Когда-то в снегах Оленьей Губы крохотная Айен открыла глаза.
Она смотрела на мир из холщовой сумки, чернота неба осыпалась пушистым снегом.
В закрытый горный посёлок Лордской кузни пропускали не всех, а только самых лучших. Таков и был отец Айен — мастер, что слушает мысли Железных Птиц.
Правитель каждой страны хотел себе армию. Чтобы летать в небесах и нырять в морские глубины.
Из железа ковались эти Птицы.
В горячих ручьях, бьющих из-под земли, их обмывали, и только после того, как слышащий чувства человек, проведёт с Птицей ночь под водой, внутри неё, то машина считалась годной к службе.
Огромные механические строения внушали ужас врагам и трепет тем, кто с ними работал. После обмытия в кипящем озере Птицу поднимали, обсушивали и приглашали Мастера Слуха. Человек заходил внутрь механизма, закрывал дверь, и их погружали на дно ледяных вод, чтобы за ночь человек уговорил железо служить людям.
Главным достоинством такого мастера был его слух. Нужно было прислушиваться к звукам мыслей металла, видеть незримое и ощущать ничто.
Мастера с высоким уровнем успешных договоров очень ценились. Они отдавали своё здоровье на этой работе.
Потому-то на мастерах было так много зелёных «родинок». Одни говорили, что это отравления ядами, но нам больше нравится другая история.
Когда мастер отдаёт часть своей души Железной Птице, она оживает, а на теле мастера появляется зелёное пятно, будто он лишился частички кожи.
Железные Птицы, целиком поглотившие человеческую душу, светились золотыми и бронзовыми перьями, а внутри них обязательно росло настоящее живое дерево… бывший Мастер Слуха.
Девочка росла, слушала голоса времени в своей голове, и быстро научилась слышать железо. Родинки появлялись на её теле одна за другой, мать пыталась уговорить ребёнка не продолжать, но это всё бесполезно. Слушать изделия из железа и даже саму руду в земле стало любимым делом маленькой леди Ай.
*****
Сияющие пушистые снега кружили по берегу, одетому в железный плащ.
На берегу в серую страшную вечность смотрела женщина. Платок унесло в море. Руки покраснели от безжалостного ветра. Она кричала в море, поливая бессердечную землю слезами.
Айен запомнила, как встретил её в детстве Причал Плавучий.
Плачущую женщину Лорд приказал увести, но никто не решался подойти к ней.
Словно замедленные кадры в воспоминаниях Айен. Тёмные волосы стоящей на берегу незнакомки плыли в ледяных потоках, она повернулась и посмотрела на людей. Глазами цвета хурмы.
Она хотела уйти самой, так и не дав власти забрать последнее, что у неё было — волю и решимость.
Что потеряла эта женщина? Айен не помнила.
Плавучий Причал был закрытой военной территорией Лорда. Платили здесь самоцветами. На них, отработав, можно было безбедно жить, вдали от ядовитых испарений шахт.
Уезжали оттуда ночью. Ливень растопил снега и они ручьями сходили в море. Затопит первую линию домов. Но уже всё равно. Должно быть всё равно…
Мама пела:
«Расскажите, птицы, времечко пришло,
Что планета наша — хрупкое стекло.
Чистые берёзы, реки и поля,
Сверху это всё — нежнее хрусталя».
Космея, старшая сестра Айен, не хотела уезжать, у неё ведь появились подруги. Но отец отдал слишком много души Железным Птицам. Ему уже нельзя было жить рядом с военной частью, чтобы не стать деревом внутри машины. Он получил много самоцветов и уехал с семьёй в лесостепь.
Айен вспоминала Плавучий Причал и долгий путь от него, с каждым разом разбивая внутри себя куски льда. Почему, почему так сложно и больно вспоминать Север?
Может потому, что она тоже научилась говорить с птицами и отдавала им свою душу, хотела, чтобы они жили?
