21945.fb2
- Сколько дашь?
Часовщик оглядел Фридуна и взял часы.
- Сохранились неплохо, - сказал он, наконец осмотрев их. - Девяносто туманов.
- Бери! - сказал Фридун. Хотя он и хорошо знал нравы иранских купцов, но вступать в торг ему было противно.
Серхан вернулся снова через четыре дня и вечером, во время обычного совместного чаепития, когда Фридун искал повода заговорить с ним, неожиданно первый прервал молчание.
- Прошу прощенья, господин Фридун, - начал он с некоторым смущением. Раскаянье грызет меня... Но в какой семье не бывает раздоров?
В голосе его слышалась необыкновенная для него мягкость.
- Я-то готов забыть все, что было, - прервал его Фридун, - но вам бы следовало попросить прощенья у Фериды.
Серхан посмотрел на него удивленно.
- Я знаю, что работа у вас тяжелая, жизнь трудная, но к чему делать ее еще более трудной? - спокойно продолжал Фридун. - Жена может внести в вашу жизнь хотя бы маленькую радость. Зачем же вам отказываться от этой радости! Мало ли у вас и без того горечи в жизни? Ну как? Обещаете?
Искренность и сердечность, звучавшие в голосе и словах Фридуна, удержали Серхана от резкого ответа. Он выслушал его молча, в сильном смущении, и ничего не ответил.
- Теперь у меня к вам еще одна просьба, - продолжал Фридун. - Возьмите эти деньги. Это плата за комнату, за два месяца вперед. Я знаю, они вам нужны теперь. Нет, не удивляйтесь... Простите меня, в тот вечер я, сам того не желая, невольно подслушал ваш разговор с Феридой. На другой же день я хотел вручить эти деньги вашей матери, но она наотрез отказалась их взять. У вас, Серхап, прекрасная семья. Вам достаточно изменить свое поведение дома, и, уверяю вас, тяготы жизни покажутся вам куда менее значительными.
Казалось, эти ласковые слова неожиданно влили в сердце Серхана тепло, наполнили его грудь спокойной радостью и светом.
- Такого я еще не слыхивал, - порывисто сказал Серхан, обнимая и целуя Фридуна. - Будем братьями!
На другой день, проснувшись рано, Фридун вытащил из-под подушки спрятанную еще с вечера книгу и углубился в чтение.
Эту книгу он нашел как-то среди старых, потрепанных книг у букиниста. В ней были собраны речи Шейх-Мухаммеда Хиябани, произнесенные им в Тебризе в 1920 году, когда он возглавлял демократическое движение. Это были смелые призывы к борьбе против гнета тегеранской деспотической власти. И все же, несмотря на то, что в книге много говорилось о свободе и прогрессе, в ней не было ответа на вопрос, как же надо добиться такой жизни и как строить ее.
Фридун был настолько увлечен чтением, что не замечал времени. Но вот кто-то осторожно постучал в дверь, и появилась голова Серхана.
- Входи, входи, Серхан! - позвал Фридун.
- А я - то думаю, что это наш гость спит так долго? - проговорил Серхан, входя. - Оказывается, он тут книжки читает! Вставай, вставай, братец! Давай покушаем, а там опять читай, сколько угодно.
Фридун опустил книжку, поглощенный навеянными ею мыслями.
- Видно, интересная книжечка! - сказал Серхан, улыбнувшись. - Оденься, позавтракаем, а потом и мне расскажешь.
Фридун быстро оделся и прошел на маленький дворик умыться. Тем временем мать Серхана и Ферида быстро убрали комнату Фридуна.
Была пятница, свободный от работы день у Серхана.
- Вот послушай, что тут написано, - сказал Фридун и, развернув книгу, стал читать: - "Поднимись, народ, распрями свою спину! Встряхнись, скинь с себя вековой сон невежества и апатии! Разбей цепи угнетения! Стань хозяином своей жизни и своего труда! Строй жизнь так, чтобы пробить потомкам путь к прогрессу и счастью!.."
