– Кажется, тоже есть.
– Это понятно, что есть. Я спрашиваю, какая и в каком количестве? Тротил, пластид, шимоза, другая какая зараза?
– По-моему… - пленный растерянно огляделся. - То есть… Я ведь в этом не очень разбираюсь. Стружки там какие-то были в мешках. И еще такие желтенькие кирпичики…
К юноше с мычанием рванулся связанный сосед. Похоже, он только сейчас очухался. Бешеные глаза его горели жутковатым огнем, руки и плечи часто дергались, силясь справиться с путами.
– Спокойно, лишенец! - кулак Коляныча жестко боднул "лишенца" в бок, заставил скрючиться. Не удовольствовавшись сделанным, Адам наградил бунтаря звонкой затрещиной, вынырнувшей из ножен сталью пощекотал подбородок.
– Трепыхнись еще разок, побрею и скальп сниму!
Пленник по-звериному зарычал.
– Ишь, ты! Сердится!..
– Это Бес! Дружок Знахаря, - пленный с разбитым носом опасливо косился на поверженного коллегу. - Колется постоянно. Либо порошки нюхает. Вы в карманах у него пошарьте! Там должны быть такие прозрачные пакетики.
– Вот еще! Шариться… - Коляныч тем не менее вывернул карманы Беса. На брезент высыпались миниатюрные полиэтиленовые упаковки.
– Я же говорил! Он с кокаина не слазит!
– Ничего, у нас слезет… Кто такой Знахарь? Ваш местный атаман?
Пленный кивнул.
– А тебя как звать?
– Леон. Леон Куроганов.
– Леня, значит. Понятно… - Павел Матвеевич, спрятав в кулаке сигарету, пощелкал зажигалкой, сосредоточенно закурил. Собственно, спрашивать больше было не о чем. О пулеметах со взрывчаткой знали и раньше. О сюрпризах типа артиллерийских установок и многоствольных комплексов тоже подозревали. Были уже прецеденты. Дабы доказать серьезность намерений, пуриты не стеснялись подрывать опоры, давать предупреждающие залпы по головным локомотивам. Вот и здесь разбушевавшиеся юнцы успели уничтожить одну из обходных ветвей. Досталось от них и вылетевшему на рекогносцировку вертолету. Должно быть, зацепили из скорострелок. Штучка еще та - опасная. При полном боекомплекте - пароход пополам разрежет, а уж удержать неприятеля на узком мосточке - дело вовсе плевое. Хоть табуном атакуй, хоть по одиночке.
Полковник озабоченно покосился на часы. По идее допрос можно было сворачивать. А то и впрямь вспомнят, пришлют смену - и выйдет шутка-прибаутка…
– Чего хочет Знахарь?
– Ну… Это я тоже не очень. Знаю только, что говорит он здорово. Как примется молотить языком, так людей качать начинает. У кого судороги, у кого глаза под лоб…
– А у тебя?
– Что у меня?
– У тебя тоже глаза под лоб?
Пленный смешался.
– Я у них недавно, еще не привык. Но вообще-то слушать интересно. Знахарь про потустороннее все на свете знает, про мировую паутину рассказывает, про штольни.
– Про паутину?
– Ага. Будто бы наш мир - это оследний слой, понимаете? А над нами, якобы, другие мосты и другие цивилизации.
– Инопланетяне, что ли?
– Зачем же, - тоже люди, только из иного времени. И так - слой за слоем. Но это все мертвые. Те, кто живые, обретаются на дне. И если постараться, то одного большого лифта может хватить, чтобы переправить все человечество.
– Это в смысле, значит, на дно?
Леон замялся.
– Я уже сказал: я в этом не силен. Вы лучше Беса поспрашивайте.
– Ничего, как-нибудь перебьемся без бесовщины. - Павел Матвеевич переглянулся с Мацисом. - Все вроде ясно, а?
– Что ж тут неясного! Крошить надо гадов - и все дела!
Полковник вновь затянулся. Каждый раз, когда истаивающая сигаретка подплывала к губам, пальцы касались колючей щеки, и это нервировало. Собственную неопрятность и небритость он не переносил более всего.
– Что ж… Раз ясно, значит, закругляемся.
– Я еще могу рассказать. Вы только спросите!
– Понимаю, Лень, конечно, можешь. Только времени у нас нет, чтобы с тобой душевно беседовать. Поболтали, и будет. Пора выдвигаться.
– Там ждет заслон, - торопливо залопотал Леон. - Я думаю, они будут стрелять.
– Ай, беда какая! - язвительно протянул Мацис. Взглянув на полковника, деловито спросил: - Куда их? С моста?
Павел Матвеевич кивнул и тотчас разглядел, как стремительно побледнел юноша. Услышанная фраза чуть было не отправила его в обморок.
– Не надо, - заикаясь, забормотал пленный. - Пожалуйста, не надо! Я же случайно! Честное слово, случайно!
– Все случайно, - Адам похлопал его по плечу. - Случайно рождаемся, случайно умираем.
– За что?.. Я же ни кого не убивал!.. - Пленный сполз с мешков на колени. Слезы струились по его щекам.
– Это потому что не успел, - с той же нравоучительностью произнес Адам. - Не дали бы тебе вовремя по чухальнику, и наделал бы делов.
– Я же машинально! Я не хотел!..
Полковник вздохнул.
– Ладно, - он отшвырнул окурок. - Сопляка оставьте, может, еще сгодится. Остальных за борт.
Мацис холодно кивнул. Ему приходилось вытворять и не такое. Двоих извивающихся пленников подхватили под микитки, рывками поволокли к перилам моста. Павел Матвеевич отвернулся. Неожиданно вспомнилось, как давным-давно разобидел его в транспорте какой-то обабок, заподозрив в том, что он не передал деньги на билет. Подозрение показалось юному Павлу столь мелочным, гадким и неправдоподобным, что он вскипел лишь минут через пять или шесть. Так долго доходило до него мутноватое обвинение человечка. А когда наконец дошло, он выбросил мужчину из автобуса и, наверное, убил бы, не вступись за него случайные прохожие. Как бы то ни было, полыхнувшая в нем тогда ярость напугала его самого. Напугала прежде всего несоразмерностью случившегося. Жизнь человека и какой-то разнесчастный билетик. Тогда он еще не знал, что несоразмерность - явление закономерное и обыденное, что чаще всего в мире так и поступают. Спустя всего полтора десятилетия, по его приказу к стенке поставили первого мародера. За первым последовал второй и третий. Вереница напуганных, злых и оплывших от слез лиц. В дни смут военным пришлось поработать вдосталь, но никогда более Павел Матвеевич не испытывал такой жгучей ненависти, которую породил в нем тот давний пассажир.
Нет, он вовсе не очерствел. Просто со временем стал что-то понимать, хотя и попахивало подобное понимание чем-то болотно-тяжелым, откровенно дьявольским. Словно вытянули из тины проржавевший сундучок и водрузили перед самым носом. Сундучок следовало открыть, но полковник не ощущал ни малейшего желания делать это. Он не хотел знать никаких тайн. Он был сыт ими по горло.