*****
Путники уже больше трёх часов шли пешком, давая отдых коням. Посреди степи лежал обломок от железной летающей Птицы, она лежала искалеченная без хвоста.
Из глаз Айен полились слезы. Она побежала вперёд. Обняла её. Гладила железные перья и голову. Глаза Птицы были закрыты.
— Ночлег, — сухо сказал Дан.
Внутри оказалось пространство, в котором можно тесновато ночевать втроём… Плюс кони.
Её давно оставили тут, последствие неизвестной битвы. Пока свет проникал в открытую дверь, лекарь занялся осмотром помещения и раскладыванием спальных принадлежностей для Леди.
Закат красными линиями тянулся по горизонту, Ай вышла, распахнула руки и закрыла глаза. Быть птичкой. Летать.
Плавучий Причал. Сколько ещё ты будешь болеть внутри?? Машины смерти получали любовь и душу создавших их мастеров, получали право говорить и чувствовать, а потом бросались вот так, умирать в одиночестве, истекая кровью в железной душе, которую могли слышать далеко не все.
Айен обняла Птицу за шею.
— Прости.
Сказала она за всех людей, что позабыли о ней. За тех, кто не слышал её зов о помощи и не видел её слез, тут, в полупустынной степи. И днём и ночью.
Пальцы нащупали ржавчину на перьях и клеймо Причала.
Айен зашла внутрь. Ветер зашевелил перья Птицы. Она приоткрыла глаз и загородила крылом вход, словно охраняя птенцов.
Стало совсем темно.
Амелис гладил поясницу подруги, нажимая в особо нужные чувствительные точки, зная о них, потому что Айен рассказала и показала, пополнив и без того обширные знания парня в этой области, ведь у него была лучшая мать на свете.
Дан вытачивал иглы в кромешной тьме, вообще, что он там, было понятно лишь по методичным звукам строгания деревяшки.
Перед засыпанием Ай казалось, что Железная Птица дышит в такт с нею, тихонечко, чтобы никто больше не догадался о том, что она ещё желает говорить с людьми. Птицы скованы клятвой, программой, служить своему хозяину, не причинять вред людям без приказа. Оставшись без управления, машина или погибала, отключив себя, или верила, что люди ей помогут, и ждала. В этой Птице жила любовь, которую ей подарил хозяин, она из последних сил держалась.
*****
Обучение во сне происходило обычно так. Как на экране телевизора, появлялась голова человека, которая говорила тебе всякие умные вещи, а ты слушал, внимал, но совершенно никак не мог запомнить ничегошеньки. Но Учитель утверждал, что ты очень умён и талантлив, и всё, что нужно, он просто складывает в твою дофига умную и нужную голову.
Обучение всегда начиналось без предупреждения.
Сегодня же появившийся человек, словно втиснулся в эфир намеренно и несанкционированно, он нервничал, жестикулировал, тряс длинными кудрями и повторял одно лишь(или это два?) слова: «konterompale».
Айен смутно догадывалась, что это означает «договор», но о чём договор, и при чём тут она?
Для читателя приведу список слов, которые мне предложил гугл переводчик.
konterompale
Малайский, гавайский, самоанский, себуанский — «двойник»
Македонский, курманджи, персидский — «созерцательный»
Кхосса, шона — «сложный»
Малаялам, сингальский — «контур»
Немецкий — «встречный»
Ория — «нелогичный»
Руанда, татарский — «уравновешенный»
Сесото, суахили — «сложный» (а не «договор», как ей казалось во сне с призраками команды)
Телугу — «сбивает с толку»
Турецкий — «регистрироваться»
Судя по ситуации, Стражник оборвал связь Айен с Учителями, но они восстановили нить сознания и пришли требовать исполнения «договора».
Фишка в том, что Учителя получали доступ к воспоминаниям, и стирали ту часть, когда ты, к примеру, сомневался и отказывал им. И сохраняли лишь доказательство того, что ты подписал договор. Айен не могла вспомнить, с каких пор она работает на Учителей, и кто они такие.
