– Он вдруг резко перестал со мной общаться, – ее голос прозвучал, когда я уже не надеялся услышать ответа, – просто исчез, и все. Я звонила, у него определялся мой номер, он отключал телефон. Потом, позже, когда я почти свыклась, что его нет, в дверь нашего офиса в гостинице «Украина» постучали. Я открыла. На пороге стоял Давид. Я не сразу нашлась, что сказать, от удивления и волнения…
Таня опять отвернулась к окошку и замолчала. Я закурил.
– И? – спросил я.
– Я молчала, а он повернулся и вышел. Когда я вышла из ступора и побежала за ним, его уже нигде не было. Больше я его не видела.
– Странно, – сказал я, потому что хоть что-то, да надо было сказать. А сам подумал: «Видимо, так и должно было быть, с твоим-то отношением. История с Карлосом явно не единственная».
– При этом, у нас ничего не было, – Таня посмотрела мне в глаза, – только поцеловались один раз, в машине.
Мне стало смешно. Женщины! Девочки! Ну, меня-то увольте от рассказов о вашей непогрешимости. Мне-то что за дело?
– Надеюсь, хоть у меня с тобой сегодня что-нибудь будет, – я поцеловал девушку в податливые сладкие губы.
– Дай мне поносить свое колечко, – прошептала она, – вот это, от Tiffany. Этой ночью я буду твоей женой.
Дома у Тани все было точно так же, как и во время моего первого визита. Хорошо хоть в магнитофоне играла какая-то слащавая англоязычная херня, а не орала благим матом старушка Пугачева. Под нее, боюсь, у меня и эрекция бы пропала. Мы были изрядно пьяны. Сходили в душ, без особой страсти, как и полагается двум закаленным городским циникам. Ожидания не обманули меня. Обнаженная, девушка просилась моделью какому-нибудь фетиш-фотографу. Точеные плечи, прекрасная, может быть, лучшая из виденных мной грудь, как раз того размера, что нужно. Не большая и не маленькая, с аккуратными, чувственными сосками. Плоский живот с каким-то невероятно развратным пупком. Нежные синие прожилки на бедрах, лодыжках. Нежная кожа. Мы легли в постель. Я прикоснулся к внутренней стороне ее бедер. Покрыл поцелуями коротко стриженный лобок. Провел языком по клитору. Через какое-то время лег на девушку сверху. Спокойно и размеренно, в точном соответствии с инструкциями кама-сутры… Презерватив не давал отрешиться, забыть, что это всего лишь наемная московская квартирка, всего лишь очередное клубное знакомство, всего лишь секс на одну, максимум несколько ночей. По-моему, она кончила, хотя, сами понимаете, с женщинами никогда нельзя быть до конца уверенным, ну вы в курсе.
У меня, напротив, долго не получалось. Алкоголь, проклятая водка! В тот самый момент, когда я уже был почти у цели, Таня ужом выскользнула из-под меня.
– Все, – сказала она хрипло.
– Я хочу еще, – я попытался удержать девушку в своих объятиях.
– А я не хочу, – голос ее был тверд как сталь. Как дамасский клинок, мать ее! Она почти оттолкнула меня.
Обида ястребом клюнула мое сердце.
«Блядь! – подумал я. – Неужели я был так плох?» Тяжело дыша, я отполз на край кровати и затаился. Таня молча встала и ушла в душ. «Охуенно романтичное свидание, – мои мысли нанизывались на стержень обиды, словно кусочки баранины на шампур шашлычника. – Ладно. Забыли. Главная радость подобных поебок в том, что никто никому ничего не должен. Больше я с ней не встречусь. Так какая, на хуй, разница!»
Дни тянулись и тянулись, а облегчение не приходило, проблемы не решались, наоборот, их становилось все больше и больше. Рекламодателей же в обратной пропорции – все меньше и меньше. Те, что еще держались, платили так неаккуратно, что в пору было нанимать какую-нибудь банду – выколачивать долги. Говорят, в рекламе наблюдался общий спад. Не знаю, с чем он был связан, по мне, так лаве в Москве всегда было немереное количество. Куда, интересно, они их девают, все эти бешеные бабки? Ну, отстраивают замки на Рублевке, ну, покупают жене новый Х5, ну, катаются раз в два месяца в Малибу. А дальше-то что? Дети пристроены, внуки, правнуки, даже внучатые племянники. На что еще тратить? На бизнес, верно? Стало быть, на рекламу. Единственное, о чем я все время забываю, что русского бизнеса как такового нет. Под этим громким названием скрывается чаще всего простое перекладывание денег из государственной казны в свой собственный карман. Сидят в кабинетах с наборным паркетом и мебелью красного дерева жуткие мужики и тетки с мохнатыми лапами, там, на самом верху. И гребут они этими самыми лапами вот такие миллионы! Короче, пиздят. А какая на хуй нужна реклама ворам? Правильно, нулевая.
