- Вы бы отошли, мистер Гарольд, это зрелище вам может быть неприятно... Но это мусульмане. Если их не бить, они восстанут против самого аллаха!
Мистер Гарольд холодно улыбнулся.
- Нет, нет! - произнес он с любопытством человека, наблюдающего интересное цирковое представление. - Это весьма интересно! И потом без этого трудно сохранить порядок в стране. Насилие и справедливость - близнецы, мистер Исфагани! Делайте свое дело!
Привязав Мусу к дереву, жандармы пучком свежих ракитовых прутьев начали стегать его по обнаженному телу.
Муса старался не стонать. Когда Фридун увидел перекошенное от страданий лицо дяди, его пересохшие губы, у юноши потемнело в глазах. Услышав вопли тети Сарии и плач детей, он повернулся к ним и встретился глазами с Гюльназ. По щекам ее струились слезы. Не выдержав вида плачущей девушки, Фридун выступил вперед.
- Стойте! - крикнул он. - Муса ни в чем не виновен. Он уходил к роднику за водой. Я запрягал быков в молотильные доски. Зацепил ногой за сито и упал на кучу. Метки засыпало... А он не виновен...
Вздох облегчения пронесся над толпой.
- Отсчитай семь шагов! - выслушав Фридуна, сказал Хикмат Исфагани, обращаясь к тому же Софи Иранпересту.
Тот так же, как и в первый раз, отмерил шаги и остановился около кучки песку с кораном в руке.
Фридун решительно сделал семь шагов, разбросал песчаную кучку и положил руку на коран.
- Клянусь этим кораном, что говорю правду!
Радостным криком ответила толпа на эти слова. Мусу отвязали и дали одеться.
Фридун подошел и остановился перед Хикматом Исфагани.
- Господин! - сказал он твердо. - Вы не имеете права нарушать ваше слово! Это несовместимо и с вашим достоинством. Как было условлено раньше, так и должен быть произведен раздел. Земля ваша - один пай, вода ваша - еще один пай, скот ваш - еще один пай, всего три пая; семена наши - один пай, вот эти руки наши, труд наш - еще один пай, итого два пая. Значит, из пяти частей три вам, а два нам. - Фридун остановился и добавил громко, чтобы слышали все: - Умрем, но ни одного золотника не уступим!
- Неправильно, - крикнул Хикмат Исфагани. - Земля два пая! Я не говорю о сохе, молотильных досках, вилах... А раз ее все это даром дается, само растет? Если считать все, то на вашу долю падет не одна из пяти, а одна из шести частей!
- Извините, сударь, извините! Все это считается вместе с рабочим скотом. И земля - один пай! Нельзя так издеваться над крестьянами. Они тоже люди!
- Да чего это ты лезешь со своими выдумками, парень? А ну, привяжите его к дереву! Сто ударов!
Жандармы двинулись на Фридуна. Тот не дался им в руки и сбил одного из них с ног. Но тут подоспели приказчик и старший жандарм. Они схватили Фридуна, скрутили ему руки за спину и поволокли к дереву.
Один из прибывших с Хикматом Исфагани, человек с орлиным взглядом, все время молча наблюдавший за происходящим, выступил вперед и обратился к помещику.
От речей этого парня несет политикой, - проговорил он сурово, кивнув на Фридуна. - Я осмеливаюсь просить вас не подвергать его побоям. Он подлежит более тяжелому наказанию!
- Вы правы, господин Курд Ахмед, - ответил Хикмат Исфагани после минутного раздумья. - Я понимаю вас. Это наверняка большевик! - И помещик повернулся к старшему жандарму Али. - Он - эмигрант! Из Баку, не так ли?
Ему ответили Мамед и старший жандарм почти одновременно:
- Нет, господин! Он из Тебриза. А кто он, неизвестно.