Мгновение в лёгких не было воздуха, пространство вздрогнуло и с ворохом лепестков вытолкнуло Айен на сухой серый путь. Сжимать руками мелкие камушки и вставать. Это было так привычно и знакомо Ай с детства. Вопреки льду и ветру, снова и снова. Босоножки и белые носочки «советской эпохи» одного из миров. Платье сиреневое в мелкий цветочек. В руках — мороженное за 10 копеек, сливочное, пломбир. Девочка, лет семи-восьми. Волосы короткие, цвета древесной коры. В голову подгрузились неясные ложные воспоминания ребёнка, в чей образ поместили Ай. Детский сад, школа, липкий страх и жадные старые руки.
«Что я тут делаю?»
В голове раздался голос с инструкцией: «Проводишь его до отеля, береги багаж. Он должен будет наградить тебя. То, что он отдаст, очень важно для нас. И без фокусов, Ася».
На горизонте появилась прорезь двери, вошёл дед в светло-кремовом костюме со старческим чемоданом.
Дед приблизился к девочке, взял в руку её лицо и поднял на себя, заглядывая в глаза.
От этого взгляда у Ай пошли мурашки по спине и похолодел затылок.
Его пальцы были шершавыми, он провел большим пальцем по губам Айен и облизнулся.
«Какая мерзость. Ненависть и страх, — вот что она чувствовала, эта девочка».
Дед поставил чемодан перед Айен.
— Бери, понесёшь.
Поднять его оказалось просто.
«Идеи ничего не весят, они как мысли. Вот гляди, Ася, я смогу собрать идеи у команды архитекторов, стащить их, они и не заметят!» — в голове леди Ай возник образ друга из команды. Воспоминание быстро затуманилось, и в голове послышался щелчок, будто включили свет тугим рубильником.
Дед ухмыльнулся в усы и неторопливо пошёл вперёд.
«Пусть хотя бы из жёлтого кирпича», — подумала Айен, и серая дорога сменила цвет. Дед удивленно прицокнул языком.
Скучная локация приводила в уныние: дорога, синее небо и вдалеке шикарный отель с резными балкончиками, ни птиц, ни насекомых, ни змей.
По пути пришлось отдыхать на лавочке, потому что дед начал задыхаться.
Иногда он порывался что-то рассказывать, но Айен не поддерживала беседу.
Уже возле отеля он повернулся к ней со вздохом и попытался даже поцеловать, но Айен в ужасе увернулась, не представляя, КАК ей пережить такое.
Кряхтя, дед удалился в отель.
Маленькая девочка в сиреневом платье с огромным чемоданом шла прочь. Худенькое её тело трясло, но наблюдателями из головы мгновенно убирались все «нехорошие» мысли.
«Проснуться» … «Прекрасный день, улыбка»
«Надо остановить сердце» … «Идти прямо, координатор свяжется со мной».
«Не дыши!» … «Я дышу ровно, иду, крепко держу чемодан».
Вскоре из ниоткуда возник чёрный лимузин, оттуда выскользнул лакей, низко поклонился, забрал чемодан и укатил в яркую слепящую даль.
«Я ненавижу это».
«Хочешь знать, что мы получили, благодаря тебе?»
«Нет».
«А я скажу. В этом чемодане все языки снотворческих миров. Теперь мы сможем пользоваться этими знаниями во снах».
Голос координатора исчез и леди поняла, что её отпустили. Задание выполнено.
*****
Айен шла по дороге из жёлтого кирпича, пока путь не закончился.
«Броситься с обрыва вниз. И улыбаться. Закрыть глаза. Пусть всё исчезнет. Исчезнет. Исчезнет».
Отбросив детский облик, леди придумала белые одежды, похожие на перья птицы.
НИЧТО, вечная пустота готова была длить полёт, просто потому, что леди чувствовала себя частью этого пространства сна, не боялась летать и падать. Как же иногда хотелось умереть прямо во сне, чтобы закончить эту рабскую жизнь.
