Сахарные ягоды брогу таяли во рту, солнце прорезало лучами тончайшие серебряные завитки, что украшали ставни моих покоев, и отбрасывали на стены причудливые узоры. Эльфийские мастера считались лучшими, когда дело касалось металлов, пожалуй, искуснее были только гоблины и то, только в ювелирном деле. Мой друг Ивир выковал эти ставни вместе с отцом.
Потянувшись к золотому подносу, взял еще одну и поднёс к губам спящей Даландин. Синие глаза распахнулись, улыбаясь, она раздавила ягоду, прыснул красный сок, измазав пухлые губки. Девушка приблизилась, касаясь меня обнаженной грудью, сладкие губы дотянулись до моих. Вдруг раздался стук, разрушив утренние радости:
— Телль, ты же помнишь про праздник Возвещения сегодня? — послышался голос Сабата за дверью.
— Да, уже иду, — и хоть вставать совсем не хотелось, потянулся к одежде.
На Возвещение, согласно традициям, созывались все князья и жители: гости приедут отовсюду, даже с самых дальних земель и окраин. На празднике под Белым Дубом отец должен будет огласить свой выбор — кто из двоих сыновей займет место на троне уже в следующую Луну.
Со дня сотворения Светлого города на троне побывало много знатных эльфов и эльфиек: великие целители, что очищали от скверны новые земли, маги, что поддерживали плодородие и, конечно же, воители. Читая имена, что писались золотом на белоснежные плиты Храма Теней, я с детства видел своё. Среди Ибелинды Повелительницы Дракона, Берелима Золотого Щита и Азигерода Храброго я видел Теллиарона Завоевателя. И хоть я был рожден бастардом и приравнен к законным наследникам лишь в десять лет, наши законы не брали это в расчёт, ровняя наследников.
Гоблины, что засели под горой, перестанут дрессировать троллей, грабить, жечь урожай и падут, как только моё войско направиться к востоку. Сморщенные не видят сильного короля на троне и потому позволяют дерзкие набеги, но Телль Завоеватель прекратит это и приумножит границы Светлого леса.
Следующими станут орки. Именно этих обитателей Дарона я недолюбливал больше всех. Существа с серой кожей, что зрели до взрослого размера в яйцах, закопанных в земле, не знали ни отцов, ни матерей. Грубо сложенные, с наростами и дефектами, орки рождались подчас такими уродливыми, что смотреть на них было оскорблением для глаз. Морду украшали торчащие из длинного рта клыки, глаза смотрели безумно, словно у хищного тугуна. Клыкастые признавали только силу и жестокость, применяя их везде, где дотягивались руки и пожирая даже себе подобных. Северо-восток достаточно натерпелся набегов клыкастых и тварей, которых они тащили с собой из Чернолесья, и хоть на эту войну будет потрачено много сил, именно так я впишу имя на белые стены храма. Когда я взойду на престол, на наши земли перестанут посягать, светлые границы станут священны.
Сабат медленно помогал с одеждой, старые руки утратили былую ловкость. Как я не сопротивлялся, нянь заставил меня надеть что-то вместо брони. Белая рубашка до колен с острым глубоким вырезом смотрелась нелепо:
— Я не женщина, что ты притащил? — возмутился я, подойдя к зеркалу.
— О, Великий Принц, так ли велика разница между сущностями разнополых существ? — Сабат обладал магией и подчас забывал, что я ей не владею.
— Старик, я не знаю, что именно сейчас ты процитировал из магиконовских талмудов, но я не стану надевать это! Что?! — Сабат под старость совсем оглох, и теперь тыкал мне под нос длинную золотую серьгу с каплевидным рубином, — да ни за что!
— Это любимая серьга твоей матери! — возмутился старик, — глупый мальчишка! — выругался он и всё-таки воткнул в мочку уха иголку, — ты должен надеть что-то от неё, так её сущность будет рядом!
Выдохнул — Сабат умеет быть невозможно настойчивым. Старик отёр шёлковым лоскутом каплю крови на ухе, и подвязал белую рубаху золотым поясом, я побоялся спрашивать о его происхождении и лишь радовался, что ради этого украшения мне не придётся делать новые дырки.
