— Что ты делаешь?
— Ах, хочу посмотреть.
— Спускайся!
— Да, я… — я не хотела бросать его или Эми, это было нечестно. Но я не могла сидеть на месте. Я извивалась, поднимаясь по дымоходу.
Подняв голову, я увидела обгоревшую солому, закрывавшую дымоход от дождя. Как и все в гостинице, она была затхлой. Столбики были в саже, казалось, порыв ветра может сдуть крышу, как пепел от угасшего костра.
Но небо было голубым, серебряно-голубым, и я ощущала далекий запах моря, хотя основной была вонь дыма. Я поднималась и была так опьянена облегчением возможного побега, что чуть не упустила другой запах, от которого встали дыбом волоски на руках.
Порох. И близко.
Я выглянула из дыры в крыше, меня оглушила буря звуков. Выстрелы. Звон стали. Крики.
Я огляделась, пытаясь найти другую крышу, чтобы прыгнуть на нее. Но я видела только облака пыли, серебряные вспышки. Я пыталась найти кого-то из наших, но дымоход был далеко от двора. Я слышала младшего из Братишек, воющего, как разъяренный медведь, но я не могла видеть его из-за края крыши. Куда мне идти?
Вдруг мне в лицо полетела солома. Я не понимала, почему, ведь ветра не было, крышу не могло так сдуть.
Я не слышала выстрел, пока пуля не врезалась в покрытую сажей балку на расстоянии ладони от моего уха. Балка сломалась, крыша заскрипела, начала падать.
Я рухнула обратно в кладовую, я видела облегчение и тревогу на круглом лице Аимару.
— Ну? — прорычала Тоуми.
— Я… не смогла ничего увидеть, — прошептала я, пытаясь не дрожать.
Теперь шум был в коридоре. Старший Братишка сражался, наверное, как демон, чтобы защитить Чийомэ-сама.
Я с ужасом подумала о бедной Миэко, что осталась одна в столовой. Почему она не пошла на кухню с нами или не вышла с Кунико? Она жертвовала ради нас, делала это с тихим достоинством женщины-самурая, и отец всегда надеялся, что мы с сестрой станем такими. Я уже хотела позвать Миэко, чтобы она пряталась с нами, но услышала, как в столовую вошли двое мужчин.
Сквозь тонкую стенку за собой я услышала:
— Эй, Джуро, смотри, что мы нашли!
— Милашка из группы на перекрестке, что мы видели вчера. Эй, милашка. Поцелуешь солдата? — голос был похожим на того самурая, что остановил нас прошлым вечером.
Я услышала Миэко, а она говорила вежливо, как и всегда, несмотря на ситуацию:
— Прошу, господа, уходите. Я не хочу навредить вам.
Навредить?
Солдаты мрачно рассмеялись, мы услышали, как отбросили столы. Один отлетел в стену, к которой прижималась моя спина. Я чувствовала, как мы с Тоуми и Эми пытались подавить вскрики из-за Миэко, и было тесно, мы прижались друг к другу.
Из столовой донесся высокий визг, а потом вздох. И два стука, а потом стало тихо.
Всюду бушевало сражение. Вопли, крики, звон металла — было слишком много звуков, чтобы я поняла происходящее.
Новый звук ревел, как огромная волна, обрушивающаяся на берег, но вместо того, чтобы исчезнуть, звук несся к нам со стороны выстрела пушки.
Сотни бегущих лошадей.
Ото-сан рассказывал мне однажды — только раз — как видел нападение армии Такеда на остров Междуречья. Он сказал, что грохот их копыт был самым красивым и ужасным звуком, выше них были лишь звуки рождения нас с сестрой.
Звуки борьбы вокруг нас превратились в паникующие вопли, топот ног. Криков стало еще больше, а потом стук копыт прекратился.
Несколько долгих моментов стояла тишина, а потом Эми вскрикнула, когда дверь кладовой распахнулась, нас ослепил яркий свет. И мы — Эми, Тоуми и я — застыли, готовые бежать или отбиваться, если нужно.
Аимару стоял на пороге, лицо его было напряженным, как и наши.
— Доброе утро, — сказал он. Сзади показался Братишка, и он был мрачнее, чем обычно. Его лысая голова была с кровоточащим порезом.
— Тшш! — приказал он. — Мы не знаем, кто эти всадники, — он посмотрел на нас. — Где Миэко-сан?
Мы испуганно вдохнули — в облегчении мы забыли о бедной Миэко. Мы вырвались в столовую, чтобы помочь ей.
Миэко сидела на коленях, ее волосы свисали вокруг милого грустного лица. Она вытирала длинный тонкий меч платком цвета ржавчины. Перед ней лежали двое солдат в броне с гербом лорда Имагавы. Тот, что поменьше, был тем самураем, что приказал нам уйти с дороги. Оба были мертвы, их лица — искажены от шока.
Отмыв меч, Миэко спрятала его в маленькие плоские ножны. Левой рукой она собрала волосы в пучок, а правой спрятала ножны в складках одежды.
Она делала все четко, словно выполняла ритуал жрицы, готовящей богам подношения в виде чая и сладостей.
7
Ветер
Миэко встала и спокойно поклонилась нам.
Из-за занавески в конце зала мы услышали стон. Аимару бросился туда с кривым ножом в руке. С криком он отдернул занавеску, а там оказались старые хозяева гостиницы, скорчившиеся на полу комнатки.
После мига потрясенной тишины Аимару поклонился им.
— Прошу прощения, — сказал он, словно ошибся дверью.
Старики едва понимали, что он там был.
Мы вышли в коридор. Еще два солдата Имагавы лежали замертво, старший Братишка стоял над ними. Мы с Эми побежали к входной двери, чтобы посмотреть. Кто нас спас, но леди Чийомэ крикнула:
— Стойте, дурочки! Мы не знаем, кто эти всадники!
Мы пристыжено вернулись, обойдя гору мертвых солдат у лестницы.
Братишки шагали с мечами наготове. Дверь висела на одной петле, на стену коридора падал солнечный свет. Младший Братишка с окровавленной головой выглянул за дверь.
— Все хорошо! — крикнул он. — Это армия Такеды.