"Раздумывай, сын мой, раздумывай. Это неплохо. Лошадь на месте?"
"Да, господин, на месте".
А когда хозяин проснулся в третий раз и окликнул уснувшего слугу, лошади не было видно. Конокрады уже увели ее.
"Что прикажешь, господин?" - тихо спросил слуга.
"Что ты делаешь, сын мой?"
"Я думаю, господин, вот о чем: что лошадь украли, черт с ней! Но на кого придется нагрузить седло?"
- Так вот, мой дорогой, - продолжал Хикмат Исфагани, рассказав притчу, - я раздумываю теперь вот над чем: что разбогатели и набили карманы эти никпуры, черт с ними, но как же быть с бедным людом? Как его накормить и одеть?
- Надо полагать, об этом позаботятся такие добрые попечители, как вы! сказал Курд Ахмед, поняв, что Хикмат Исфагани подходит наконец к самой сути дела.
- А как же иначе? Ведь это мой народ, и я должен о нем позаботиться. Прошу вас, мой милый, выделите пятьдесят тысяч туманов и раздайте взаймы наиболее пострадавшим мелким и средним торговцам. Предупредите их: никаких процентов мне не надо. Затем выделяю двадцать тысяч туманов на оказание помощи нуждающемуся населению Тегерана, Тебриза, Мехабада и Мешхеда.
Выслушав приказание, Курд Ахмед направился к выходу, но Хикмат Исфагани остановил его у порога:
- Лично займитесь этим делом, сударь... чтобы деньги попали по прямому назначению, наиболее нуждающимся, а не просочились в карманы шарлатанов и мошенников из провинциальных органов власти.
Все громче раздавались голоса за заключение торгового договора с Советами. И эти голоса исходили не только из народных масс, но и из самых разнородных прогрессивных кругов, которым не безразличны были национальные и экономические интересы Ирака. Отдельные купцы, владельцы промышленных предприятий, кустари начинали открыто настаивать на торговом договоре с богатой и сильной страной.
Курд Ахмед понимал, что разъяснить народу истинное положение вещей можно с помощью печатного слова, вовремя выпущенной листовки... Мысль эта стала особенно настойчивой в связи с лицемерно-лживыми писателями в газете "Седа".
- Здравствуйте, господин Курд Ахмед! - услышал он вдруг знакомый голос и, подняв голову, увидел перед собой Фридуна.
Курд Ахмед сделал движение, чтобы обнять беглеца, но вовремя сдержался и только крепко пожал ему руку. Затем, пройдя с Фридуном в маленькую комнату конторы склада, щелкнул английским замком.
- Где вы застряли, дорогой мой? - взволнованно спросил он.
- Садитесь-ка и рассказывайте, что с вами было?
Фридун вкратце рассказал о своем путешествии в Тегеран, о своих мытарствах в поисках работы, о своем житье у Серхана.
- Я нашел себе нескольких верных товарищей, - добавил он и рассказал о Серхане, Фериде, о стрелочнике Рустаме, с которым познакомил его Серхан. Искренние и преданные люди. Я прихожу к мысли, что у нас очень много людей, жаждущих свободы, готовых до последней капли крови бороться за нее. Но нужна сила, которая бы спаяла мысли, желания, волю тысяч и тысяч людей.
Слушая Фридуна, Курд Ахмед светлел. Он рад был видеть в своем новом молодом друге беспокойного, ищущего человека, охваченного высокими стремлениями. А Фридуну казалось, что сказанного им недостаточно, что он сумел выразить лишь самую незначительную долю того, что осмыслил и продумал за это время.
Он искал еще более ярких слов, точных выражений.
- Нам необходимо иметь свою "духовную родину"! Надо создать политическую организацию! - наконец воскликнул он, устремив на Курд Ахмеда горячие глаза.
- А вы подумали о том, что ждет вас на этом пути? - негромко спросил Курд Ахмед. - Каторга, виселица!
- Знаю! - с еще большей горячностью ответил Фридун, уловив в вопросе Курд Ахмеда нотки сомнения. - Чтобы освободить других, надо же кому-нибудь пожертвовать собой.
Тут он вспомнил Павла Власова, Николая, и будто в ударах собственного пульса почувствовал горячую кровь горьковских героев, призывавших его к бесстрашной борьбе.