Удивительно, как долго жили маги и эльфы, и те, кто был и тем, и другим одновременно. Сабат не знал своего возраста, но помнил, как в детстве отец и братья ушли с Берелимом Золотым Щитом на битву с орком Гхусейманом, а после, как они не вернулись со сражения с бессмертной ордой Гурии. Сабат стал сиротой, его подобрала моя прабабка, разглядев в оборванце с северо-восточной границы юного мага. Мальчишку отправили в Магикон на обучение, а когда он вернулся, королева родила очень болезненную, слабую и едва живую девочку. Так Сабат, обладая сильным магическим даром, сделался нянькой, оберегая здоровье и жизнь моей бабушки, затем её дочери и сына, и наконец, достался мне. Я не был хилым от рождения, напротив, я был крепче Визаальта. Но здоровье кронпринца не доверили в старые дрожащие руки Сабата, вручив в них меня.
— Доволен? — злился я, — сделал из меня магиконскую девку! — Сабат тихо посмеивался, собирая мои черные локоны в тугой хвост.
Смуглая кожа матери так контрастировала с белой рубахой, белыми штанами и перчатками, что я недовольно морщился — так я выглядел еще более темнокожим. Оголил уши, чтобы надоедливая детвора и гости, что скоро прибудут в Светлый город, не задавали глупых вопросов.
— Ты похож на мать, загорелый, крепкий, — говорил старик, ощупывая дрожащими руками мои икры и помогая надеть сапоги, — как все в восточных землях, других бы орки и гоблины поджарили и сожрали.
— Да, я знаю. Отец мало уделяет внимания этим землям и границе, сморщеннолицые чересчур осмелели, — согласился я, вновь взглянув в серебряное зеркало, — но я всё исправлю.
И хоть с серьгой и обтягивающей рубахой я походил больше на эльфийку, аршинные плечи, закаленные в сражениях, и слава бесстрашного воина не дадут повода злословить гостям, уж в этом я не сомневался.
— В традиционном наряде вы прекрасны, — заверил старик, довольно осматривая плод своих трудов, — настоящий принц Светлого леса, — и я довольно улыбнулся.
В городе царила весёлая суматоха. Прямо на главной площади, среди зелёных деревьев торопливо устанавливались шатры и столы, на ветви навязывались длинные полотна белой вуали. Ветер колыхал на волнах тонкие ленты, вздымал волосы девушек, что устроили танцы прямо в главной арке, одна из них затянула балладу о драконе, перебирая тонкими пальчиками сверкающие струны арфы.
Все должно случиться совсем скоро. Я получу земли, за которые сражался долгих сорок лет, за которые терпел боль от восемнадцати ран на теле, земли, к которым я шёл всю свою жизнь.
И хоть чаще на троне восседали старшие дети, так было не всегда. На нём побывали и дочери, и умные жёны, и младшие сыновья. К тому же разница у нас с Визаальтом была всего в один день, это же такая мелочь! Отец, как бы я его не презирал за слабый характер, слыл мудрым королем. Правитель был обязан выбрать самого достойного члена семьи для передачи короны, того, кто нужен народу Светлого леса в этот момент. Ну, а в том, что сейчас землям нужен воин, я не сомневался. Отец, что правил почти полтора века, прославился мудростью, земли под его рукой находились в равновесии, относительном благоденствии. Ему удалось сохранить богатства Светлого леса, хотя месторождения эльфийской руды — лучшего и легчайшего метала в Дароне, — при его правлении иссякли. И тогда он наладил торговлю лечебными эликсирами с соседними государствами, простые эльфы почти не почувствовали изменений, наша медицина славилась веками и благодаря отцу приносила немалые деньги.
Но я считал крайне унизительным тот факт, что мы до сих пор платили дань азагурам. Какая-то мерзкая раса, в которой достойных вряд ли можно перечесть по пальцам одной руки, едва лучше низших тварей, почему-то кормилась за счёт труда эльфов! Само осознание возмущало до глубины души, и после гоблинов и орков я намеревался прекратить это унизительное содержание. Планы переполняли меня, роились и путались, мне ещё столькому предстоит научиться на троне, я был взволнован и лёгок, как перед началом боя.
