2152 год Новой эры. Темница в Хоэнтвиле.
Сырость и холод. Глаза давно привыкли к кромешному мраку. По стене, покрытой старыми метками прошлых узников, бежит таракан. Десятки рядов перечеркнутых линий. Если быть точным, то тридцать. А что еще делать пленнику, как не считать дни своих предшественников? Никто из них не прожил больше месяца.
Приближается день Единения. Осталось нацарапать еще две полоски. Поразительно, насколько быстро человек, которого скоро обезглавят, смиряется с участью. Страх сменило равнодушие. От злости на императора и чувства вины, что мятеж не удался, не осталось и следа.
Сальные волосы лезут в рот, в глаза. Запах сводит с ума, но иногда приходится их жевать. Представляешь солонину. Нельзя забывать прошлое, нельзя забывать самого себя, нельзя дать рассудку сломаться. Кожа под всклоченной черной бородой чешется. Невыносимый зуд. Кто вообще соглашается растить эту гадость на лице? О Создатель, если ты существуешь, подкинь лезвие к двери.
Оконце внизу двери открылось. Небольшой лучик света от факела попал на босую ногу. Молчаливый гвардеец втиснул в щель мятую жестяную тарелку и захлопнул окошко. Рука потянулась к еде. Скрежет металла по камню. В гнетущей тишине этот звук подобен музыке. Ложку не положили. Забыли, видимо.
М-м-м. Изумительные жирные комки из свиных потрохов. Есть их руками даже удобнее.
Жир стекает на бороду. Она уже обросла толстой коркой из блевотины, слюней и крови. Скоро ее можно будет отломать и использовать как оружие.
Надо подняться.
«Дерьмо! Ноги не ходят, а без новой метки рисунок не полный».
Черточка медленно появляется. Скоро тридцать первый ряд закончится.
— Двадцать девять, — шепчут сухие губы.
Таракан? Почему он смотрит на меня? И откуда он взялся?
Таракан побежал. В его движениях скрывается смысл — букашка говорила. Закончив, таракан снова оказался посередине стены.
— Во дела…
Стук в дверь.
— Ты еще жив, предатель? — грозно спрашивает знакомый голос.
— Конрад?
— Я пришел сказать, что завтра тебя казнят.
— А как же последний ужин? Да и парочка шлюх лишними не будут.
— Ты сам виноват во всем…
Кулак со страшной силой врезается в дверь. Слабость как рукой смыло. Гнев вырвался наружу.
— Виноват? Виноват?! Ты разрушал чужие жизни, сжигал города, мучил и унижал людей, а сейчас ползаешь в ногах убийцы. — Ярость прошла; лоб утыкается в ржавую дверь. — Мы же были братьями, мечтали построить новый мир…
По сторону слышно прерывистое дыхание.
— Многое изменилось, — с тоской в голосе отвечает Конрад. — Мы мечтали нести свет людям, но континент наполнен дикарями, фэй с их интригами и заговорами, монстрами с чужих Планов. Как? Скажи, как можно строить мир, если не выжечь эту заразу?
— Я не верю тебе, брат. Неужели ты веришь в эту чушь?…
— Она умерла по твоей вине! — взорвался Конрад. — Я умолял тебя. Умолял, стоял на коленях, словно дворняга!
Сердце замерло. Огромный ком застрял в горле. Не проглотить. В голове звучат предсмертные крики, за дверью — бессильные всхлипы. Перед глазами тело, истыканное стрелами.
— Ты…ты отнял… отнял ее у меня…
Паршиво, страшно. В голову ничего не приходит.
— Ведьма…
— Она помогла мне, ты — нет! Хочешь мира? — Всхлип. — Да пошел ты со своим миром, с фантазиями и ложью! Теперь у меня свой путь, предатель.
Громкий топот сапог. Дверь с грохотом захлопывается.
— Закончил рыдать?
Что? Взгляд лихорадочно бегает по камере. Пусто.
— Я тут, плакса.
Таракан?! Таракан говорит! Время схватиться за голову. Все это неправда, наваждение, шутка истощенного разума!
