- Народ наш невежествен, многого не знает, во многом не разбирается. Он слышал только о том, что существуют какие-то нацисты, но ничего не знает об их высоких целях и стремлениях. Необходимо, чтобы берлинское радио чаще и дольше вещало для Ирана. Ведь простой народ, чего доброго, может подумать, что немцы то же самое, что англичане и американцы.
- Я непременно сообщу о вашем пожелании господину Геббельсу, улыбнулся фон Вальтер. - А каково мнение господина сертиба по этому поводу? Вы слушаете наши передачи?
Сертиб встретился с острым взглядом из-под густых рыжих бровей и не оставил без ответа непосредственно к нему обращенный вопрос.
- Слушаю, но не регулярно.
- Жаль, очень жаль! - вмешался Хикмат Исфагани. - Я лично не пропускаю ни одной передачи. Как только наступает время, так даже уши начинают чесаться! Ха-ха-ха!..
- Это потому, что вы к ним привыкли! - улыбнулся сертиб. - Всякая привычка подобна опиуму. От нее трудно отделаться.
Фон Вальтер, прислушивавшийся к каждому слову, не преминул про себя отметить, что сертиб сравнил немецкую пропаганду с опиумом. Но Хикмат Исфагани, обрадованный тем, что сертиб наконец-то заговорил, продолжал с улыбкой:
- Вы совершенно правы, господин сертиб. Радио, пресса все равно что опиум. Пользуешься ими - наживаешь головную боль, а без них - скучаешь.
- Это верно, но отчасти! - подхватил фон Вальтер, решив внести ясность в вопрос. - Конечно, на свете немало радиопередач и газет, действие которых сходно с опиумом. Но германское радио возвещает миру лишь истину, как в науке, так и в политике...
- Как, например, преподносимая миру расовая теория! - спокойно вставил сертиб Селими.
Хикмат Исфагани косо посмотрел на него, а фон Вальтер сделал вид, что не уловил иронии, заключенной в словах сертиба.
Совершенно верно, господин сертиб, расовая теория, - подтвердил он, величайшее открытие немецкой научной мысли, указывающее путь к спасению человечества.
- Ну конечно, конечно! - вмешался Хикмат Исфаганн, весьма смутно представлявший себе сущность расовой теории. - Расовая теория - великая проблема... Человечество вздохнет свободно только тогда, когда будут сняты все границы и откроются торговые пути...
- Что такое история человечества? - прервал его фон Вальтер. - Борьба племен, наций, рас! Кровь, вечно кровь! Нам суждено раз и навсегда осушить эту кровь. Как вы думаете на этот счет, господин сертиб?
В тоне фон Вальтера сертибу Селими почудился открытый вызов; оставить этот вызов без ответа он считал невозможным.
- Кровопролитиям может положить конец лишь вечный и нерушимый мир между нациями и расами, но не взаимная вражда и ненависть, - сказал он спокойно и твердо.
- При условии, если каждая нация знает свое место.
- Конечно, - подтвердил сертиб Селими, вкладывая в свои слова нужное ему значение. - Каждая нация должна жить у себя дома в соответствии со своими вкусами и желаниями, и отнюдь не лезть в чужой дом и не диктовать там свою волю.
Фон Вальтер, нервно затеребив волосы на висках, приготовился к решительному прыжку.
- Вы, господин сертиб, умный человек, любите свою нацию и хотите мира. Вот мы и предлагаем вам свою дружбу и мир.
Уловив наконец, подлинное значение затеянного спора, Хикмат Исфагани воскликнул:
- Так будьте друзьями, будьте союзниками, господа! Что пользы от вражды? - И он попытался соединить руки фон Вальтера и сертиба.
- Это верно! От дружбы с немцами вы ничего не потеряете, - проговорил фон Вальтер, протягивая руку сертибу Селими. - Эта дружба поднимет вас на такую высоту, что глаза людей всего Ирана с благодарностью будут устремлены на вас, сертиб.
Оскорбленный этой выходкой политического авантюриста, осмелившегося навязывать ему позорную сделку, сертиб Селими с негодованием отвел руку.
- Ваша рука пригодится кому-нибудь другому, господин фон Вальтер, сказал он, бледнея, - а я не привык торговать родиной.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
- Мамочка, я видела ситец с таким рисунком, что от одного вида можно с ума сойти! Еле сдержалась. А так хотелось купить себе на платье! восхищенно говорила только что вернувшаяся с базара Ферида, разгружаясь от своих покупок.
Она осторожно поставила на пол веретено и гребень для расчески шерсти, вытащила завернутые в бумагу и спрятанные на груди вязальные спицы и крючки.
- Ничего, дочка, - щуря глаза, утешала ее старая женщина. Бог милостив, накопим денег, и ты купишь себе на платье еще не такой материи.
- Где уж мне, мама, покупать себе на платье! - со вздохом проговорила Ферида. Затем она стала передавать услышанные на базаре новости. - Товары нынче вздорожали втрое против того, что было раньше. Поговаривают, что все будет еще дороже. - И, понизив голос, она зашептала на ухо свекрови: Говорят, будет война. Закроются все дороги. Неоткуда будет поступать товарам...
- Что ты болтаешь, детка? - испуганно ответила свекровь. - Не дай бог! Бедняки помрут с голоду!
- Такая, говорят, будет война, мама, что кровь поднимется до колен. Говорят, немцы требуют новых земель, а русские не дают. А эти проклятые англичане еще больше разжигают спор.
- Об инглисах и не говори! - прервала ее старуха. - Раз они влезли в дело, то без войны не обойдется. В прошлую войну умерла свекровь, да будет ей легка земля! И поныне помню, как покойная все твердила, что войну затеяли инглисы. И такой был голод, такой голод, что народ человечину ел. Не дай бог и гяуру такого голода!
Старуха отодвинула веретено и поднялась.
- А что если, пока не стемнело, сходить к гадалке? - проговорила она. Может, зря людей стращают?
Ферида удержала ее:
- Давай лучше Фридуна спросим. Он грамотный, и, наверно, знает про эти дела.
Она слегка приоткрыла дверь к Фридуну.
- Можно, братец Фридун?
Голос Фериды оторвал Фридуна от тяжелых дум.
- Пожалуйста, Ферида, заходи!
Войдя со свекровью, Ферида взволнованно передала обо всем, что слышала на базаре.
- Как думаешь, братец Фридун? - тревожно спросила она.
Фридун постарался доступно рассказать женщинам об отношениях между странами и о происках немецких и английских капиталистов.
- Вы не бойтесь! Если и начнется война, она не будет похожа на прошлую войну. Тогда у бедного трудового народа не было защиты, не было опоры. А нынче он имеет такую опору, как Советы. Советское правительство делает все, чтобы избавить мир от войны. Но если она и будет, то Советы постараются, чтобы война закончилась в пользу бедняков.
- Да возвысит аллах знамя советского правительства! - молитвенно подняв руки к небу, проговорила старая женщина. - Я сейчас вернусь, - сказала она невестке. - Схожу все-таки к гадалке. Так будет спокойнее.
Слова старухи вызвали у Фридуна смешанное чувство горечи и сожаления. Он вздохнул и, выйдя за женщинами в другую комнату, заметил вдруг покупки Фериды.
- Что это такое, Ферида?
После того как Фридун внес в семью мир и согласие, выше него для Фериды никого не было. В ее глазах Фридун был умнее, чище и благороднее всех, кого она знала. Особенно окрепло в ней это чувство уважения к Фридуну, после того как он начал читать им вслух книгу Горького.