— Я не знаю! Не знаю, что она хочет от меня! Она выкупила меня у матери этим утром, — и все, даже мужчины, даже Тоуми, уставили на меня, раскрыв рты. — Я лазала по деревьям с сестрой, но тут меня увели, не дав ни с кем попрощаться!
— У тебя была мама, — сказала Эми. — И сестра.
Я уставилась на нее, уголки ее рта стали еще ниже, а вид — печальнее. Я пыталась говорить, но ее печаль была доведена до такой крайности, как было с моей сестрой, когда ломались ее соломенные куклы, когда она ударялась ногой или после того, как ушел отец. Я опешила.
Аимару нежно коснулся моей руки. Я поняла, что сжимала палочки, как кинжал. Он сказал ровным голосом:
— Не по твоей вине все остальные — сироты.
— Сироты? — ответила я.
Эми и Аимару мрачно кивнули. Аимару сказал:
— Леди нашла каждого из нас. Я рос в храме, меня оставили младенцем монахам. А Эми…
— Я жила на улицах столицы, — сказала Эми. — И немного помню маму.
Тоуми снова фыркнула.
— Сироты? — повторила я. На глаза навернулись слезы, горло сдавило. Почему я плачу?
— Говорите, как хотите, но моя семья мертва, а я — не сирота, — процедила Тоуми. — Я из семьи Таругу. И никто не продал бы меня, как мусор.
3
Полет
Я не помнила, что случилось дальше. Но я никогда не хотела никого бить, даже сестру. Хотя порой у меня такие мысли появлялись.
Было что-то в поведении Тоуми — ее злости и возмущении — знакомое для меня. Она не отвернулась, когда моя рука ударила ее по щеке. Мы застыли от шока. Это длилось один удар сердца, а казалось, что мы вечность смотрели друг на друга.
Красный отпечаток моей ладони проступил на ее бледной коже. Моя ладонь горела.
Я видела замедленно, как ее глаза сужаются от гнева, я знала, что теперь она хотела меня убить. И она это могла. Она склонилась вперед, собираясь замахнуться рукой.
Я не знала, как все случилось дальше. Я отскочила и забралась на стену. Доски были полны зазоров, за которые можно было уцепиться. Я видела сверху, как открылась дверь с другой стороны. Если я смогу пробраться по верху над Тоуми, я выбегу под снег.
Тоуми бросилась на меня, рыча.
Мои руки и ноги двигались сами по себе.
Она не успела дотянуться, Тоуми за воротник схватила огромная рука Братишки, как железная цепь. Он держал ее, и ноги ее болтались. Он повернул свое круглое лицо ко мне.
Первую часть плана я выполнила — я была на балках под крышей. Оставалось только сбежать.
Лицо Братишки было нечитаемым. Как и у его товарища, что смотрел на меня, закрывая собой дверь. Все-таки сбежать не выйдет.
— Спускайся, — сказал Братишка. Его голос был низким, как гул землетрясения. — Никто никого больше сегодня не тронет.
Он осторожно опустил Тоуми у огня.
Я спрыгнула на укрытый соломой пол.
— Слушайте обе, — он сел, глядя на всех. — Слушайте, все вы. Мы и без этого в опасности. Не добавляйте новых. Теперь вы здесь из-за доброго сердца леди Чийомэ. Все вы принадлежите ей. Вы ее гости, — он посмотрел на меня, — но и ее вещи. Если хотите, чтобы доброта леди Чийомэ продолжалась, обращайтесь с ее вещами осторожно, — его спокойный взгляд упал на искаженное от ненависти лицо Тоуми, она смотрела на меня. — Если хочется биться, ударяйте меня. Но я ударю в ответ.
Тоуми моргнула, еще раз, а потом отвернулась и ушла в снег.
Братишка и его товарищ стояли, не двигаясь, не реагируя на нее. Я пошла к огню, села и пыталась дышать. Они следили за мной, и взгляды не угрожали, но мне было не по себе. Было стыдно, что я проявила злость, ударила другую, хотя отец учил меня не вредить.
Они отвернулись и вышли, собираясь поискать Тоуми.
Но Эми и Аимару еще смотрели на меня. И мне казалось, что на меня нападут.
— Что? — рявкнула я.
— Ты белка, — сказала Эми.
— Как ты это сделала? — сказал Аимару, не скрывая потрясения.
— Что сделала? — спросила я. И вдруг снова почувствовала голод.
— Ты забралась по стене, как паук, — сказал Аимару.
— Как белка, — исправила Эми.
— Никогда не видел, чтобы человек так лазал, — продолжил Аимару.
— Н-не знаю, — пробормотала я. — Я всегда это хорошо умела.
Они кивнули, но явно не верили мне.
— Знаете, — сказала я, потому что мне казалось, что я должна что-то сказать. — Рисуко — только кличка.
Аимару поднял руки и улыбнулся. Ему было все равно. Его улыбка была, как у Будды, будто я сказала, что на самом деле я — кицунэ — дух-лис, который украл всю их еду.
Эми надулась и спросила:
— Тогда как тебя зовут?
— О, — сказала я, хотя ее вопрос был логичным после моих слов. Но я не ожидала, что она спросит. — Я… Мурасаки.
Она растерялась.
— Это не девушка из какой-то истории? Старой истории?
— Да, — сказала я. — Истории Генджи. Имя писателя. Это старая история о любви. И любимая папина история.