— Возьми себя в руки, болван. Это я.
— Ты… — Глаза округлись. — Но как?
— Готов немного побегать?
Деревушка Аббет. Жалкое захолустье недалеко от Жемчужного моря. Тут не встретишь добрых лиц, приветливых взглядов, надежных людей, а также съедобной еды, дорогой выпивки и красивых женщин, что немаловажно для любого уважающего себя путника. Две дюжины домов, постоялый двор да конюшня — вот и вся деревня.
Солнце было уже в зените; изнуряющая жара кипятила кровь. Двое мужчин стояли на пыльной дороге перед двухэтажной корчмой. Ставни угрожающе скрипели, вместо двери — куча сколоченных досок, крыша провисала, а стены видели появление Создателя, это еще не говоря об угрюмых жителях, которые стороной обходили странную парочку и плевали через левое плечо. Посредник слыхал об этих чудных суевериях, мол, незнакомцы беды приносят.
— Ну и дыра, — подбоченившись, сказал он.
Укаре кивнул. По его мнению, почти вся Иллария была одной большой дырой.
Между ними и корчмой прокатился огромный сухой шар из веток. Посредник провожал его взглядом, пока не уткнулся в одного из местных болезненного вида: высокий, сутулый, кожа на лице вот-вот разорвется. Он зловеще улыбнулся; в руке блестел нож.
Посредник поежился.
— Жуть какая…
Впрочем, долго терпеть «радушие» местных не входило в планы. Здесь прятался шпион и, по воле случая, бывалый контрабандист, работавший не только с Гванхвой, но и с его предшественником. А за мешок с монетами из него можно вытянуть сведения и слухи со всех концов континента. У Посредника имелись догадки, как старому хитрецу удается проворачивать сделки, отчего лезть в дела торговой гильдии «Вендель и сыновья» себе дороже.
— Не велика потеря, — произнес Укаре. — В конце концов, в сундуке хранилось не все, так ведь?
Посредник угрюмо натянул край шляпы на глаза и пошел в корчму.
Эльф озадачено потер виски.
— Ох, господин…
Как и ожидалось, людей внутри почти и не было. Четверо похожих на пиратов оборванцев сидели за круглым столом и шумно играли в карты; на небольшой сцене готовился выступить менестрель — смуглолицая молодая девушка; несколько угрюмых посетителей пили пиво, а в углу хозяин разметил удобные перины, на которых полулежали девицы в откровенных нарядах. Возле них дежурили двое громил.
Посредник привлек всеобщее внимание, когда вошел в корчму, выбив дверь ногой. Он так делал всегда, но двери в Жемчужине были намного прочнее местных деревяшек. Дверь повисла на одной петле.
— Неловко вышло, — процедил он Укаре.
Эльф покачал головой и швырнул небольшой мешочек на ближайший стол. Все отвернулись и продолжили заниматься своими делами.
Следом в корчму зашел тот самый тип с ножом. Он кивнул Посреднику.
— Добро пожаловать в Аббет. — Сутулый кончиком ножа показал на стол. — Не хотите сыграть? Нам не достает одного игрока, да, парни?
Оборванцы согласно закивали, оценивая возможный выигрыш.
— Так. — Ферксиец подманил эльфа к себе и зашептал ему на ухо. — Давай разделимся. Так проще будет узнать о Заке. Я начну со стола.
Укаре беспокойно нахмурился.
— Господин, ваши игры плохо кончаются. Может я…
— Удачи-и-и! — Посредник и слушать не желал своего телохранителя.
Эльф вздохнул. «Прожил почти тысячу лет, сражался в бесчисленных войнах, а сейчас в сиделках у ребенка». Как бы то ни было, Укаре принялся за работу. Он петлял между столами и расспрашивал посетителей о загадочном Заке.
— Не, не слыхивал о таком, — отвечал один.
— Чай помер уже, — отозвался другой, залпом осушив кружку. — За евонные делишки-то.
