Спать Василиса легла в спальне, на кровати, я же разместился в кабинете на диване.
Двери меж комнатами оставили открытыми, и мы легко могли переговариваться.
Чем мы и занимались чуть не до утра.
Перед тем как все же заснуть, она позвала меня:
— Франц…
— Что?…
— А у тебя есть… Была девушка?
Я кивнул. Поняв, что видит она меня не может, добавил:
— Когда-то была. Солдату полезно уходить на войну с портретом любимой. Даже если с ней ты и не целовался.
Я вспомнил фотографию, которая до сих пор лежит в робе у одного скелета. Ах, Лили Марлен, Лили Марлен…
— Она тебя не дождалась? — спросил Василиса.
— А я разве возвращался?
— Значит не дождалась.
Ответом ей было молчание, то самое, которое знак согласия.
— Ты ее потом видел?
— Два раза… Один раз ездил домой после смерти. Тогда она уже сошлась с тем лейтенантишкой…
— А второй раз?
— Второй… Еще спустя тридцать лет. Лейтенант к тому времени умер полковником. Она же была сухонькой старушкой с кучей внучат.
— Ты ее сразу простил?
Да, — хотел сказать я, но отчего-то признался:
— Мысли были всякие. Но что я мог ей дать? Любовь призрака не самая существенная вещь. Я ревновал, но потом простил.
— Потом?
— Ну да. Когда увидел ее старухой во второй раз. Мне-то так и осталось двадцать семь.
Я знал — спать в подземелье было сладко. Именно поэтому, я мучимый бессоницами выбрал эту комнату своим домом — так глубокое не проникал ни один звук, здесь не мог разбудить луч света, грохот грома.
Я из соседней комнаты отлично слышал дыханье Василисы, тиканье ее наручных часов.
И когда она проснулась, ее дыхание изменилось. Но я не стал заходить к ней — подождал пока она придет в себя, вспомнит, где она находится.
— Франц, — наконец позвала она.
— Я здесь.
Я не стал спрашивать зачем я ей — просто она хотела услышать мой голос, узнать, что здесь она не одна.
И действительно — потом она надолго замолчала. Потом встала, оделась в темноте. Включила свет, убрала постель. Вышла ко мне.
— Франц, я есть хочу.
— Вот здесь уже ничем помочь не могу. Будем выбираться?
— Да…
Когда мы шли назад, она спросила:
— Какой это этаж?
— Смотря откуда считать, — ответил я. — Если с верху, то четвертый. Минус четвертый. У этого здания есть наземный четвертый этаж, поэтому уровень семь именовали «этаж минус четыре». А если считать снизу… То третий…
Мы как раз подошли к лестнице. Василиса остановилась и вместо того, чтоб ступить вверх, вдруг стала спускаться вниз.
— Стой! Вверх — это совсем в иную сторону!
— А что там внизу?
— Там нет ну решительно ничего интересного.
— Я все же взгляну?
— Ты же есть хотела?
— Как раз еще аппетит нагуляю.
Но что я мог сделать против женского любопытства. Я решил прибегнуть к последнему аргументы:
— Там крысы! — она на секунду остановилась и оглянулась. Я решил добить, — И эти… как их… Пауки! Размером с … э-э-э… Кошку!
— Правда что ли?… Пошли, посмотрим!
Эти коридоры были почти полностью открытыми — сварщики отказались так далеко тащить свои аппараты, посему двери завешивали амбарными замками. К нашему появлению они уже сгнили и осыпались на пол.
Ручки здесь были медные, покрытые бело-зеленой ржавчиной.
— А почему они не стальные?