Подождите, постойте! У нас что, в стране все пиздят? У нас бизнеса, значит, совсем нет? Ну, что вы, не переживайте, есть он, конечно, есть. Только не русский. Ага? Просекли, да? Бизнес, продвигаемый давно захватившими нас транснациональными корпорациями. Теми, кто на объебосе потребителей (нас с вами) собаку съел. Теми, у кого денег в обороте примерно на два российских бюджета хватит. Вот эти-то, западные, на рекламу не скупятся. Ведь она, в конечном итоге, не что иное, как механизм зомбирования. Куда уж тут без рекламы и PR? Иначе, как внушить вам, бедные охуевшие покупатели, что blendamed лучше, чем aquafresh, телефон Nokia круче LG, а зимние шины Gislaved превосходят все остальные? Только не несли в мое рекламное агентство воротилы бизнеса свои иностранные денежки. На хуя им платить какой-то мелкой московской фирмешке? Это же заговор, говорю вам, заговор. Против всей нашей мелкокоммерсантской братии. Против всех нас, потом и кровью заслуживших уверенную семеру-десятку в месяц. Не нравимся мы корпорациям. Не нужны мы им. Мы у них хлеб отбираем. Они же давно все поделили – у кого производство аудио- и видеоаппаратуры, у кого автомобилей, у кого – наружная реклама. И мы в эту схему не укладываемся. Пока еще насилие не выползло на улицы. Пока они только душат нас втихую, заключают против нас союзы. Но когда-нибудь, помяните мое слово, рано или поздно, мы все останемся без работы, без денег. Их и сейчас не то чтобы много. Скорее, нехватка, дефицит.
Слава богу, конкретно нас с Казаком рекламный кризис еще не так сильно затронул. Было еще кое-что, припасенное на черный день. Были в наличии тридцать щитов, личного, так сказать, пользования, установленных на самых выгодных местах. Все они, худо-бедно, были сданы. Было небольшое продюсерское агентство, которое продавало потихоньку капиталистам наше авангардное искусство. В основном современный балет и театр. Так что мы, конечно, с голоду не умирали. Казак по-прежнему оставлял в кабаках и барах целую кучу денег. Голос его, и без того не ангельский, кажется, совсем уже сел. Почти каждую неделю у него случалась новая влюбленность, новый роман. Барышни менялись, словно наряды звезды шоу-бизнеса. Лаве превращались в цветы и одежду, украшения и бухло, оплату за обучение и салоны красоты. Я не отставал от друга, право же, не отставал. Деньги уходили на шмотки из новых коллекций любимых итальянцев, обслуживание моего «мерседеса», диван и кресло от Филиппа Старка, наркотики, безвозвратные долги дружкам по тусэ, на женщин… Куда уж без них? Романтические свидания и беззастенчиво циничные перепихоны, проститутки и светские львицы, все требовали своей доли, процента с моих доходов.
Я знаю, в этом мире нет искренности, нет беззаветной преданности, дружбы, сочувствия. Но (вот удача!) все эти чувства, равно как и массу других не менее полезных, можно купить за деньги. И как после этого не любить их? Милые моему сердцу денежки. Зеленые, синие, красные, пластиковые… Это не страсть, не романтическая влюбленность, это сильнейшее зрелое чувство! Любовь навеки! Деньги, деньги, я так надеюсь на взаимность! Вы нужны мне, чтобы прикупить немного дружбы, толику заботы, полкило общения. Еще я хотел бы приобрести на вас дюжину костюмов Patrick Hellmann, коллекцию галстуков Giorgio Armani, ботинки Tod's, часы Patek Phillippe Annual Calendar и (ну, конечно!) темно-синий Lamborghini Murcielago. Я расплачусь вами за жизнь полную и незаурядную, за удачу, верность, здоровье, тихую обеспеченную старость. И, может быть, мне хватит вас, чтобы прикупить хоть маленький кулечек личного счастья!
Последние дни Женя все время ходил мрачнее тучи. Подсчитывал убытки. С доселе не виданной злобой реагировал практически на все наши предложения. Основное его состояние – угрюмость.
– Что-то не так, Коля, – сказал я другу, – инвестор на грани.
– Брось ты, – Казак был настроен на удивление оптимистично, если вообще настроен: его мысли занимала новая любовь по имени Света.
– Уверен, до добра это не доведет.
Я, напротив, был полон дурных предчувствий. Я был нервозен. Я плохо спал. Мать вашу, да у меня планка готова была сорваться в любой момент! Мне пора уже было обратиться к врачу.
