– Главное не в этом, – перебил меня Казак, – главное, что Женя подделал документы и оказался владельцем самого большого пакета акций нашей конторы.
Казак пил давно. Быть может, с самого утра, а то и с вечера. Поэтому, когда он вдруг всхлипнул, я не удивился.
– Семь лет горбатились, во всем себе отказывали, – сказал он, – вот получили, блядь!
Иван Александрович усмехнулся.
– Чего уж теперь хуем по песку елозить? – спросил он. – Обычное дело: один вор у другого украл.
Краем глаза я увидел, как Коля встрепенулся. Как напряглись вены на его шее. Не хватает еще пьяной драки с налоговиками!
– Мы ни копейки не брали, – сказал я веско. Будто припечатал Ивана Александровича тяжелым каблуком по самоуверенной, топорной работы морде.
Налоговик нахмурился, но промолчал. Наполнил еще рюмку, слегка кивнул и, не дожидаясь остальных, снова выпил.
– Ну, а от нас чего вы хотите? – спросил он.
– Нам вас рекомендовали, Иван Александрович, – я специально подчеркнул особую значимость именно Лобатого, – как человека, способного помочь. Видите, мы с Женей работали вместе, дружили, отдыхать ездили. А он заранее знал, что нас опрокинет.
– Отдыхали вместе! – Мне показалось, что Казак вот-вот разрыдается. – В футбол играли!
– Значит, – Иван Александрович снова выпил, – украл у вас Женечка фирмешку. Жену отдай дяде, а сам иди к бляди, так сказать.
Могучая усатая официантка принесла поднос с ароматными дымящимися шашлыками.
Лобатый наметанным взглядом выбрал самое аппетитное мясо и ловко вытащил его с блюда. В его огромных лапах шампур показался маленьким, словно тоненький прутик.
– У меня отец с инфарктом слег, – сказал он неожиданно, – лекарства, которые уровень холестерина понижают, бешеные деньги стоят… Вот, если бы вы мне помогли, подкинули штуки три баксов… Я верну, конечно.
Мы с Казаком переглянулись. Особого выбора не было. Понятно, что таким образом Лобатый проверял серьезность наших намерений и платежеспособность.
Коля вытащил бумажник и зашелестел бумажками.
– У меня штука только, – сказал он.
Я сунул руку в карман и отсчитал из некогда плотной пачки недостающие две тысячи.
– Да ладно, – сказал налоговик, с хрустом разжевывая куски свинины, – решим мы вашу проблему. Спецназ подтянем. Давайте стрелу с вашим Женей забьем.
Встреча с Женей произошла спустя всего пару дней. Ранним утром мы, вместе с Иваном Александровичем, Михаилом и полковником войск особого назначения МВД Гороховым, приехали в бывший когда-то нашим офис. На всякий случай Горохов, нервный тип, с лицом серийного убийцы и редкими спутанными волосами, прихватил с собой четырех бойцов из своего отряда. Похожие друг на друга, словно братья, стопроцентно славянского вида богатыри остались ждать нас в «джипе» на улице.
– В моей барсетке – скрытая видеокамера, – сказал Горохов своим бойцам. Еще неделю назад он был в Чечне, руководил поимкой какого-то особо опасного полевого командира. Глядя в его бегающие, горящие темным огнем глаза, я подумал о том, что станет с нашим городом, когда, наконец, война закончится, последнему террористу пропоют отходную и все эти Гороховы окажутся здесь без привычного дела. Без свиста пуль, грохота взрывов и запаха крови.
– Сигнал будет поступать на монитор. Следите за обстановкой в оба. Чуть что – валите к нам.
Он хмуро осмотрел нас и обратился к Михаилу:
– Ты банку-то оставь, – имея в виду джин-тоник, которым тот опохмелялся.
– Зачем это? – проявил Михаил неожиданную твердость. – Не оставлю. С ней даже лучше.
