Я закусила нижнюю губу изнутри на секунду. Я не могла ничего придумать. А потом вспомнила, как сидела рядом с отцом, копируя одно из его стихотворений, пытаясь повторить его плавные мазки кистью.
Я схватила кисть, но пальцы дрожали.
— Хорошие чернила.
Она раздула ноздри.
— Конечно, — она явно думала, что я сказала полную глупость.
Я глубоко вдохнула, пытаясь потянуть время и успокоить руку. Я пыталась представить слова, появляющиеся из-под кисти отца, три строки любимого стихотворения Ото-сана. Не понимая, что я делаю, я сжала кисть, обмакнула в чернила и позволила кончику двигаться по белоснежной бумаге.
Быстро гибнут солдаты
Битва белого и алого
Лепестки на земле.
Леди Чийомэ снова фыркнула, глядя на мою каллиграфию. Но в этот раз дело было не в отвращении, я поняла, что она была потрясена.
— Очень хорошо, — сказала она, вскинув брови.
Так и было. Отец гордился бы. Я была не так хороша, но линии были четкими и легкими.
— Это одно из стихотворений отца.
— Да, — сказала она. — Знаю.
Я хотела спросить, откуда она это знает, но она вскинула тонкий палец. Ее лицо было спокойным, но внутри что-то бушевало.
— Поэзия — это хорошо, но выучить хокку может любой. Покажи мне что-то сильнее. Прозу.
Я глубоко вдохнула и тут же подумала об абзаце, который Ото-сан давал нам каждый раз. Я взяла чистый лист и кисть. В этот раз я была спокойнее. Левой рукой я придерживала правый рукав.
— Спрячь язык во рту, дитя, — цокнула леди Чийомэ.
Я послушалась. Я и не заметила, что высунула его. Пальцы снова задрожали.
Я глубоко вдохнула, осторожно обмакнула кисть в чернила и начала писать.
На землях некого императора была леди из простых людей, но он любил ее сильнее остальных. Великие амбициозные леди смотрели на нее с презрением. Поэтому…
Мою концентрацию нарушил странный звук — не то свист, не то хрип. Я тревожно вскинула голову.
Лицо леди Чийомэ исказилось и помрачнело. А потом она снова издала этот звук, но уже громче, и я поняла, что она смеется. Слезы потекли из ее глаз, она завывала от смеха.
Я сидела, пока чернила засыхали на кисти, и боялась пошевелиться. Я не знала, почему она смеется, боялась, что мое действие тут же разозлит ее.
Она протянула руку к Миэко, и по лицу горничной я поняла, что она так же потрясена, как и я. Идеально-черные брови Миэко были так высоко, что могли переломиться.
Леди Чийомэ взяла из рукава Миэко шелковый платок и начала вытирать глаза. Я заметила, что и двое стражей были потрясены.
— Ну, Миэко, — сказала леди, — видишь? Я посмотрела на вершину забытой сосны в забытой провинции Чистоты, а нашла последнего великого энтузиаста «Сказаний Генджи», — она расхохоталась, Миэко улыбнулась, даже если не понимала. Старушка повернула ко мне лицо с потекшей белой краской. — Ну, моя маленькая писательница. Твой отец хорошо тебя обучил, — она громко высморкалась.
— Вот, Кунико, — она отдала ей шелковый платок, лицо горничной было маской, а потом леди повернулась ко мне. — Теперь покажи, как ты читаешь.
Плавно и так быстро, что я не успела заметить, она забрала из моей руки кисть. Удерживая ее, как нож, между средним пальцем и большим, она обмакнула кисть в чернила и написала на новом листе рисовой бумаги. Она поймала мой взгляд, словно спрашивала: «Внимательно смотришь?».
Как и я, она придерживала рукав, но где я просто хватала ткань, чтобы не испачкать в чернилах, она двигалась элегантно, словно танцевала.
Ее рука едва двигалась, но кисть оставляла иероглифы на бумаге — хирагана ку (く). Изгиб — катакана но (ノ). И последней была горизонтальная черта — китайский иероглиф кандзи ичи (一).
Она плавно отложила кисть и посмотрела на меня.
— И? — спросила она, указывая на то, что написала.
Я была в замешательстве. Я понимала отдельные части, но не все вместе. Ото-сан говорил, но не стоит писать в одном слове катаканой, хираганой и кандзи. Я повернула голову, глядя на надпись под другим углом, словно это помогло бы.
— Эм, — сказала я. — Первый знак — ку, что значит «девять». А это но, что значит… «из»? Или «откуда». И линия похожа на кандзи, означающий «один», — я отодвинулась, и слово стало целым, словно остров появился из-за тумана. — А вместе… Если объединить части, получится кандзи, означающий «женщина» (女).
Леди Чийомэ снова улыбнулась, это пугало.
— Да, белочка, да. Куноичи — особые женщины, да, — она посмотрела на своих горничных, а потом на меня. — Может, если тебе повезет, ты когда-нибудь станешь такой.
Я уставилась на нее.
— У меня есть вопрос, дитя.
— Да, госпожа?
Она подхватила кисть и опустила ее в склянку с водой, чтобы вымыть ее. Взяв другой лист, она сказала:
— Этим утром ты сказала, что смогла увидеть, на что смотрели лорд Имагава и его подопечный.
Я кивнула.
Она скептически смотрела на меня.
— Чтобы так далеко видеть, ты должна быть соколом, а не белкой.
— Но… я это видела, моя леди.
— Хмм. Ты так говоришь. А можешь воспроизвести то, что увидела?
Теперь была моя очередь хмуриться. В голове была четкая картинка: большие зеленые блоки, маленькие красные и синие вокруг них. Линии как стрелы торчали из них. Я снова кивнула.
Она придвинула ко мне коробочку с цветными чернилами и отдала кисть.