Казак сказал, что его сестра Беатрисса хороший психиатр.
– Точно, – согласился я.
Вообще-то я трахался с ней года два назад. Беатрисса – огненная смесь русской и гаитянца. Подлинная вуду! И работала в какой-то центровой психушке. У нее была широкая частная практика, наверное, она и вправду была неплохим доктором. Одно время она даже лечила Колю Тверского от запоев и кокаинового безумия… Но как тогда получается, что и сам врач крепко подсажен на коку?
– Слушай, Колян, – сказал я, – надо как-то спасать ситуацию, выравнивать отношения. Мы давно с ним не бухали, не находишь?
– Брось ты, – повторил Казак, – тебе обязательно надо с Бетой проконсультироваться. У тебя мания какая-то. К тому же я с Женей в футбол играю. Приезжай, погоняй с нами!
Это было правдой. Два раза в неделю Казак, всей душой ненавидя футбол, играл с Женей в одной дворовой команде. Для упрочения отношений, естественно. Перспектива носиться взмыленному в ватаге таких же потных самцов за мячом меня не привлекала. Вот если бы вместо мяча на поле выпустили бы голенькую девочку! Представляете – секс-футбол. Две мужские команды сражаются за право обладания мисс Замоскворечье 2000! Победители имеют девочку во все щели!
– Футбол, конечно, хорошо, – сказал я, – но я имею в виду некую интимность, таинство общения, обусловленное воздействием алкоголя…
При слове «алкоголь» Казак смягчился.
– Ладно, – он кивнул, – согласен. Только давай как-нибудь после футбола. Чтобы двух зайцев…
Уже на следующий день, в районе обеда, я сидел в «Пирамиде» и ждал футболистов. Решено было устроить что-нибудь «этакое». На мне был джинсовый костюм от Gucci из последней коллекции. Знаете, такая искусственно состаренная джинса, будто бы заляпанная краской? Я приготовился к вальяжному времяпрепровождению. Ожидая компаньонов, я успел завести знакомство с двумя девицами за соседним столиком. Они были явными лимитчицами, впрочем, вполне себе миловидными. «Не будем снобами», – сказал я сам себе, и вскоре мы уже выпивали за знакомство. Минут через пятнадцать к нам присоединились и Коля с Женей. Что ж, ребята никогда не были эстетами, а спорт дал им возможность целиком наплевать на свой внешний вид. На обоих были надеты какие-то жуткие тренировочные штаны, причем у Казака с дыркой на правом колене. Провинциалок этот спортивный стиль не смутил. «И не такое видали», – было написано на их лицах. Мы посидели еще немного.
– Поедем по Москве покатаемся, – предложил инвестор.
– На «джипе», – дополнил Казак.
«От такого предложения грех отказываться», – решили девицы и согласились.
Женя уверенно вел машину на северо-восток. Я точно знал, куда он направляется. В сауну «Королевский дворик».
Дальнейшие события помнятся смутно. Они почти стерты из книги моей памяти. Водка и шампанское, водка и пиво. Караоке. Женя, орущий в микрофон: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!» Водка и шампанское, водка и пиво. Брызги бассейна, визг девиц. Рассказы оных о ждущих где-то (в Твери?) парнях. Водка и шампанское, водка и пиво. Пьяные танцы. Пьяные фрикции. Караоке. Парни, отпустившие своих девчонок поступать в столичные вузы. Водка и шампанское, водка и пиво. Пьяный смех, пьяный плач. Все то, что я так искренне ненавижу, все то, в чем я вынужден жить. Квинтэссенция идиотизма. Концентрат вульгаризма. Прекрасная почва для взращивания ненависти. В первую очередь, к самому себе!
Она позвонила сама. Таня. Значит, зачем-то я ей нужен, не только мальчик на ночь. Интересно, зачем? Богатым меня не назвать. Я думаю, девушка с такими данными вполне может претендовать на какого-нибудь более или менее настоящего толстосума. Что же тогда? Неужели просто интерес к моей персоне? Вот от этого я отвык, честное слово! Как-то не верится.
Мы снова встретились, мы собирались потусоваться. Еще в «Музее», прежде чем отправиться по клубам, я предложил Тане выступить по экстази.
– Я не употребляю наркотики, – сказала она. На ней была безымянная белая рубашка и джинсы. По-моему, «Miss Sixty».
– Почему? – спросил я.
– Потому что это зло, вред, плохо, очень плохо.
– Почему? – спросил я.
– Люди становятся наркоманами. Попадают в зависимость.
– От чего? – опять спросил я, на этот раз с усмешкой, – от экстази?
Как бы то ни было, идею пришлось бросить. Мы сидели в «Музее» и пили абсент.