— Говорят, — рядом полушепотом просипел старик со стеклянным глазом, опасливо поглядывая по сторонам, — дорожку он перешел местным бандитам. Уж слишком алчен до наживы был.
Слухи и байки вокруг таинственного Зака если не веселили, то точно вызывали улыбку на лице эльфа. Укаре подозревал, что его обводят вокруг пальца. Имя контрабандиста тут не знал разве что ребенок, но никто не раскололся. Даже звон монет не смог развязать им языки.
Меж тем за игровым столом творилось нечто невообразимое. Посредник истерично ругался, обвинял всех в сговоре, однако продолжал играть под неуемный хохот жуликов.
— Проклятье, да как так?! У меня же было два туза!
— Ах-ха-ха. — Сутулый хлопнул его по плечу. — Сегодня просто не твой день, приятель.
Укаре обречено сел за пустой столик. Повезет, если господина не обдерут до нитки. Эльфа поражало, как такой человек мог управлять целым городом, иметь связи во дворце, запугивать банды, мастерить оружие и вместе с тем быть азартным любителем упиться до беспамятства в окружении незнакомых женщин.
— Паскудство! — возмущался Посредник, сложив руки на груди. — Не игра, а обдираловка!
Уголки губ Укаре дрогнули. Было в этом ферксийце нечто такое, что эльфы называли Kila`na — искупление, сострадание. И все же, где искать этого Зака? Он поставил монетку ребром и крутанул. Имперский денарий вращался, пока напротив Укаре не уселась девушка-менестрель.
— Зака ищите, значит. — Она поставила локти на стол и положила подбородок на ладони. — Я бы могла помочь за малю-ю-юсинький такой, — девушка большим и указательным пальцами показала размер награды, — мешочек золотых монет.
Укаре молча бросил ей в руки кошель.
— Ой, — наигранно удивилась менестрель, — да тут малость не хватает.
— Р-р-р, — промычал эльф и пошел к Посреднику.
Тот уже сидел без сюртука, сапог и шляпы. Перед ним лежали его револьверы.
— Ставлю все, — заявил ферксиец. Он облизывал губы от волнения; босая нога постукивала по полу.
Укаре склонился над ухом Посредника.
— Кажется, я нашел языка. Нужны деньги.
— Не сейчас. — Посредник мягко оттолкнул телохранителя. — Я почти выиграл.
— Господин, боюсь, что вас обманывают…
Какой же докучливый этот эльф! Целая гора добра почти в кармане. Эти неудачники не догадываются о победной комбинации. Да, сейчас-то он им покажет.
— Выкуси! — Посредник кинул на стол карты. Пять последовательных карт одной масти.
Сутулый виновато открывает свои. Туз, Царь, Княжна, Страж и десятка.
— Эти чудесные револьверы мои. — Под пустой взгляд Посредника бандит сгреб выигрыш поближе.
— Ты что-то говорил про языка? — равнодушно спросил ферксиец.
— Да, он… — Укаре указал на столик, но он был пуст. — …там.
— А наши деньги?
Эльф опустил голову, ругаясь на родном языке.
— Что ж, — ферксиец гордо поднялся и пошлепал в угол к местным куртизанкам. — Раз денег нет, то хотя бы расслаблюсь напоследок.
Укаре вывернул карманы куртки и достал пару серебряников. На выпивку хватит.
Посредник подошел к двум амбалам. Оба смотрели на чудного гостя с подозрением. Один из них вытянул ладонь.
— Герод, Мавр, — прозвучал девичьи голосок, — пропустите бедолагу. Его и так до нитки обобрали.
Громилы противно ухмыльнулись, жестом приглашая Посредника войти. Полуголый ферксиец обомлел от красоты здешних дам: молодые, горячие, в соблазнительных нарядах. Они хихикали, поглядывая на остолбеневшего мужчину.
— Может наверх? — предложила низенькая девушка с короткими волосами.
Точно асторийка! В Ликее женщины тоже нередко состригают волосы, но в неприветливом краю суровых вояк не жалуют шлюх. Мужчина предпочтет отрезать себе руку, чем ляжет с грязнокровкой в одну кровать.