На входе в офис дежурили менты. Они долго проверяли наши документы и переговаривались с кем-то по рации, прежде чем пустить нас. Наконец мы вошли, сотрудников нигде не было видно, только испуганная Даша нарочито делово шуршала бумагами. Неожиданно, из темного коридора, ведущего в кабинет совета правления, навстречу нам вышел Николай Зайцев. Он был все в том же сером костюме. Правда, на этот раз вместо галстука его могучую шею облегала черная шерстяная водолазка.
– Чего вам? – спросил он угрюмо.
Вперед вышел Михаил и протянул ему руку:
– Мы договаривались с Женей потолковать, – сказал он. Весь его невзрачный облик: допотопный двубортный костюм, отвислые унылые усы, словно приклеенные к верхней губе, банка джин-тоника в левой руке – так и сквозил какой- то нелепой грустью.
– А вы кто? – Зайцев нехорошо усмехнулся.
Михаил убрал протянутую руку и откашлялся. Отхлебнул из банки и вытащил сигареты.
«Вот уж не думал, что крышевые менты курят Salem», – прошептал я Казаку на ухо. Мой друг вздрогнул и недоуменно посмотрел на меня.
– Мы являемся представителями соучредителей фирмы, – сказал Михаил. Негромко, но четко, а главное, очень спокойно.
– Ага, – хмыкнул Зайцев.
– Моя фамилия Борисенков, – продолжал меж тем Михаил, – я работаю в ГУБОПе…
– Проходите, – прервал его Зайцев, – там поговорим.
Он махнул рукой в сторону темного коридора и, не дожидаясь, пошел по нему довольно быстро.
– Блядь, – пробормотал Горохов, – если там так темно, то на мониторе ни хуя не видно будет.
– В кабинете совета правления светло, – сказал Казак. Он вздохнул и провел рукой по своим редеющим волосам. Я видел, что мой друг крайне напряжен. Да я и сам был на грани. Я посмотрел на Лобатого. Налоговик выглядел спокойным и уверенным в себе.
– Это, значит, Коля Зайцев, – сказал он скорее утвердительно, нежели вопросительно.
Мы вошли в кабинет. За время, прошедшее с момента нашего изгнания, в нем ничего не изменилось. Та же светлая мебель из IKEA, карта Москвы на стене, стенд с диаграммой роста продаваемости рекламных поверхностей. За столом, перед жидкокристаллическим монитором новенького компьютера сидел Женя. Он хмуро разглядывал свой перстень, надетый на мизинец правой руки, изредка протирая его рукавом клетчатого пиджака. По правую руку от него сидел мужчина средних лет. На мужчине был свитер грубой вязки, и я подумал бы, что это Gucci, если бы не кое-какие неряшливости с точки зрения общего стиля. В конце концов, я пришел к выводу, что это ручная домашняя работа. Связала этот свитер, к примеру, его пожилая мамаша исходя исключительно из соображений удобства и тепла. Чем не пример жизненности моды, о которой давно ползут слухи, что она мертва?
– Лошкарев, – представился мужчина, слегка привстав и кивнув, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– Видал? – зашипел мне на ухо Казак. – Это тот следак с Петровки, что мне повестки слал!
Я вгляделся в лицо Лошкарева. Большой лоб, зачесанные назад темно-русые волосы, голубые, какие-то детские глаза, аккуратная бородка. Это была внешность человека, склонного к парафилии. Не думаю, чтобы это была запретная перверсия, скорее всего, что-нибудь мирное и простое, вроде эксгибиционизма или геронтофилии.
Женя оторвался от перстня и изобразил подобие улыбки:
– Присаживайтесь. Я Евгений Викторович Кораблев. В чем суть вопроса?
Пару минут все были заняты выбором места. Когда, наконец, мы расселись, слово взял Иван Александрович.
– Я – Лобатый, – сказал он довольно грозно, – сотрудник налоговой полиции, а это, – и он указал на сидящих рядом Михаила и полковника Горохова, – сотрудник Управления по борьбе с экономическими преступлениями Борисенков и полковник спецназа Горохов.