Не подумайте, что Айен не нравилось жить во снах. Нравилось. Но не тогда, когда давали ужасающие задания.
Полёт длился долго. В какой-то момент леди попала в крепкие объятия, парень прижался к ней, не давая посмотреть в своё лицо.
«Не знаю, кто ты, но ты родной».
Она ощупывала его одежды, плечи, обнимала, прижималась в ответ. Невыносимо родной. Кто же, кто?
Во сне можно длить мгновение очень долго, бесконечно долго, отдавшись чувству. В лепестках цветущей абрикосы они падали, кружась, обнимая друг друга, касаясь губами кожи, почти вспоминая что-то потаённое, забытое, зачёркнутое. Айен поняла, что невозможно поднять веки из-за крохотных сахарных лепестков, налипших на закрытые глаза. Этот человек совсем-совсем не хотел быть узнанным.
«Спасибо за этот сон-подарок, спасибо! Пусть я не могу открыть глаза, пусть я не узнаю его, но я чувствую, что он родной и любимый, мгновенье длись, длись. Я хочу подарить вечности всё, что имею, чтобы любовь заполнила собой всё».
Пальцы рук переплелись, невозможно оторваться, и почему так знакомо пахнет… лавандой и полынью. Её ресницы затрепетали, освобождённые от лепестков, но она не смогла увидеть его, потому что упала в песок. Глаза слепил яркий прожектор с неба. Рядом никого не было.
Это же песочный город!
Айен знала дорогу к семье Тани.
Дорога извивалась вниз с песчаной горы, с одного края стояли белые дома, с другой стороны гуляли дикие ветра.
Без провожатых в этой локации обычно не ходят.
Всё ещё в растрёпанных чувствах Ай шла к людям. Ветра бесновались и устроили драку за её слезы, которые беспрерывным потоком лились из глаз.
Но «прости» и «прощай» сказать было некому. О-ди-но-чес-тво, когда тот, кто любит, с кем душа поёт, исчезает, просыпаясь где-то в своём мире, в своей постели, со своей личной жизнью, порой даже не помня, что снилось, и не понимая, почему так больно на душе и почему слёзы текут по щекам.
Где тут справедливость, мироустройство, бог?
Айен злилась, что у неё не хватает снотворческих сил, чтобы удержать этого человека, когда он появляется, и злилась, что сон стирает память о чувствах или притупляет их.
Да что происходит вообще? Эмпатам и в реальной жизни приходится тяжело, а во снах стократ сложнее. Все чувства ярче, сильнее. Любить во сне можно бесконечно долго и немыслимо глубоко. В яви только Амелис был способен терпеть взрывные эмоции леди. Остальные ровесники считали её сумасбродной, несдержанной и слишком любвеобильной. На подобные темы парень кривил рот и заявлял, что тот, кто ещё скажет про леди Айен хоть единое дурное слово, познакомится с его крепким кулаком, вот и все дела.
На холме возле города сидела Тани. На её руках младший годовалый малыш кормился грудью. Тани вязала сумочку из красных нитей.
Айен сменила цвет волос, на груди висел фотоаппарат. Узкие джинсы обтягивали ноги.
Авторские сонные локации всегда переиначивают сноходцев. Для каждого человека мы ведь выглядим по-своему. Поэтому и сно-мир меняет входящих, подделывая их внешность, декодируя для восприятия автора сна, который может вообще-то давно покинул свой мир и пустился гулять по чужим. Одиноких сно-миров просто пруд пруди, но Мир Песков всегда был с Хозяйкой.
Горячо ногам. Прекрасный вид! Но открытие объектива стало плохой идеей. Песок забился между колец, и аппарат теперь невозможно ни настроить, ни выключить.
Во снах нельзя сфотографировать некоторые Локации, потому что они секретные, там только с проводником можно ходить. Всякие попытки зафиксировать момент будут пресечены силой самой Локации и обречены на полный провал.