— Всегда готов. — Посредник приобнял двух хихикающих куртизанок.
Женщины проводили его на второй этаж — в роскошную по меркам Илларии комнату. Двуспальная кровать с балдахином, удобные диванчики, фрукты в вазах, ароматный запах свечей и душистых трав.
— Садись, не стесняйся. — Юная девушка лет двадцати усадила ферксийца на диван. — Ангельского Мха? — Она достала колбу с дурманящей отравой. — Или хочешь выпить?
Красавицы обступили Посредника со всех сторон. Он тонул в женских объятиях. «Неужели день еще можно спасти?».
А пока Посредник развлекался, угрюмый эльф выпил уже вторую кружку деревенского пойла. Он не забывал украдкой поглядывать по сторонам — чутье подсказывало глядеть в оба. Уж слишком все подозрительно: сначала отобрали оружие и одежду, затем последние деньги. В подобных случаях надлежит держать руку на рукояти меча.
Укаре коснулся бока, где обычно висит клинок, но его не было. «Что за чертовщина?». Он ощупал себя и с удивлением обнаружил пропажу не только фамильного оружия.
— Потерял что-то? — спросила девушка-менестрель. Рядом встали «игроки». Сутулый направил револьвер на эльфа.
— Не рыпайся, остроухий. Заказчик велел взять вас живыми. — Щелкнул затвор. — По возможности.
Укаре глянул в сторону амбалов. Те пожали плечами. Сверху доносились довольные стоны.
«Чтоб тебя!».
— О да-а-а… — Ферксиец расслабился, прикрыл глаза, запрокинул шею. Три пары рук массировали его уставшее тело. — Вот, где настоящий рай.
— Самое интересное впереди, — шепнула одна из девушек, достав из складок наряда удавку. — А теперь… — Она накинула на шею Посредника тонкую леску и со всей силы натянула ее.
— А-р-к-х-х-х, — захрипел ферксиец, беспомощно скребя пальцами по рукам убийцы. — А-р-р-х-х!
— К-какой же он сильный! — запаниковала девушка, когда Посредник стал подниматься. — Помогите мне!
Девушки всем скопом набросились на жертву.
Как же ему повезло, что его пытаются прикончить очаровательные женщины, которые в своей жизни еще никого не задушили и не зарезали. Посредник собрался и перебросил через себя миниатюрную девчушку, случайно проломив ее телом гнилой пол. Перекрытия не выдержали, и она грохнулась прямо посреди зала. Растолкать остальных не составило труда: им хватило пары простых оплеух.
— Укаре-е-е! Ай, ой, уф-ф… — Голый Посредник кубарем скатился с лестницы, пока остальные с разинутыми ртами глядели на дыру в потолке. — Где… — Он поднялся, потирая ушибленный бок. — Где мои револьверы?
— Тут. — Сутулый оскалился.
Бах! Густой дымок показался из дула.
Эльф закатил глаза.
— Пресвятая Нилея…
Посредник медленно наклонил голову. В груди зияла дыра размером с кулак.
— Ох, — устало выдохнул он. — Опять…
****
2152 год Новой эры. Имение семьи фон Лимбургов.
— Ты как был неудачником, так и остался. — Статный мужчина в черном дублете с позолотой сидит во главе обеденного стола. По левую руку три его дочери и супруга — досточтимая герцогиня Матильда фон Лимбург, по правую, по традиции, — два сына. Он отпивает вина из бокала и продолжает:
— Столько сил в тебя вложено, а ты не удосужился выполнить простецкое поручение — отобрать книжку у старика.
— Кларенс, не будь так строг. Он смог остановить мятежников.
— И за это получил титул бумажного генерала, — с насмешкой вставляет Отис — старший брат. — А еще я слышал, что он учинил настоящую бойню в Фоусте.
— Чушь! — восклицает Гретта — любимая младшая сестра. — Она тыкает вилкой в сторону брата. — Он хотел остановить предателя.
— Ах-ха-ха, и снова сел в лужу!
