Мико? Это было… странно. Но если она купила меня для этого, то это не самый худший вариант.
9
Цена
Мы поднимались все выше, обогнули красивое озеро и направились к горам.
Птицы пели на деревьях, и я насвистывала с ними. Было приятно, что птицы были здесь.
— Ты повторяешь птиц? — спросил Масугу.
Я кивнула.
— Можешь изобразить гагару? — мы слышали ее утром на озере.
Я улыбнулась. Эта была моей любимой. Я приподняла руки и издала печальный клич гагары.
— Прекрасно! — рассмеялся Масугу. — А как насчет… соловья?
Я оглянулась на него.
Он рассмеялся снова.
— Ладно, шучу, — он посмотрел на меня. — А сова? Можешь три раза ухнуть?
— Снова шутите? Это просто, — чтобы доказать, я подняла руки ко рту снова издала три длинных уханья — как у лесной совы, снежной и совки.
Он присвистнул, не как птица, а показывая, что впечатлен.
— Ну, Мурасаки-сан, если ты решишь оставить ряды, эм, жриц, тебя ждет будущее в разведчиках Такеды, — я вытаращила глаза, и он сказал. — Так разведчики общаются. Есть целые коды. Гагара — «все чисто». А три совы — «опасность, будет атака!».
— Да?
— Ну, — сказал он, — сама посуди. Мы обычно сражаемся днем. Как часто ты слышишь, чтобы совы ухали днем?
Я кивнула. Было логично использовать этот звук как сигнал тревоги.
— Но, — рассмеялся Масугу, — я не знаю, что значит сигнал, изданный тремя разными совами.
Мы посмеялись и поехали в горы, остальные плелись за нами.
Мы взбирались по узкой тропе, воздух становился холоднее, голых деревьев становилось все меньше. Я не замечала. Масугу закрывал меня сзади, конь был теплым, и я рассказывала о том, как он испугал меня, когда в впервые увидела его в гостинице.
— Конечно, — сказала я, — самураи всегда немного пугают. Потому я радовалась, что отец перестал быть таким, ведь я бы не хотела, чтобы он был страшным.
Через миг Масугу склонился к моему уху.
— Мурасаки-сан, а ты знаешь… почему твой отец перестал быть самураем?
Мы пересекали ручей, и я вспомнила плеск копыт в воде, пока мешкала с ответом. Я знала, что отец рассказал нам. Он не хотел больше убивать. Но я покачала головой.
Лейтенант вздохнул.
— Не знаю, мне ли рассказывать тебе, — сказал он, — но ты должна знать. Твой отец был из воинов лорда Оды. Один из величайших. Когда я был маленьким, я видел, как он сражался. Кано Казуо был известен силой своего меча, как и тем, что был отличным поэтом при дворе. Ода Нобунага поручил ему задание, о котором знал только сам лорд Ода, хотя это было связано с Имагавой, но он отказался. Так сделали и двое самураев, что должны были идти с твоим отцом. И лорд Ода дал им выбор: или они совершают ритуальное самоубийство, или становятся слугами для лорда Имагавы. Два воина убили себя, не пожелав такого бесчестия, но твой отец стал бедным писцом.
Я была потрясена. Это казалось правдой. Мама никогда не рассказывала, что случилось с ним в тот день, когда он пошел на зов лорда Имагавы. Она никогда не говорила об этом. Она вообще говорила об отце, когда печалилась или злилась, и мы с Усако старались не упоминать его. Пока Масугу не заговорил, я и не слышала имени отца уже два года. Я знала, что Ото-сан был самураем, сражался, но мысль, что он махал мечом в бою и убивал… И какое-то задание заставило его отказаться…
— А двое других, — спросила я, стараясь управлять голосом, — что убили себя… Кем они были?
— Да, — Масугу-сан отметил, что я задала правильный вопрос. — Ханичи Бенджиро и Таругу Макото, — хмуро сказал он. — Отцы Эми и Тоуми.
Я оглянулась за Масугу на остальных. Эми хмурилась, как и всегда. Тоуми была похожа на нож, что искал, куда вонзиться.
10
Темное письмо
Мы провели ночь в маленькой крепости Такеда, охраняющей каменистое пустое место, названное почему-то Рисовым переходом, которое было на границе провинций Достоинства и Темного письма. Мы были так высоко, что деревьев тут не было. Я чувствовала себя обнаженной. Воздух был сухим и холодным, мы устали, солдаты уже были раздражительными, словно ждали атаки, хотя я не представляла, как на такую высоту заберутся солдаты и зачем. Может, они боялись чудовищ?
На следующее утро все, даже Миэко, были мрачными.
Леди Чийомэ прикрикнула на нас:
— Идемте! Я хочу вернуться в Полную луну к полудню, чтобы принять ванну и поесть настоящей еды.
Казалось, Полная луна была в долине ниже Рисового перехода. Мы начали спуск, впервые за последние дни я вцепилась в гриву Иназумы, коня Масугу.
— Тише, — прошептал Масугу, но, видимо, ради коня, а не меня. А мне он сказал. — Я думал, тебе нравится высота?
— Да, — ответила я сквозь сжатые зубы. Казалось, если конь споткнется, мы улетим в долину сразу же.
— Ах, видимо, дело в том, что ты верхом на коне?
Я пристыжено кивнула. Масугу-сан думал обо мне, как он дочери великого самурая. Как можно было так себя вести?
— Ничего, Мурасаки-сан, — сказал он, и его добрый голос резал сильнее, чем насмешки Тоуми. — Мы едем очень медленно. Думаешь, на ногах тебе будет проще?
Я кивнула, уже с меньшим трепетом.
Масугу остановил всех, и мы были словно на крыше мира.
Позади раздался вопль Чийомэ-самы:
— В чем дело? Мне надоело трястись в этой коробке!
— Мурасаки-сан изъявила желание пойти пешком, и я решил, что другие захотят сделать так же.