Ветра смеялись и рисовали в небе над Айен песочные узоры.
— Нам нужно дождаться Вольгу, — голос Тани был мягким, как подрастаевшее мороженное. На лбу её красовалась плетёная верёвочка с мелким этническим узором.
Средний сын Тани уже ловко взбирался на холм.
Идти за ним было легко. Проводники — они такие. Когда во сне следуешь за проводником, то все проблемы Локации тебя не затронут. За проводником можно выбраться из бушующего океана, из пасти акулы, из микро-мира, если угораздило побыть пыльцой.
Мальчишка шёл босиком по раскалённому песку, а ветра разглаживали неровности на дороге перед ним.
Перед началом улиц ребёнок вскинул глаза на Айен. Ветер написал песком за его спиной:
«Тебя найдёт наш старший брат. Просто иди в гимназию».
Старшего брата этой семьи Ай никогда не видела. Но слышала, что его зовут Томейра.
В гимназию она попала во время занятий, поэтому в большом зале между кабинетами не было учеников. Длилось это совсем недолго. Прозвенел звонок и шумная молодёжь запланктонила коридоры.
Айен теснили со всех сторон, но она не знала, как выглядит Томейра.
После перемены ушли из зала далеко не все. Оказалось, тут сейчас будет репетиция выпускного бала. Леди поняла, что ей нужно сменить одежду, срочно, пока преподаватели не заметили, что она не соответствует правилам локации.
На стенах в портретах стояли дамы в длинных кринолиненых платьях, и Айен наспех выбрала «вон то, голубенькое». Этому она давно научилась. Поэтому платье подошло к ней вместе с белыми шёлковыми перчатками по локоть и высокой причёской с бело-голубыми украшениями. Прозвучал первый аккорд вальса.
Пары закружились, леди подхватил за локоть высокий незнакомый парень.
«Я не умею танцевать», — глазами говорила она
«Просто доверься мне», — взглядом отвечал он.
Быть влекомой уверенными движениями, так легко. Амелис много раз пытался научить леди вальсировать, но запомнить движения она не могла, путала лево и право, зато, встав другу на ноги, могла отдаться на его волю. Так, благодаря доверию, они и становились «самой впечатляющей парой селения» на каждом празднике.
Сейчас она старалась расслабиться, чтобы не мешать незнакомцу вести её.
Насмешливые его глаза глядели на Айен, руки держали нежно.
Почему же так ликует сердце, почему??
Одними губами она пыталась сказать «Томейра?», но они столкнулись с другой парой и их прижало друг к другу. Цветочное дыхание.
Айен закрыла глаза. Немного танца с мечтой. Закрывая глаза она представляла, что это тот самый парень, с которым недавно хотелось падать в вечность. УЗНАВАНИЕ снова пыталось ошеломить её, но по мановению невидимой руки, исчезло.
Шаг, шаг, поворот, шаг, шаг, поворот. Его пальцы чуть заметно задрожали, и раздался звонок. Зал заполнился людьми. Посреди толпы стояла пара в остановившемся вальсе, не расцепляя рук. Ещё немного. Прошу, ещё немного. Вдруг в её руку легло что-то прохладное и тяжёлое, она открыла глаза, Томейра исчез, оставив Айен разглядывать подарок.
Карманные золотые часы с узорами и гравировкой на неизвестном языке. Они открывались, они показывали время. Но часы во сне всегда показывают не то время, не то, которое ты хочешь вернуть.
*****
Проснувшись, Айен поздоровалась с Птицей, которая их приютила.
И тут же услышала голос Амелиса снаружи:
— Современники! Сегодняшний день мы должны прожить достойно… блин!
Как иногда забавно может выглядеть дружеская драка мокрыми рубашками, если б вы знали.
В Птице были найдены запасы воды в бочках, поэтому парни решили устроить стирку.
— Да вы же их порвёте так, прекратите! Амелис! — крикнула Айен, но впервые увидев Дана, улыбающегося во весь рот, осеклась.
