— Марта, смотри! Ну разве не симпатичная юбочка?
Франтишка просунула руку через шторку примерочной кабинки. Я лишь окинула свисавшую с вешалки юбку скептическим взглядом.
— Возьми же! Примерь хотя бы эту.
— Зачем, если носить всё равно не буду?
Из-за шторки донёсся обречённый вздох.
— Увидела бы, как тебе идёт, носила бы сто процентов! Когда-нибудь, клянусь, я найду способ и навсегда отобью у тебя охоту носить штаны.
Суматоха с одеждой началась после того, как Франтишка заявила, что «серое и бесформенное не красило ещё ни одну девушку». Мой скромный гардероб вызвал у неё почти карикатурное возмущение. С самого прибытия в Тьярну по магазинам я прошлась лишь однажды, в первые дни, когда Юлиан помогал мне закупиться необходимыми вещами. Мало того что я не знала хороших мест, так ещё и ходить одной было боязно.
В этом смысле мне очень повезло с Франтишкой. Она водила меня из магазина в магазин и настаивала на покупке всего, что хорошо сидело. Чем больше, тем лучше. Благо, денег у меня было достаточно. И эта приятная суета выудила из памяти воспоминания о шоппинге с подружками, которого, похоже, мне давно не хватало.
— Скоро ты там? — торопила Франтишка в нетерпении.
— Уже готова.
Я отдёрнула шторку и наблюдала, как взгляд Франтишки из оценивающего превращается в восхищённый, а затем и в довольный, ведь одежду выбирала она. Нежно-розовая блузка с крупными рюшами на груди и тёмные бриджи. После привычных свободных рубашек и брюк такой приталенный и узкий наряд, очерчивающий фигуру, смущал меня почти до желания прикрыться.
— А ну-ка покрутись.
— Нормально смотрится? — сомневалась я. — Не странно? Блузка, мне кажется, слишком вычурная.
— О чём ты? Принцесса Катерина сейчас только такое и носит, неужели не видела? В Тьярне она главная законодательница моды. Потрясающе, как же тебе идёт! Обувь ещё подобрать… Будешь так ходить, твой Юлиан точно влюбится.
— Снова ты об этом, — застеснялась я, прячась за шторкой. — Всё, переодеваюсь обратно.
— Отлично! — Франтишка хлопнула в ладоши. — С одеждой разобрались, остались украшения. У тебя ведь проколоты уши?
— Ага.
— Супер! Подберём тебе золотые серёжки. Знаю я одно местечко…
Пришёл сентябрь, но в городе ещё стояли последние тёплые деньки. Лица идущих с работы и на работу людей озарялись лёгкими улыбками, а когда мимо пробегала стайка шумных школьников, смеющихся и размахивающих портфелями, казалось, что лето вовсе не кончилось — лишь притаилось в тени деревьев и теперь игриво ждало, когда осень найдёт его и прогонит. На подоконниках пестрели цветы, в фонтанчиках плескались загорелые руки, ветер задувал в открытые окна автомобилей. Город жадно глотал остатки лета и никак не мог напиться.
Мы забросили пакеты с одеждой в машину, и Франтишка провела меня до конца торговой улицы к ювелирному магазину с броским названием «Золотой Чертог». От ослепительного блеска витрин в глазах рябило. Потому, зайдя внутрь, я оказалась совершенно дезориентирована. К счастью, помощь не заставила себя ждать. Подходящие мне серьги Франтишка нашла на удивление быстро, после чего принялась придирчиво подбирать что-нибудь для себя. Я отошла к выходу, чтобы не мешать ей.
А потом, устав от сверкающего со всех сторон золота, и вовсе вышла на улицу.
По бокам от двери магазина висели рекламные постеры, кричавшие о распродаже летней коллекции. Правда, вместо модели с постеров сиял безупречной улыбкой обаятельный шатен, и от его пальцев, сложенных как после щелчка, разлетались золотые искры. Стоять рядом с его фотографиями мне почему-то было неловко.