За годы забываешь, насколько омерзительны семейные склоки. И насколько отвратителен суп. Куча ингредиентов, которые не сочетаются друг с другом. А Отис не изменился — все такой же тупица. Видите ли, командир Стражей Креста! Вот пусть бы и стоял истуканом у спальни императора. Гретта смотрит. Неужто лицо залилось краской от насмешек?
Натянутая улыбка появляется на губах. Ах, Гретта. Доблестная защитница в этой гнилой семье.
— Ты вообще слушаешь? — Отец с презрением окидывает взглядом. Ни крупицы любви, ни признания. — Уже дважды тебе преподали урок, а ты… — Герцог вытирает губы тканевой салфеткой и бросает ее на стол. Тотчас подбегает слуга и быстро все убирает. — Третьего раза не будет. Закон общий для всех.
Выживает сильнейший. Превосходный предлог убивать! Хочется стукнуть кулаком по столу, высказать отцу правду в лицо, плюнуть и уйти подальше от этой пещеры с гадюками. После стольких усилий вновь в дураках. Ирония судьбы или бездарность? Да к черту все!
— Спасибо за обед. — Ножки стула заскрипели по каменным плиткам.
— Мы еще не закончили! — Отец угрожающе сжимает кулак.
— Да, братец, ты еще не рассказал о том, как тебя чуть не изрубил дикарь, — говорит Отис, ковыряя кусок мяса.
Две сестрицы-близняшки захихикали.
Недоумки!
— Иди на хер, Отис, продолжать охранять выгребные ямы.
Новоиспеченный командир стражей поперхнулся.
— Кха-кха, ах ты, кха-кха. Воды, кха-кха, быстрее!
Пусть и дальше играют в свои интриги и лижут друг другу зады.
Дверь за спиной захлопывается; впереди балкон, который всегда закрыт. Никто из семьи на него не выходит. Суровый северный ветер сбивает с ног. Опасный, холодный и жестокий, как сама империя, как знатные семейства, как люди в этой стране.
Стремления стать таким же не увенчались успехом. Сначала ты беспрекословно веришь в идею, с пылом отстаиваешь истину, рубишь врагов, а потом замечаешь, что люди похожи. Поставь ферксийца рядом с иллариецем — разница лишь в цвете волос и кожи.
«Все прогнило, Курт. Пора взять все в свои руки, и спасти родину, спасти возлюбленную. Я могу унять твою боль. Отринь сомнения».
Кольцо на пальце стало одним целым с ним. Оно причиняет страдания, но разрушительная мощь, коей мечтает обладать каждый, постепенно наполняет тело. Скоро он станет совсем другим. Так сказала Видящая.
«Не слушай…», — шепчет мелодичный голос на задворках сознания.
Надо подумать.
Приятная прохлада. С закрытыми глазами представляешь себя птицей. Ветер раздувает волосы, обмерзшие хлопья снега режут лицо, как стекло, Северное море бушует, волны разбиваются о скалы, брызги оседают на камнях и превращаются в наледь.
— Надеюсь, ты не собираешь прыгать? — Гретта стоит за спиной. Сестрица любит неожиданно появляться, привалившись плечом к стене.
Теперь радость вышла искренней.
— Уверен, я и тут оплошаю.
— Знаешь, почему у тебя не выходит? — Она кладет тонкую ручку на плечо. Оборачиваться не хочется; ощущение тепла приятно обволакивает. Частичка любви.
— Не хватает веры?
— Обернись.
Смешная просьба, но нельзя ее не исполнить. Гретта в мехах; серьезный взгляд немного пугает. Раньше с таким видом она засыпала всех нравоучениями. Но Гретта ничего не сказала, просто крепко обняла. Остается обнять в ответ. Теперь ясно, почему его так и тянет домой, несмотря на злобного папашу и тупоголового братца.
— Потому что это не ты.
— Не я?
Гретта трется щекой о теплый дублет.
