Ведь следом за жизнью - смерть, отбытие в мир иной,
Тогда и глотка воды нам выпить не суждено...
Опорожнив бокал, Софи Иранперест попытался что-то продекламировать, но дверь, прикрытая занавеской, внезапно отворилась.
- Ради аллаха, дайте немного подремать! Прекратите эту болтовню! резко сказал сертиб и, прислонившись к косяку двери, с минуту смотрел на Софи Иранпереста.
Потом он произнес, подчеркивая каждое слово, рубай Омара Хайяма:
Есть в небесах над нами Первин - могучий бык.
Второй таится в недрах неведомых земных.
Раскрои глаза рассудка: меж этими быками
Ты на земле увидишь табун ослов дурных.
Сказал и захлопнул дверь.
Софи Иранперест насупился и, сев за стол, налил и опорожнил еще бокал коньяку.
- Строгий человек этот сертиб! - пробурчал он.
- Чем крепче уксус, тем опаснее для посуды...
Софи Иранперест принадлежал к числу тех людей, которым вино развязывает язык. Не рискуя декламировать стихи, он говорил теперь тихо, не отрывая глаз от двери, за которой скрылся сертиб.
Казалось, слово не имело никакого смысла и никакой цены для этого человека; утверждая какую-нибудь мысль, он в следующей же фразе опровергал ее; то он оправдывал какое-нибудь явление, то через минуту начинал его порицать. Так он понимал свою обязанность журналиста. И все это он делал так естественно и с такой убежденностью, как будто отсутствие логики и путаницу мыслей считал высшим достоинством. Для него, очевидно, не существовало ни ясных принципов, ни твердых понятий. Всякое положение у него немедленно могло перейти в свою противоположность.
Уставший от этой болтовни, Гусейн Махбуси прервал его то ли с целью переменить разговор, то ли чтобы развлечься:
- Неужели господин Хикмат Исфагани высадил вас посреди дороги, а сам укатил?
- Это жестокий человек! - воскликнул Софи Иранперест. - Велел шоферу остановить машину, а мне выходить вон. Я стал было упираться, тогда он взял меня за плечи и вытолкнул на дорогу.
- А за что?
- Сам виноват! Я, собачий сын, тысячу раз давал себе слово ни в чем не перечить господину. Если скажет - молоко черное, повторять за ним - черное, скажет - белое, значит - белое. Но тут черт дернул меня возразить ему.
- Но о чем же был спор?
- Мистер Гарольд спросил, сколько от Джульфы до Тебриза? Господин ответил: около трехсот километров. А я, чтобы язык мой отсох, не выдержал и вздумал поправить господина: не триста, а всего сто двадцать километров. Господин повторил, что он знает точно - триста. Я возразил опять, что сам читал в справочнике - сто двадцать. Тогда он и выставил меня из машины да еще обругал упрямым ослом.
- Так и высадил, не глядя на ночь, посреди дороги?
- Так и высадил! Вы же меня и подобрали там.
- Ну ладно, допустим, господин Хикмат Исфагани - тегеранец и привык так обходиться с людьми. Но что же мистер Гарольд?..
Софи Иранперест замотал головой.
- Тоже сказал! Эти американцы смотрят на нас, как на дикарей. Они просто забавляются нами. Когда господин высаживал меня из машины, мистер Гарольд покатывался со смеху.
- Да, зрелище было занятное!
- И не говори! - сказал Софи Иранперест. - Хорошо бы покурить опиум! как бы про себя, тихо добавил он. - В такую ночь хочется отдаться мечтам.
- Да, только с опиумом можно скоротать такую ночь, - подтвердил Гусейн Махбуси.
- И зачем мы заночевали здесь? - произнес Софи Иранперест. - Разве нельзя было продолжать путь, а те приехали бы завтра?
- Сертиб хочет, чтобы все вернулись в Тегеран одновременно. Чтобы рапорт был подан совместно во избежание разногласий.
- А что, он симпатизирует ГамидуТамиди?
- Еще как! А ведь тот лишь случайно спасся от виселицы. Гамиди придерживается тех же убеждений, что и покойный отец этого сертиба,
- Если дело попало в министерство внутренних дел, то едва ли Гамиди на этот раз спасет свою шкуру. За собой он потянет и сертиба.
- Для этого достаточно одного неосторожного слова сертиба. Этого слова и ждет его соперник серхенг.
- Мне кажется, что достаточно передать серхенгу о том, что он тут сейчас говорил.
- Да, эти слова лягут тяжким грузом на его голову. Я таки нашел его слабую струнку. Опять заведу с ним разговор и выужу у него еще кое-что. А ты должен мне помочь. Таково поручение серхенга Сефаи.
Заметив вошедшего в чайную Явера Азими, Гусейн Махбуси сказал нарочито громко:
- Выйдите на воздух, господин Софи! Голова у вас разболится... Выйдите на воздух!
Софи Иранперест поднялся и, пошатываясь, вышел из чайной.
- Откуда взялся этот болтун? - пожаловался Гусейн Махбуси. - Голова от него разболелась.
- А кто он такой? - заинтересовался Явер Азими.
- Это редактор газеты Хикмата Исфагани "Седа". Выезжая куда-нибудь, господин всегда берет его с собой, но по дороге нередко выбрасывает. Затем заставляет его рассказывать о своих дорожных приключениях. А этот, как шут, ублажает его всякими небылицами.
Послышался скрип дверцы за занавеской, а затем голос сертиба:
- Ну как? Машины все еще нет?
- Нет, господин сертиб, - покорно ответил Гусейн Махбуси. - Спите спокойно, мы вас разбудим, как только она прибудет.
- Уже третий час! Они давно должны были приехать. Уж не случилось ли с ними чего-нибудь?
- Все может быть, господин сертиб. Путь-то далекий. Возможно, заночевали где-нибудь... Не покушаете ли плова, господин сертиб? Замечательный плов.