Хакимульмульк и Хикмат Исфагани закивали головами.
- Совершенно верно! Это необходимо.
- Мы хотели бы знать мнение господина сертиба по этому поводу, - вдруг сказал шах, остановив взгляд на сертибе.
Сертиб Селими все еще не мог уяснить себе, для чего вызвали его во дворец. Он ожидал, что повелитель заговорит с ним о его докладной записке или выслушает его дальнейшие разъяснения.
- Стоит ли интересоваться моим мнением по вопросу, который уже решен вашим величеством и правительством? - сказал сертиб Селими уклончиво, надеясь услышать объяснение от самого шаха.
- Решение правительства может быть осуществлено тем успешнее, если оно поддерживается общественным мнением и соответствует взглядам таких не чуждых политике деятелей, как вы, сертиб.
Селими показалось, что долгожданная минута наконец настала, пришла пора смелых действий.
- Я считаю большой честью для себя, - начал он, - что ваше величество интересуется моим мнением в столь важном государственном деле. Если вы разрешите, ваше величество, и терпеливо выслушаете меня до конца, я постараюсь изложить вам мою точку зрения без прикрас, с полной откровенностью.
Сертиб Селими остановился, поднял глаза на шаха и продолжал твердо и решительно:
- Господин министр изволил указать на новую страницу в развитии международной политики и на необходимость усиления нашей, прямо скажем, враждебной по отношению к нашему северному соседу политики. Я не могу отрицать логичности высказываний и выводов господина министра, ибо проводившаяся до сих пор политика нашего правительства делала нас все более и более зависимыми от американцев и англичан и, быть может, еще других западных держав. И в нашей стране не один я выражаю сомнение в правильности этой политики...
- А еще кто выражает это сомнение? - прервал его Реза-шах.
Но сертиб Селими не растерялся от этого неожиданного вопроса.
- Все честные граждане, - сказал он смело, глядя в лицо государя. Все, кто думает, что гибельная для страны политика продажных министров, алчных купцов и помещиков проводится вопреки вашей воле, государь!
- Я не Ахмед-шах, чтобы политику государства определяли всякие везиры помимо меня! - резко сказал шах.
Сертиб подумал, что Реза-шах хочет испытать его, и он ответил по-прежнему прямо:
- Если это политика вашего величества, то тем хуже для страны. Значит, вода мутится у источника. Что ж, тем больше потребуется труда и времени, чтобы очистить ее.
Реза-шах гневно поднялся с места.
- Покойный твой отец говорил то же. И суждения эти мне знакомы, проговорил он грозно.
Хикмат Исфагани сразу понял намек шаха и произнес известное двустишие Саади:
Волчонок вырастет и волком будет,
Хотя б его и выкормили люди.
- Нет нужды напоминать мне о темнице и смерти, ваше величество! ответил сертиб Селими. - Вы спросили мое мнение, и я его высказал. Да, этот путь гибелен для нашей страны! Вспомните, ваше величество, что дала Ирану новая Россия, как спасла его от раздела. Ни один патриот своей родины, понимающий смысл и значение этой услуги, не согласится ни на отдачу северной нефти американцам, ни на предоставление северного неба и посадочных площадок англичанам.
Сертиб Селими, поняв невозможность отступления, говорил с решительностью человека, сознательно идущего на смерть.
Подавляя ярость, Реза-шах думал о том, что этот человек, несомненно, тайком ведет подрывную деятельность, что он связан с определенными центрами и уж наверняка причастен к последним событиям, которые так обеспокоили правящие круги. И ждал, зная, что разгорячившийся противник сам разоблачит себя и откроет все свои карты. Но последние слова сертиба Селими вывели его из терпения, и он ударил кулаком по столу.
- Довольно!.. Ступай!.. Большевики с готовностью примут тебя к себе в шпионы.
Слово "шпионы" хлестнуло сертиба Селими, точно кнутом.
- Это - тяжелое оскорбление, которое вы бросаете в моем лице всем честным патриотам Ирана! Я вам высказал свое убеждение. Убеждение - не женщина, которая может быть навязана... Я шел сюда, как паломник в Каабу, государь, вы разрушили мою веру.
С этими словами сертиб Селими поспешно вышел из зала.
Хикмат Исфагани почувствовал себя так, как если бы он получил пощечину.
- Простите, ваше величество! Я не могу выдать дочь за такого нечестивца.
Реза-шах был объят темными подозрениями и сомнениями. Ему показалось, что он напал на след какой-то тайной организации, что в руках его конец запутанного клубка.
- Слово мое остается в силе! - проговорил он неожиданно.
- Идите и готовьтесь к свадьбе.
Хикмат Исфагани приложил в знак покорности обе руки к груди и, низко склонившись, попятился к выходу. Реза-шах посмотрел на своего везира.
- Оба они враги престола. Один - старая лиса, а другой - молодой волчонок, у которого уже появились зубы... Когда настанет нужный час, обоих надо будет убрать.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
С тяжелым чувством вышел из дворца Хикмат Исфагани.
Мысли путались, сердце билось тревожно. Он чувствовал недовольство, более того - плохо скрытую ненависть к нему шаха. Он знал, что шах ничего не забывает, не прощает ни малейшего проступка, и от того беспокойство охватило его еще сильнее.
"Я поступил глупо, как мальчишка, - думал он. - Зная повадку этих подлецов, я тем не менее бываю несдержан, болтаю лишнее. И вот результат: и мазандеранское поместье уплыло из рук, и сад в Ардебиле потерян, и дочь приходится отдавать этому нечестивцу, вдобавок я же в долгу остался. На меня ополчился и этот курильщик опиума, дворцовая крыса, желтый червяк! Ногой прямо на горло наступил!"
Инстинкт самосохранения понуждал его искать средство спасения, искать возможность повлиять на шаха и разрушить козни негодяя и наркомана Хакимульмулька. Подарками и подношениями шаху ничего не добьешься. У его величества была такая черта: чем больше он получал, тем все более росла его алчность; чем богаче он становился, тем сильнее влекло его к новым богатствам. Насытить его дарами было невозможно.
Перебирая в памяти все способы воздействия на шаха, Хикмат Исфаганн вспомнил внезапно своего друга Томаса.
"Вот где спасение! - радостно додумал он. - Нет в иранской политике ни одного рычага, который был бы недоступен этому человеку! Хорошо, нашел! Он смягчит повелителя"
И он приказал шоферу направить машину в английское посольство.
Хикмат Исфагани столкнулся с мистером Томасом у ворот посольства. Тот садился в машину. Увидев Хикмата Исфагани мистер Томас отложил свое намерение и пошел ему навстречу.
- Во всем Иране у меня один-единственный друг, - проговорил мистер Томас, беря Хикмата Исфагани под руку и ведя в помещение. - Сердечный друг! И это вы, мистер Исфагани. Ради такого друга я готов отложить самые срочные свои дела.
- Благодарю вас, мистер Томас! Аллах свидетель, так же искренне отношусь к вам и я. Когда долго не вижу вас, теряю покой. Будто вся моя любовь к английским друзьям сосредоточилась на вас одном.
- Я побывал в Индии, Египте, Аравии, но нигде не приобрел такого друга, как в Иране. Я не ошибусь, если скажу, что гостеприимство, простота и мудрость Востока воплощены в вашей личности, Я писал о вас моим друзьям в Англию, даже моей супруге.
- Благодарю, мистер Томас, благодарю. Готов к вашим услугам.
- Нет, я жду ваших приказаний, чтобы доставить себе удовольствие их исполнить. Не может быть большего морального удовлетворения, чем услужить другу. Говорите, прошу вас.