— Когда ты вернулся, в твоих глазах была тревога, печаль, отрешенность. Снова вляпался в неприятности! — подумала я. Меня не воспринимают всерьез, считают меня вздорной. Я не глупа, если хочешь знать.
Добродушный смешок вырвался против воли.
— Хех, я никогда так не считал.
Они оба притихли. Ветер потихоньку усиливался.
— Ты хотел, чтобы в тебе увидели истинного ферксийца, да, Конрад? Старался изо-всех сил, творил гнусности, от которых не заснуть по ночам.
Внутри все съеживается, будто родитель обличил маленького ребенка во лжи.
— Но ради чего? Что тебе обещали? Я не хочу, чтобы ты уходил, не хочу! — Она заплакала.
Колени опустились на хрустящий снег; Гретта проводит ладонью по волосам. Ее теплое прикосновение дает сил.
— Я должен. Ради Елены, ради тебя.
— Мертвых не вернуть. А вот друга надо простить и выслушать. — Гретта помогает встать.
Жгучий приступ ярости выплескивается наружу.
— Нет!
Сестра в страхе отступает.
— Для меня он мертв! Ясно? Предателя завтра ждет казнь, — руки оперлись о перила; сердце громыхает, — а я закончу то, что начал, Гретта. Ни ты, ни Оттон, ни кто-либо еще меня не остановит. Но так и быть — я его проведаю.
— Ты погубишь себя…
— Я уже это сделал.
Кольцо вспыхнуло и угасло.
Эрик внимательно изучал пещерку на пригорке, пока Конрад предавался воспоминаниям в тени деревьев. После страшного ливня пришла дьявольская жара. Хоть он и не чувствовал тепла, солнечный свет причинял неудобства — яркие лучи попадали в глаза.
Посредник с его дружком уже доставили немало хлопот. Теперь еще появился третий игрок. Вряд ли он подчищал хвосты за беглецами. Конрад вышел из-под кроны и поднялся на пригорок к Эрику. Медитация уже не помогала успокоить разум; воспоминания становились все болезненнее. Чем ближе он к Посреднику, тем отчетливее проявляются забытые чувства.
Конрад застал Мясника на вершине. Тот вглядывался вдаль — на Жемчужное море, над которым высилось сияющее солнце. Издалека море казалось огромным зеркалом мира, где внутри прячется его лучшая копия. Недалеко от побережья виднелась деревушка.
— Они пошли туда. — Равнодушие сквозило в голосе Эрика. — Деревня Аббет.
— Откуда ты знаешь? — Конрад встал рядом.
— В отличие от тебя, — Эрик обернулся, — они еще люди. Им нужен кров и еда.
— Раньше ты любил вести охоту. Кровожадность угасла?
— Смысл.
— Смысл?
— Ты счастлив, Конрад? Исполнил мечту?
— Я служу Видящей. Мечты оставь дуракам.
Эрик развернулся. У него на шее блеснул амулет — неказистый перламутровый камушек на цепочке.
— Зря ты тогда согласился на сделку, — осуждающе произнес он. — Гретта предупреждала.
— Мне нет до этого дела.
Эрик с отвращением сплюнул.
— Ты вообще слушаешь?
Слушаю? Перед глазами образ отца. Кларенс пьет вино и прожигает взглядом. Вместе с Отисом они поочередно насмехаются над ним. Рядом поддакивает мать и сестрицы-подстилки.
— Не тебе меня судить, Мясник.
Эрик схватил Конрада за глотку и притянул к себе.
— Не забывай — я тоже кое-что умею, щенок. Или думаешь, учитель не завалит ученика?
Конрад призвал пламя; рука пылала в оранжевом свете. Он вмазал Эрику по лицу — тот не шелохнулся. От тела Мясника пошел пар, глаза налились кровью.
— Ты ничтожество, эгоистичная свинья, лишившая меня покоя, — рычал он в лицо Конраду. — А теперь еще и бесчувственная. Голем с человеческим лицом. Даже ненавидеть тебя противно, — процедил Эрик.
Через мгновение хватка ослабла. Эрик глубоко вдохнул, сжав амулет.