Пока не умолкает смех, рассмотрим спину Дана, раз уж выдался такой удачный момент.
Кожа смуглая, загорелая. На спине и плечах не было живого места от тонких шрамов. Лицо его украшал только один шрам на виске, но его было плохо видно из-за вечно торчащего вихра.
Амелис не мог похвалится таким количеством увечий, поэтому, увидев, как Айен рассматривает Дана, заржал:
— Хочешь, зад покажу? У меня есть один шрам, который украшает её по твоей милости!
Айен вежливо отказалась, ущипнула друга за сосок и удалилась в Птицу, немного послушать её мысли.
Амелис что-то бурно рассказывал Дану, ответы его не были слышны, и Айен погрузилась в дремотный Слух.
…Ветер приносил снежные хлопья… человек мой, человек, не покидай меня, мой родной человек.
Быть птицей. Ощущать как ветерок поглаживает пёрышки, резать клювом воздушный поток, как масляный торт.
Наблюдать за людьми, быть едиными с ними, пускать в свою душу. Этот мой человек такой добрый. Я никогда не оставлю его, никогда не брошу. Моя любовь вечна. Нырять в глубину океана, спасать человека и его команду, спасать до последних сил. Человек, дорогой мой, почему ты уходишь? Ты плачешь? У меня нет хвоста, но ты же пошёл за инструментами, ты вернёшься и починишь мне хвост, и мы снова разрежем небеса клювом, поцелуем небесный глаз и будем греться под его лучами, с тобой, человек.
Ты не возвращаешься, человек.
Ты давно не возвращаешься человек.
Я посчитала, ты уже должно быть умер, человек.
И я умру тут одна, без тебя.
— Мы должны починить её, должны! Ни за что не бросим её тут! — кричала Айен, очнувшись.
Дан и Амелис уже сидели с дымящимся на огне котелком и одновременно повернулись к ней с глуповатыми лицами.
Конечно, мастера на все руки, в степи железо вынь да положь. И кузню заодно. И птицу почини, которую в закрытых городах делали сотни мастеров. Уж не повихнулась ли ты умом, дорогая Айен?
Чай с мятой и вербеной такой вкусный. Эти травы Амелис взял с собой, а Дан добавил какие-то бодрящие порошки (хотя и у него были запасы вербены, Ай видела).
Странно, конечно, но парни допили чай, и резко принялись за дело без вот этого «ну не сейчас», «через полгода рассосётся». Возможно, это просто парни уникальные, возможно прониклись проблемой, и, возможно, Айен выглядела чертовски страшно в этот момент: её волосы стали чёрно-ржавыми, цвета крыльев Железной Птицы.
Амелис знал всё про жизнь подруги на Севере, а Дан был гением.
Словно в ускоренном темпе они обошли Птицу со всех сторон, быстро что-то обговорили, Дан занялся креслом управления внутри, Амелис стал что-то разбирать в хвосте птицы.
В какой-то момент птица удивленно открыла глаза и взгляды встретились. В огромном глазу Птицы сияло солнце, Айен щурилась от яркого света. Дети Плавучего Причала, разве когда-нибудь в ваших сердцах перестанет дрожать душа, разве когда-нибудь вы упадете в бессилии, разве случится то, что сломает вашу волю к жизни?
Одновременно с этим в недрах тьмы послышался хлопок, и спустя некоторое время, вышел Дан с дымящейся головой. Похоже, нервная система Птицы была починена, и при соединении проводов Дан получил заряд током.
Айен хотела посмотреть, серьезно ли он пострадал, но встретила ледяное:
— Не подходите, Госпожа.
Он достал набор игл и, отвернувшись от Айен видимо, оказывал себе необходимую помощь. Птица подняла крыло и загородила его от солнца и от Айен, так что, урок первой помощи останется для нас секретом.
Амелис ворчал и возился ещё некоторое время. Кто, как не сын кузнечихи мог бы сделать такое? Его мать — лучший кузнец селения. Кончено, у неё вышло бы лучше. Амелис краснел, но всё равно в голове хвалил себя её голосом: «Ты хорошо сделал, сын».