— Приветствую, брат, — раздался сзади голос Визаальта, легкая, будто девичья, ладонь легла на плечо.
Нехотя обернулся: почему-то именно сейчас я ощутил к нему сильнейшую неприязнь. Голубое одеяние Визаальта делало его глаза ещё выразительнее, они всегда так выделялись на лице, смотрели на меня с каким-то снисхождением, будто он познал то, что мне не доступно.
— Приветствую, — едва заставив себя разжать зубы, ответил я.
— Твой грифон здоров, мы, наконец-то, его излечили, — сообщил брат, воображая себя великим целителем, хотя магии в его крови было ровно столько, сколько и в моей.
— Кого благодарить? — ответил я, скрывая насмешку, но Визаальт не заметил этого, или только сделал вид.
— Благодари наших лекарей и корни окопника, — усмехнулся он так высокомерно, что мои кулаки непроизвольно сжались.
— Удачи на церемонии, — выдавил я.
— Она мне не нужна, — бросил Визаальт, удалившись прочь и оставив меня кипеть от злости.
Понемногу в столицу стекались гости, от разноцветных знамен именитых домов болели глаза, я не привык к такому разнообразию красок.
— Высматриваете будущую невесту? — поинтересовался неизвестно откуда возникший Сабат.
— Нет, мне хватает Даландин, — отмахнулся я, старик смерил меня холодным взглядом.
— Дочь лекаря, пусть и лучшего в городе, не достойна принца. Твоей женой она не станет никогда, — отчеканил Сабат и сердце неприятно сжалось, он был прав, но это всё равно мне не нравилось, — твой отец был бы рад крепкой дружбе с тихарийскими полями, к тому же их княжна красива, — намекнул нянь, легонько толкнув меня в бок, когда мимо прошла женщина под зелеными знамёнами, — прибрежные земли тоже сладкий кусок, их княжна ещё краше, — советовал Сабат, кивая в сторону синих знамён.
— Это всё не важно! — отмахнулся я, — такие мелочи решу на троне.
— Пусть так, но даже если не … — я сверкнул глазами так, что старик осёкся, — если вдруг не ты примешь корону, о выборе жены стоит думать внимательно, это не мелочь.
— Я займу трон! — отрезал я, — никаких "если", я достоин его.
— Я ведь не сказал ничего о достоинстве, — тихо возразил старик, однако рассуждения окончил.
В музыке и цветах утопал город, маги постарались взрастить к празднику сотни цветущих лоз, белые цветы срывались от собственной тяжести, то и дело падая, кружась и закручиваясь опускали под ноги свои нежные лепестки, чтобы быть растоптанными толпой. Подняв бутон, Сабат осторожно приколол мне его на рубашку.
Вечерело, вокруг танцевали девушки и парни, все веселились, играла задорная музыка, и музыканты всё ускоряли темп танцев. Столы были заставлены угощениями, но, ни один кусок не лез в горло, волнение сжало цепко, сковав узкими цепями горло даже для вина. Меня и Визаальта расположили по обе стороны от отца, что восседал в центре. Я не сводил глаз с терновой короны — символом того, что власть бывает тяжела, — серебряные и золотые ветви терновника сплетались в причудливом узоре и были смешно велики для старческой головы и вытянутого, худого лица.
Рука поднялась вверх, музыка тут же затихла, король встал, окруженный подданными, сердце стучало так скоро, как ни на одной из битв. Взяв лампу, отец направился вперёд, белый свет падал на землю, вырывая из тьмы белоснежные опавшие бутоны, нам с Визаальтом выдали лампы, вдохнув поглубже, я направился вслед за процессией. Белый замок распахнул свои двери для всех гостей, путь к Священному Дубу — сердцу замка, — лежал через Храм Теней.
В свете сотен ламп сверкали золотые буквы, скоро, совсем скоро…