- Кем он еще может быть! Большевик! Мой друг мистер Гарольд недаром говорит, что надо сжигать землю, на которую пало большевистское семя. Клянусь аллахом, он прав! - Затем он обратился к американцу: - Вы знаете, мистер Гарольд, этот Азербайджан - подлинное бедствие для нас. Здесь находят, благодатную почву все, какие только есть на свете дурные семена: революция, конституция, Советы, большевизм...
- Ничего удивительного, мистер Исфагани! - с подчеркнутым спокойствием ответил мистер Гарольд. - От такого соседства - и он указал рукой на север, - ничего хорошего ждать нельзя. У нас на Востоке есть хорошая поговорка: поставь двух коней рядом, они масти своей не изменят, но нрав друг у друга непременно позаимствуют. Пока существуют Советы, много будет нам хлопот в Азербайджане, Гиляне, Мазандеране...
- Клянусь создателем, будь власть в моих руках, я обнес бы северные границы стальной стеной, да такой, чтобы основание ее покоилось на дне моря, а вершина упиралась в седьмое небо! - воскликнул Хикмат Исфагани.
- Не спасет вас эта стена! Народ снесет все ваши преграды - не удержался Фридун.
- Да это настоящее большевистское семя! Какой ветер занес его к нам с того берега? Немедленно взять этого большевика! - завопил Хикмат Исфагани.
- Слушаюсь! - И старший жандарм что-то сказал другим жандармам.
Фридуна увели.
- Четыре части из пяти - мне, а одна вам, - сказал Хикмат Исфагани, обращаясь к крестьянам. - И больше никаких разговоров. Оставляю здесь господина Курд Ахмеда. Это мой поверенный.
Курд Ахмед окинул крестьян мрачным взглядом.
Крестьяне смотрели на него недоверчиво и упрямо.
Муса и Сария сидели под скирдой на краю гумна. Возле них, прислонившись к скирде, стояла Гюльназ и задумчиво смотрела вдаль. Рядом, держась за подол ее платья, стоял Нияз. Алмас лежала на голой земле, положив голову на колено матери, и дремала. Лишь старший мальчик Аяз возился на гумне - просеивал обмолоченный хлеб, ковырял вилами в соломе.
Вся семья была погружена в печальные думы, навеянные событиями дня. В стороне на скатерти валялись куски хлеба, стояла миска с остывшим мясным наваром.
Муса и Сария считали себя виновниками ареста Фридуна, хотя не говорили об этом прямо.
Пшеница, сложенная в скирды и разбросанная по гумну, казалась старикам добром, отданным на поток и разграбление. От радостных надежд, которые еще вчера возбуждал в них обильный урожай, не осталось и следа.
- Не будь этих детей, клянусь аллахом, этой же ночью поджег бы все и ушел куда глаза глядят. Вот кто меня связывает, - сказал Муса, кивнув на ребят.
- Лучше подумаем о судьбе нашего Фридуна, - проговорила Сария. - Ведь если завтра увезут в город, ему уже не видать белого света.
Не отвечая жене, Муса поднялся и, дымя трубкой, прошел за скирду, а оттуда на соседнее гумно.
Сария видела, как он подошел к односельчанам. Вскоре он вернулся.
- Жена, - сказал он глухо, - завяжи в узел хлеба да миску супа, пусть Аяз отнесет Фридуну.
Сария хотела снять с колена голову мирно спавшей девочки, но Гюльназ опередила мать. Она сложила лепешки, накрыла ими миску с супом, завернула в скатерку и аккуратно завязала узлом.
Муса позвал Аяза:
- Возьми, сынок. Фридуна заперли в хлеву старика Гусейна. Знаешь? Около свалки...
- Знаю, отец! - быстро ответил мальчик.
- Скажи жандарму, что принес ужин арестованному. Если не допустит, проси, моли, половину отдай ему, но добейся своего, повидай Фридуна. Спроси Фридуна, что он советует, как нам быть?
Понял!
- Понял, отец!