Серхан слушал с напряженным вниманием. Некоторых слов он не понимал, не все выражения были ему ясны, но он чувствовал в них что-то большое и светлое. Он повернулся к двери и позвал Фериду:
- Ферида! Поди сюда! И ты послушай!
Ферида вошла и села рядом с ним.
Фридун читал, останавливаясь на отдельных местах книги, чтобы разъяснить их и кстати, высказать свои мысли, которые его так волновали.
- "Маленькая сила, будучи хорошо организована, может на своем пути к правде и справедливости повести за собой большую силу. Это доказывает великий подвиг, совершенный большевиками в России в 1917 году под руководством Ленина..."
- Ленин!.. Россия!.. - тихо повторил Серхан, как бы выражая в этих словах свои самые сокровенные думы.
И именно в этих словах Фридун уловил ясный и отчетливый призыв: "Хорошо организованная сила... Ленин... Большевики..."
Он вспомнил об Азербайджане, о происшествии на гумне, о Хикмате Исфагани, который кричал: "Да это же большевик!.. Настоящий большевик!"
Почему это все хикматы исфагани так боятся этого слова? Почему одного этого имени достаточно, чтобы подвергнуться преследованию властей? Это слово и означает организованную силу, созданную Лениным и вставшую на защиту прав народа.
Те же мысли, по-видимому, волновали и Серхана.
- Скажи-ка, Фридун, - проговорил он, - почему наше правительство жестоко карает всякого, кто добром отзывается о России? Достаточно назвать кого-нибудь большевиком, как его уже тащат на казнь! Послушать наших господ, так даже кости большевиков давно должны были превратиться в прах. А приезжие рассказывают, что жизнь в России с каждым днем становится лучше. Неужели не стыдно нашим господам так безбожно врать?
Тут вмешалась Ферида:
- Конечно, богатеи ничего хорошего о большевиках не скажут! А вот такие, как ты да я, живущие своим трудом, только и говорят, что о счастье народа в России. Не так ли, братец Фридун?
- Конечно, так! - ответил Фридун, радуясь тому, что в сердцах этих забитых нуждой и лишениями людей таятся светлые надежды и благородные мысли. - Да, по рассказам знающих людей, там не найдешь ни одного безработного, открыто множество школ, где учатся дети народа, все без исключения. У всех в Советской России, от самых главных начальников и до последнего крестьянина, одинаковые права. Там ни один человек не смеет обидеть или оскорбить другого, не то что бить. Там не существует ни взяточничества, ни злоупотребления служебным положением. Большая и чистая жизнь в Советской России!..
Фридун говорил, а Серхан и Ферида, сидя рядом, с затаенным дыханием ловили каждое его слово.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Фридун все ждал, что приедет Курд Ахмед и достанет ему какую-нибудь работу. Но проходили дни за днями, а Курд Ахмеда все не было.
Фридун еще два раза заходил на склад, справлялся о Курд Ахмеде и, наконец, стал самостоятельно искать себе работу. Без нее он не мог жить и учиться в Тегеране. И надо было спешить, потому что тех денег, что оставались на его долю после продажи часов, не могло хватить надолго, хотя он и жил впроголодь.
Но какую работу он мог себе найти в Тегеране? Конечно, лучше всего было бы получить, как это было в Тебризе, место учителя в средней школе. Но надежд на это было мало. Он хорошо знал, что в Тегеране полно безработных педагогов с высшим образованием, а у него всего лишь среднее.
И все-таки Фридун решил наведаться в министерство просвещения.
У входа в министерство толпилось много народу. Озабоченные лица людей и отрывистые фразы красноречиво говорили о том, что и они ищут работы.
Преодолевая волнение, Фридун спросил у одного из них, к кому надо обратиться за получением места в школе. Тот посмотрел на Фридуна.
- Какое у вас образование?
Фридун сказал, что окончил среднее педагогическое училище.
- А откуда вы? - спросил тот.