Фридуну стало неловко, что он задел девушку за живое, и он мягко сказал:
- Должен в свою очередь признаться, что лично я считаю это не недостатком вашим, а достоинством,
- Это правда? - серьезно спросила девушка. - А скажите, вот вы действительно тот, кем вы кажетесь?
- Люди труда не умеют перекрашиваться, ханум, им незачем и некогда заниматься этим.
Судаба с уважением и любовью взглянула на Фридуна.
- Вы говорите правду, господин учитель?.. В день первой нашей встречи я внимательно следила за вами весь вечер. За вашим поведением, словами, манерами. Они были так непохожи на все то, к чему мы привыкли! Мне близка ваша искренность а смелость. Я их вижу и сейчас.
- Благодарю, ханум. Со своей стороны, я рад найти в вас необычные для дочери сановника суждения и доброе, искреннее сердце.
- Надеюсь, мы с вами еще не раз побеседуем. Не так ли? Прошу вас, дайте мне вашу записную книжку.
Фридун протянул ей свою книжку. Девушка что-то записала в ней и сказала, возвращая:
- Можете звонить мне, когда вам будет угодно. Фридун поблагодарил.
Шамсия, которая, соскучившись от столь серьезного разговора, давно вышла из комнаты, вернулась с небольшим подносом, на котором были сладости и чашечки чаю.
- Ну как, Судаба, надеюсь, вы не соскучились с господином учителем? спросила она чуть насмешливо.
Фридун испытывающе посмотрел на Судабу.
- Нисколько, Шамсия-ханум, - ответила девушка просто. - Благодарю вас за такое знакомство... Вот все, что я могу вам сказать.
Несмотря на глубокую осень, в полуденные часы солнце продолжало сильно припекать. Лишь к вечеру, когда тени от домов и деревьев сплошь, из конца в конец, покрывали улицы, дышать становилось легче. В Тегеране, как и во всех восточных городах, в эти часы улицы и базары кишели народом.
На проспекте Лалезар было также оживление; Перед кинотеатрами висели широковещательные рекламы, толпился народ. Здесь демонстрировались американские боевики.
Вдруг в толпе перед Фридуном мелькнула знакомая девичья фигура. С девушкой была пожилая дама. Помогая даме сесть в машину, девушка обернулась и тогда он узнал в ней Судабу-ханум. Она тоже увидела Фридуна и мгновенно остановилась. Шепнув что-то своей спутнице, она направилась к нему.
- Здравствуйте, Судаба-ханум. Какая приятная встреча!
Черные глаза девушки радостно сверкнули.
- Почему вы не сдержали своего обещания? - проговорила она. - Не позвонили мне... А я так ждала... - И улыбаясь, добавила: - Но я упорна и могу напомнить вам номер моего телефона.
- Я просто не решался беспокоить вас, - сказал Фридун.
Девушка взяла его под руку и подвела к машине.
- Идемте, идемте! Я вас представлю маме. Такой матери не найти в целом мире. Это образец доброты и любви.
Он хотел сказать, что обычно все дочери говорят то же, но, вспомнил слова Шамсии о том, что для этой девушки мать - единственное утешение, смолчал.
- Мамочка, познакомься с господином Фридуном. Он твой земляк.
В облике женщины до сих пор сохранились черты простой крестьянки, хотя они поражали своей утонченностью. В ней не было высокомерия и чванливости, характерных для жен сановников. Все в этой красавице было исполнено искренности, доброты, простоты, свойственных азербайджанской женщине из народа.
- Как - земляк? - с удивлением спросил Фридун.
- Конечно! Мама такая же азербайджанка, как и вы, - довольно улыбнулась Судаба. - Она выросла в цветущем, прекрасном Азершехре. Она так много рассказывала о прелестях своей родины, что мне до сих пор кажется, что рай находится именно там.
- Ханум не ошибается, - сказал Фридун, - Если бы вы видели Азершехр, то сказали бы, что это самый прекрасный уголок Азербайджана.
- Надеюсь, что когда-нибудь увижу, - многозначительно сказала Судаба. Но смысл этих слов для Фридуна остался неясным.
- Дочка, пригласи господина Фридуна к нам, - тихо сказала пожилая дама.
- Мама приглашает вас к нам, - повернулась Судаба к Фридуну.
- Благодарю вас. Непременно приду.
Судаба села в машину. Фридун захлопнул дверцу.
Он свернул уже на проспект Стамбули, когда неожиданно лицом к лицу столкнулся с сертибом Селими. Сертиб оставил своих спутников и зашагал рядом с Фридуном. Он сразу же заговорил о последних событиях и, конечно, об усилении английской и американской экспансии в Иране.
- Семена, что сеет сейчас правящая клика в угоду американцам, дадут ядовитые всходы. Конечно, пока трудно предсказать события. Все предоставлено на волю рока, судьбы, слепого провидения...
- Рок, судьба, провидение... - улыбнулся Фридун. - Простите, господин сертиб, но эти слова не к лицу такому просвещенному человеку, как вы.
- Вы правы, я и сам произношу их не потому, что верю во все это. Просто я не нахожу выхода и ясно вижу свое бессилие. Вы знаете, что такое суеверие, предрассудок? Единственный источник утешения для невежд и трусов.
Фридун хотел было посмеяться над таким самоуничижением, но уважение к этому человеку удержало его.
- К сожалению, я из числа тех людей, - словно поняв его намерение, продолжал сертиб, - которые ясно видят несовершенство нашей жизни. Но мы несчастны, потому что боимся и не "наем, как сделать ее другой. А незнание и есть невежество.
- Но если бы во всем Иране нашлась хоть одна-две сотни таких людей, как вы, господин сертиб, они могли бы собраться воедино и общими силами наметить пути к оздоровлению страны...
- Почему не найдется? Их даже не сто или двести, а тысячи! Но они перед непроходимой стеной. Ее возвела эта грязная правительственная клика... Если бы их голос дошел до его величества... - И сертиб мечтательно улыбнулся.
- А разве делались серьезные попытки снести эту стенку? - спросил Фридун.
- Думаю, что нет... В этом вся беда! А я все же попытаюсь...
И сертиб Селими с увлечением рассказывал Фридуну о своем решении добиться приема у Реза-шаха, открыть ему глаза на злодеяния продажных министров и придворных, сказать, как нагло обманывают они его, что они ведут страну к гибели.
Фридуну захотелось предостеречь его от этого бессмысленного шага, грозящего ему страшной опасностью.
- Неужели вы думаете, господин сертиб, что шах ничего не знает, ничего не видит и не слышит? И если выслушает вас, то что-либо изменится?..
- А вы в этом сомневаетесь?
- Я твердо убежден в бесполезности вашей попытки!