- За нами пойдут не только огромные народные массы, - заговорил он с жаром. - Пойдут не только серханы, мусы, рустамы и все, кто сегодня нуждается в куске черствого хлеба. С нами пойдет немало и сравнительно обеспеченных людей. Ведь современный строй не только не в силах наполнить желудки людей, но и насытить их душу, их разум, сознание... Духовный голод великое несчастье нашего общества.
Говоря это, Фридун думал о таких людях, как сертиб Селими.
- У вас светлая голова, Фридун! - выслушав горячую речь своего молодого друга, сказал Курд Ахмед и взял его за локоть. - Но теперь пойдем. Я думаю, вам пора сменить комнату: засиживаться на одном месте для вас не безопасно.
Выйдя на улицу, они взяли фаэтон. Курд Ахмед, как бы защищаясь от палящего полуденного солнца, велел поднять верх экипажа и сказал извозчику адрес.
Лошади, украшенные разноцветными кисточками и обвешанные колокольчиками, понеслись по улице, поднимая густую пыль.
- Ха-ха, хо-хо, фыс-фыс! - взмахивая кнутом, покрикивал извозчик то на лошадей, то на носильщиков, тащивших на спине громоздкую поклажу, то на аробщиков и дрогалей, что еле плелись за своими клячами или быками.
По дороге Фридун не без юмора рассказал Курд Ахмеду о своем первом квартирохозяине, который ежедневно по утрам ссорился и разводился с женой, а вечером снова мирился; о второй снятой им комнате, где молодые курильщики опиума звали его в свою компанию; наконец, о семье Серхана и даже о фарфоровой чаше матери Серхана с портретом Насреддин-шаха.
Услышав от Фридуна о братьях Сухейли, Курд Ахмед заметил:
- Скверные люди! Каждый вздох их пронизан ложью.
Фридун рассказал о двух счетных книгах, которые ему приходилось вести у своих хозяев, и попросил у Курд Ахмеда разъяснений.
- Это очень распространенный в торговом мире прием, - усмехнулся Курд Ахмед, дивясь неопытности Фридуна. - В официальной книге показывают уменьшенные доходы, чтобы избежать налогов. Надо будет подыскать вам более подходящее место, они вас могут запутать. Такие уж люди! Каждого своего служащего они стремятся сделать сообщником в незаконных сделках и махинациях... Откажетесь - вам житья не будет.
Фридун рассказал о встрече с сертибом Селими. Он передал Курд Ахмеду высказывания сертиба о населяющих Иран национальностях, о продажности представителей высшего света.
- Мне кажется, это честный и убежденный человек, - закончил Фридун свой рассказ.
- Знаю его! - сказал Курд Ахмед после некоторого раздумья. - Человек интересный. Безусловно честный, но несчастный: в силу низов не верит, а верхи ненавидят. Верит одному шаху, хотя тот очень подозрительно к нему относится. Врагов у сертиба много: хотя бы наш Хикмат Исфагани, да и большинство министров и придворных... Но наиболее опасный и сильный враг его - серхенг Сефаи, который, подкапывается под него терпеливо, медленно, но основательно.
- У них личная вражда?
- И личная и общественная. Сертиб человек честный, а серхенг лгун и лицемер. Сертиб любит свой народ, а серхенг готов ради карьеры поступиться чем угодно. К этому надо добавить, что оба любят дочь Хикмата Исфагани. Но Шамсия-ханум все свои надежды связывает с наследным принцем Шахпуром и одинаково равнодушна к ним обоим. Серхенг Сефаи не верит в серьезность намерений Шахпура и поэтому наиболее опасного соперника видит в сертибе Селими. Он не сомневается, что покинутая Шахпуром Шамсия-ханум из них двоих предпочтет сертиба.
Тем временем фаэтон остановился в переулке за проспектом Стамбули.
Курд Ахмед отпустил извозчика, пересек вместе с Фридуном небольшой, коридор и позвонил.
Дверь им открыла немолодая женщина, хозяйка квартиры. Курд Ахмед представил ей Фридуна.
- Будет вам сыном. А вы, я уверен, будете ему матерью!..
- Добро пожаловать! Готова к услугам!
Спустившийся со второго этажа среднего роста молодой мужчина с мускулатурой, выдававшей в нем человека тяжелого физического труда, прервал их разговор.
- Здравствуйте, сударь мой! Приятно видеть вас! - громко приветствовал он Курд Ахмеда.
Курд Ахмед пожал ему руку и обернулся к Фридуну.