— Мы оба глупцы, но я хотя бы нашел в себе силы остаться человеком, несмотря на проклятие. Я пытаюсь сражаться, а ты просто слабак.
Мясник спустился вниз сворачивать лагерь, а Конрад глядел ему вслед.
«Лишил покоя?».
В груди что-то кольнуло. Совесть? Он же не виноват, так ведь? Его план был превосходен, никто не должен был пострадать.
«Клекот?».
Конрад поднял голову.
В небе парил белоснежный сокол. Он кружил над пещерой, словно выслеживал врага. «Зверюшка мальчишки». Глаза сами по себе закрылись. Снежинки опускаются на лицо; брызги замирают на скалах; ветер раздувает меха. Конрад парил подобно соколу. Сестра касается плеча, обнимает. Крепко-крепко. Тепло.
— Гретта, — прошептал Конрад.
Из кустов вылетела стрела. Глашатай Видящей поймал ее перед носом. Нечеловеческие глаза раскрылись. Потустороннее черно-зеленое пламя вырвалось из них.
— Кто? — прошипело существо, выхватив клинок. — Кто посмел?
Ватага наемников налетела на ферксийцев с трех сторон. Стрела за стрелой летели в Конрада. Он и не думал уклоняться — демонический меч принял на себя первую атаку. Конрад крутился волчком, отражая снаряды и накапливая силу для ответа.
Тем временем Эрика утыкали как ежа. Гигант шатался из стороны в сторону, но явно был жив. Снова от его тела повалил пар. Мышцы Мясника раздувались, становились огромными, покрывались кровавыми рунами.
— А-а-а! — Заорал он во всю глотку, когда спину и грудь покрыли костяные наросты; глаза пылали тем же черно-зеленым огнем. Стрелы сожгло в мгновение ока, а раны затянулись. Монстр размером с голиафа припал на колено.
Наемники попятились; некоторые бросился наутек.
— Даже сме-е-ерть трепе-е-ещет передо мной, — утробным басом произнесла тварь. — Я сделаю гору из ваших тру-у-упов! — Эрик тяжело поднялся. Он возвышался, словно Драконий Пик над лесами Илларии.
Один воин решился ткнуть монстра копьем. Наконечник сломался, едва коснувшись кожи Мясника.
— Р-р-р, во-о-ошь. — Огромный кулак раздавил голову смельчака, как перезрелый помидор. — Р-р-р, кро-о-о-вь. — Эрик со всей силы погрузил руку в землю и через секунду вырвал из ее недр топор. — Время умирать, а-а-а!
Чудище из самых жутких кошмаров ринулась в сокрушительную атаку, сминая, топча и разрубая пополам нерасторопных наемников. Одного Эрик ударом ноги впечатал в землю и бил до тех пор, пока не осталось кровавая каша, в другого он швырнул топор. Оружие с силой тарана врезалось бедолаге в голову и снесло ее вместе с половиной тела. Кровавая вакханалия продолжалась недолго — все умерли слишком быстро. Но Эрику было мало. Он заметил кучку трусов, уносящих ноги с поля боя.
— А-а-а! — Вопящая тварь разгонялась; деревья ломались, камни раскалывались, куски дерна летели в разные стороны. — Я хочу услышать хруст ваших костей!
— Стой-стой! — перед смертью закричал наемник, который не додумался уйти с пути чудища. Его разорвало на куски; внутренности и кожа повисли на лице Мясника. Погоня продолжалась.
Конрад взметнулся ввысь и плавно опустился за спинами врагов. Те и опомниться не успели — пять голов покатились по земле. Клинок засиял с новой силой, обрушив на живых гнилостную волну. Она медленно и мучительно разъедала наемников. Конрад огляделся. Холм превратился в братскую могилу. Везде лежали трупы; многие разорваны голыми руками.
Раздался топот со стороны моря. Глашатай обернулся; ладонь крепче сжала рукоять. Мясник смотрел на Конрада с пугающей ненавистью; с топора стекали ошметки. Он заревел:
— Я хочу еще-е-е! А-а-а!