— Она скоро сможет улететь. Системы пока просыпаются, — Дан вышел из-под железного укрытия, — я соберу масляной травы, натру ей крылья, чтобы было легче лететь.
Ветер резко сменил направление. В одно мгновение Айен смотрела на Дана, будто увидела его впервые. Безупречно застёгнут на все пуговки, янтарный взгляд острого перца чили. А в глазах внезапная печаль.
Погладил укрывшее его крыло, так нежно, словно ребёнка. Весь гонор высокомерия сдуло душистым степным ветром.
Масляная трава часто использовалась мечниками для натирания оружия. Зелёно-серая, с ароматом оливок, она часто была брошена в суп и спасала от нехватки витаминов.
Но сегодня трое собрали охапку этой вкуснятины чтобы натереть Железную Птицу. Чтобы крылья её снова узнали полёт.
Начали в молчании, пока Амелис не стал напевать: «Я свободен! Словно птица в небесах!»
Птице песня понравилась, она глубоко задышала, постепенно начиная двигаться.
— Зефирка! Она пропала, — внезапно прервался Амелис.
Белоснежная лошадка Айен исчезла вместе с одеждой и провизией, привязанной к седлу. Там, где она стояла, воздух шипел и криво дымился вширь. Со свистом из дымного пятна вылетела стрела, но была поймана Даном в миллиметре от лица Амелиса.
Портал закрылся. Мужчины смотрели друг на друга.
— Мог бы не ловить, тогда я получил бы шрам, привлекающий женщин!
Айен хихикнула. Вроде как выходило, что со шрамом на заду он мог привлечь только мужчин.
Дан невозмутимо осмотрел стрелу. Из колчана лордского лучника.
Чистая. Хорошая стрела. Пригодится.
А вот личные вещи Госпожи были утеряны, видимо в будущее, вместе с лошадкой.
— Мои тряпочки… — В период кровавых дней девушка осталась без возможности сменить прокладку. Амелис остановил её попытки порвать на тряпочки юбку, располосовав свою рубашку, которая успела как раз высохнуть.
Сюртук надел на голое тело, поморщился. Рядом с безукоризненно застегнутым Даном, с рюшами на рукавах, обрамляющих его тонкие запястья, Амелис смотрелся диковато. Айен прижалась к его голой груди.
— Надо ехать через город, там и купим новую одежду. Добраться бы до Космеи!
До ближайшего города было два дня пути.
Птица блестела на солнце. Взмах крыльев поднял пыль.
Айен прикоснулась лбом к её голове.
«Я лечу спасать ссссвоего человека. Благодарность вам, дети. За жилу, за железо, за душу».
Она взмыла в небо и быстро исчезла, набрав скорость.
Трое смотрели друг на друга.
За жилу. За железо. За душу.
Дан, ремонтируя Птицу, вживил ей часть своей мышцы руки.
Как он это сделал и как выносил боль, одному небу известно.
Пока он вшивал свою плоть Птице, шептал успокоительные слова на всех языках, что знал. Шептал не себе, ей. И гладил приборную панель управления, словно утешал человека.
Теперь в теле Железной Птицы бешено носились импульсы тока, подаренные телом человека.
Амелис сломал ножны своего меча, чтобы починить хвост птицы. Эти ножны ковала ему мать из железа, упавшего с неба в день рождения Амелиса.
Теперь частью тела птицы стала семейная реликвия искусной кузнечихи.
Айен, пробуждая сознание Птицы, поделилась с ней частью своей души. Теперь на её лице красовалась свежая тёмно-зелёная родинка над губой.
Дан смотрел холодно, безучастно и словно бы внутрь себя. Амелис глядел на Айен с укором, переживал за отданную часть души.
— Мне снова снятся странные сны. Там стал появлятся человек, которого раньше не было, я не могу его узнать, — решилась леди.