему.
Затем алдонтин почувствовал головокружение и стал проваливаться куда-то вниз. Все вокруг потеряло реальные очертания. Вдруг нестерпимо яркий свет озарил типи, и в лучах восходящего солнца появился Он. Красота и величие Владыки Жизни поразили воина. Погружаясь в глубокий сон, он чувствовал невиданный прилив сил и необычайную легкость во всем теле.
Зоркий Сокол заснул как младенец. Улыбка невиданного блаженства покрывала уста. Он был счастлив. Великий и Таинственный явился ему и уже ничто в этом мире не сможет помешать воину выполнить волю Бога.
Краснокожие никогда не знали тяжелого физического труда и не отличались особенным развитием мускулатуры. В боях они полагались на хитрость и ловкость, а не на силу. Одинокий Бизон являлся редким исключением в среде своего народа и внешне был похож скорее на кузнеца или каменотеса, чем на туземного охотника. Огромного роста, широкоплечий, покрытый неимоверного размера буграми мышц, он был чудовищно силен.
Его и выставили шауни на поединок. Смерть вовсе не являлась неизбежным исходом таких поединков, но и редко кому удавалось выжить.
В центре большой площади, расположенной в середине селения, находился ритуальный столб. К нему жрецы прикрепили два ремня длиною по пятнадцать шагов. Эти ремни приладили к широким поясам из сыромятной кожи, надетым на соперников. Воины разошлись в стороны. Им выдали копья.
Схватка началась! Тонкие, легкие копья предназначены скорее для метания, чем для ближнего боя. Воины находились на линии, разделенной столбом, и для выхода на боевую позицию необходимо было изменить угол атаки. К этому стремился каждый из противников. Удачный бросок в любом случае давал победу, заканчивался ли бой смертью или увечьем. Воины стали быстро сближаться.
Если огромный шауни мог расчитывать на благоприятный исход и в ближнем бою, то шанс алдонтина был только в точном броске. Огромное кольцо, созданное из человеческих тел, не подавало признаков жизни. Сотни шауни с затаенным дыханием следили за каждым шагом воинов.
Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Одинокий Бизон, улавливая любое малейшее движение соперника, пытался поймать его взгляд. Но это никак не удавалось. Зоркий Сокол совсем немного опустил глаза вниз и, имея прекрасный обзор, стал резко уходить в сторону.
Алдонтин выдвинулся на отличную позицию для атаки, но медлил. Шауни некогда было обдумывать, почему замешкался противник. Доли мгновений решали все. Он метнул копье из самого неудобного положения. Казалось, ничто не спасет алдонтина, но он все же опередил соперника. Пролетев с огромной скоростью, копье вонзилось в землю.
Ропор растерянности пробежал по кругу. Одинокий Бизон стоял безоружным. Сейчас воин из чужого племени подойдет вплотную и точным ударом копья прикончит лучшего воина шауни. Так добивают на охоте раненого меткой стрелой оленя. Все замерло. Наступили ужасная тишина. Казалось, было слышно, как машет крыльями в небесной вышине орел, с изумлением следящий за огромной толпой народа.
Зоркий Сокол улыбался. Он занес свое грозное оружие высоко над головой и, быстро повернувшись, легким движением откинул его в сторону. Гул одобрения пронессы над площадью. Благородство алдонтина сразу вызвало огромную симпаию к нему. Уже мало кто желал, чтобы поединок закончился смертью.
Воинам выдали боевые топоры. Началось бесконечное кружение вокруг столба Алдонтину удавалось постоянно держаться спиной к солнцу и слепящие лучи били Одинокому Бизону прямо в лицо. Попытка поменять позицию всегда заканчивалась неудачей. От непрерывного напряжения затекли мышцы рук и спины, движения замедлились. Тела были уже не так послушны воинам, усталость сковывала их. Крупные капли пота стекали прямо на ресницы, слепя и раздражая глаза.
Одинокий Бизон просто устал. Он участвовал во многих поединках, но такого противника не встречал никогда. Шауни не выдержал борьбы нервов. Безразличие, вслед за изнеможением, подступало изнутри. Хотелось лишь одного: пусть вдруг, сразу, одним рывком все закончится. Он метнул свой топор.
Острое лезвие со звоном вонзилось в столб. При броске гигант поскользнулся на траве и не удержался. Мгновения хватило ему, чтобы снова встать на ноги. Зоркий Сокол тут же ринулся в атаку. Отбросив на бегу топор, он взмыл высоко вверх и пружинящей силой прыжка обрушился на соперника. Удар ноги пришелся прямо в грудь, сбив силача с ног.
Шауни упал, как срубленное дерево. Молниеносной рысью метнулся алдонтин на поверженного воина. Два точных удара в голову довершили дело. Выхватил из-за пояса нож, воин перерезал ремень, пивязывающий его к столбу и, закрутив руки противника за спиной, тут же связал их.
Ловкий, упругий, гибкий, как молодая пума, Зоркий Сокол, вскинув руки, подпрыгнул вверх. Ветер развевал волосы, глаза горели огнем радости. Взлетев в центре круга, он огласил площадь боевым кличем алдонтинов. Но это был не крик опьяненного победной кровью воина. Возглас мужа, осознающего свою огромную роль в жизни окружающих людей, разнесся над селением.