Не произнося ни звука, Путятин покинул купе, аккуратно прикрыл за собой дверь - подчеркнуто аккуратно, даже замочком не щелкнул. Пожалуй, хлопнул бы от души, - было бы легче. Значит, оскорбился всерьез.
– Обиделся, - Горлик смущенно кашлянул в кулачок. - Чего ты на него набросился? Он тебя навестить пришел, посочувствовать.
– Он себе посочувствовать пришел, - буркнул Егор. - Выдумал очередных врагов, вот и рыщет в поисках союзников.
– Может, и рыщет. Что в том плохого? Сам ты разве не такие же речи толкаешь, когда выпьешь? В смысле, значит, про долг, совесть и сверхзадачи?
– Когда выпью, может, и толкаю. Зато в трезвом виде помалкиваю.
– Ничего себе - помалкиваешь! Взял и надавал оплеух человеку. Спрашивается, за что?
– А нам всегда есть за что оплеухи давать. То есть - и давать, и получать. Овечек нет, все малость озверевши.
– И она тоже? - Горлик указал на Мальвину.
– Вот она - нет. Она не успела.
– Значит, ты уже неправ!
– Ладно тебе… - Егор отмахнулся. - Попрошу вечером прощения, и помиримся. Путя - отходчивый, поймет.
– Станция впереди, - сообщила Мальвина. Она смотрела в окно и в споре не участвовала. - Ход замедляем.
– Ну что? Пойдем погуляем? - Горлик оживился.
– Пойдем, - Егор, охая, встал, поглядел на себя в зеркало. Лицо измятое, местами откровенно изжеванное. Возле рта и глаз - паучьи морщинки. Ну и рожа! Накинь серенькую шаль, нацепи очки, - и получится самая настоящая баба Яга! Егор в сердцах сплюнул.
– Чего ты там опять? Изображением недоволен? Возьми тряпочку и протри.
– Такое никакой тряпочкой не сотрешь. - Пробормотал Егор. Отвернувшись от зеркала, стал неуверенно причесываться.
– Теперь уже и не проверить, что верно, а что нет. Да в сущности не все ли равно? Пусть будет библейская версия, не возражаю. Хотя с аналогичным успехом могу принять гипотезу об оживших планетах.
– Это, значит, когда они пытаются смывать с себя шелуху и грязь?
– Точно… Вообще-то все пересекается. И результаты конечные сходятся. Судный день, воздаяние за минувшее - вполне конкретная история болезни. Человек заболевает, его лихорадит, тошнит, поднимается температура, по телу выступает пот. То же с нашей Землей. Усиливается парниковый эффект, климат теплеет, ледники тают. - В такт словам Егор отмахивал рукой. - Фагоциты, разумеется, свирепеют, вирус напротив - все более сдает позиции. В нашем случае вирус - это МЫ, приболевший организм - планета. При этом никаких аспиринов и антибиотиков! Болезнь медленно, но верно одолевается естественным путем!
– Ох, и желчный ты сегодня, Егор! Может, зонт тебе дать?
– Обойдусь. А что желчен, так имею право. Сегодня мы с Землей одни и те же ощущения переживаем. Она выздоравливает, мы погибаем. Точка пересечения где-то посередине.
– Альбатрос, иди под зонт! - позвала Мальвина, и пес послушно шмыгнул к ее ногам.
– Следы от пуль, глядите! - Горлик скакнул к зданию и колупнул пальцем выщербленную металлом воронку. Росчерк пулеметной очереди действительно вычертил на кирпичной кладке неровную синусоиду.
– Как думаешь, глубоко они сидят?
– Вряд ли.
– Тогда, наверное, сумею одну выковырнуть, - подбородком придерживая зонт, Горлик зашарил по карманам.
– Зачем тебе пуля?
– Как зачем? На память.
– Ну вот! Совсем ударился в детство! Ты на Мальвину посмотри, даже она улыбается!
– Мальвина, к примеру, девочка, ей не понять… - Горлик уже пыхтел возле стены, перочинным ножиком выскребая кирпичную крошку. Лохматый Альбатрос, склонив голову набок, заинтересованно наблюдал за усилиями взрослого человека.
– Эй, браток! - позвал Егор проходящего мимо солдатика. - Патрон не подаришь?
– Патрон? - боец удивленно остановился.
– Ну да. Видишь, человек мучится. Ученый эксперт, между прочим. Проводит табулярный анализ оружейного калибра. Пуля ему, видишь ли, позарез нужна. Для дифференцированного подхода к метафизической протоплазме. Так сказать, методом интерполяции.
Солдатик усмехнулся.
– За придурка держите, мистер?
– Пардон! И впрямь грешен, - Егор виновато улыбнулся. - Жаль, понимаете, друга стало. Пальцы только зря изрежет и ничего не достанет.
– Это уж как пить дать, - перебросив автомат на грудь, боец выщелкнул магазин, высвобожденный патрон лихо подкинул в воздух. Егор махнул пятерней, поймал.
– Не застрелитесь из него нечаянно, - усмешливо предупредил солдат. - А то сдетонирует и подпортит протоплазму. Из дифференцированного станете интегрированным.
– Учтем-с, - Егор покачал на ладони блесткий патрон. - Тогда еще вопросик, мсье эрудит! Вы часом не знаете, где тут обосновался господин полковник? Павлом Матвеевичем звать.
– ПМ, что ли?
– Ага.
– Зачем он вам?
– Да он нам, как бы это сказать, родственником приходится.
– Брат это его, - Горлик забрал у Егора патрон, любовно покрутил перед глазами. - Причем - родной.
– Ну да! Тогда другое дело. Если брат, могу проводить.
– Уж сделайте такое одолжение! Будем крайне признательны…
– Аллигаторы? Что за чушь?
– Вот тебе и чушь. Смотритель даже кусок кожи продемонстрировал. Шагрень довольно характерная. Они тут их на наживку, понимаешь, пытались ловить. Одного небольшого, говорят, поймали. - Павел Матвеевич поднял голову, глядя на брата, с горечью констатировал, что из младшего тот успел превратиться в старшего. Жуть, если вдуматься! А всего-то и не виделись - годика полтора. Может, действительно поэты с писателями старятся прежде времени? Или до сих пор он просто не пытался всерьез оценивать возраст людей? В самом деле, что нам возраст посторонних! Впервые о старости начинают размышлять, хороня друзей и родителей. Либо вот так внезапно - с бухты-барахты. Вроде молоды, молоды, и вдруг - раз! - какой-нибудь неприметный толчок - седой завиток на подушке, излишне откровенное зеркало - и видишь, что от молодости мало что осталось. Круги на воде, ускользающее эхо.
– Я этим байкам тоже раньше не верил. Мифическая штольня, какой-то подводный мир. Думал, брехня. Пуритов за шизиков держал - не больше и не меньше.