Пока я искала, чем бы развлечься в ожидании, мой взгляд упал на солидный чёрный автомобиль, припаркованный перед дорогим ателье мод. Прохожие тоже поглядывали на машину с любопытством. Долгие минуты ничего не происходило, и интерес мой почти иссяк, но тут дверь ателье распахнулась и на крыльце показался высокий мужчина в чёрном. Это был Бертран. Он придержал дверь, и следом из ателье вышла девушка, одетая совершенно не по погоде: плотно замотанная в шарф, в тёплом пальто и явно шерстяных колготках под короткой юбкой. Волосы её были убраны под платок. Бертран, точно телохранитель, аккуратно захлопнул за девушкой дверь автомобиля, подошёл к водительскому месту и недовольно осмотрел собравшуюся вокруг толпу. Вдруг заметив меня, он ничуть не удивился — лишь коротко кивнул, после чего сел в машину и завёл мотор.
— Да-а, нечасто увидишь принцессу Лукию в городе, — раздался сбоку голос Франтишки.
— Это была принцесса? — поразилась я, провожая уезжающий автомобиль взглядом.
— Ага. После той ужасной аварии она почти не покидает дворец. Бедняжка.
— Она… Это всё из-за магии?
— Угу, — отозвалась Франтишка, явно не собираясь ничего объяснять. Мысли её были заняты другим. — Лвичек скоро возвращается.
— Лвичек? Кто это?
— А-а, Лайонел. Кажется, он завтра приезжает.
Кир, как и всегда, не выказал по этому поводу ни малейшего интереса. Петер, необычно спокойный и тихий, сидел рядом и не спеша пил кофе.
— Он тоже странник?
— Да, дольше всех здесь работает. Кстати, золотая дверь — его рук дело.
— В каком смысле?
— В прямом, — зевнул Кир. — Лайонел может превратить в золото всё, к чему прикоснётся. Но с дверью, по-моему, это случайно вышло? — Он обращался к Петеру, но ответа не получил.
Смотря куда-то в окно, Петер имел вид задумчивый и несколько печальный. Не похоже, чтобы он слушал наш разговор.
— Кстати, помнишь мятные конфеты, которые вам бабуля подарила?
Я вдруг осознала, что те леденцы мы так и не принесли в агентство, забыв в машине.
— Просто ужас, — продолжал Кир. — Мне пришлось искать, где они продаются. Петер жёстко на них подсел.
— Ничего я не подсел, — отозвался он слегка обиженно.
— Ну конечно. У тебя все карманы хрустят от обёрток.
Нахмурившись, Петер ощупал карман брюк и, услышав характерный хруст, вздохнул.
— Что с тобой? — Хотя интонации в голосе Кира почти не изменились, его беспокойство было очевидным.
— Всё в порядке.
— А мне так не кажется.
— Плевать я хотел, что тебе кажется, — буркнул Петер. Резко встал из-за стола и вышел из кухни.
Воцарилась тишина. Я почувствовала себя нежеланным свидетелем, вжалась в спинку стула. Кир уронил голову на ладони. Мне ещё не доводилось видеть его таким расстроенным.
— Вы поссорились? — осторожно спросила я.
— Типа того. После срыва. Не знаю, моя опека ему надоела или что. Чёрт, эти его скачки настроения меня однажды доведут.
— Я поговорю с ним.
— Марта, не надо…
Но я уже выскочила в прихожую. Что подтолкнуло меня к столь решительным действиям? Простое нежелание видеть разлад среди коллег или нечто иное?
Петер курил на заднем крыльце. В гостиной я сбавила шаг и недолго наблюдала за ним через стекло. Потом постучала в дверь, привлекая его внимание, и вышла во двор.
— Ты что-то хотела? — произнёс Петер холодно и раздражённо, отчего я засомневалась в своих действиях.
— Не будь с Киром таким…
— Каким?
Я замялась. Терзавшее меня чувство невозможно было выразить словами. Наверное, не стоило и пытаться. Тело обдало горячей волной стыда. Привычное напоминание, что благородные порывы до добра не доводят.
Петер выдохнул дым мне в лицо — глаза заслезились.
— Не лезь в чужие дела, Марта. И оставь меня в покое.
— Д-да, извини.
Очередной укол совести. Вернувшись внутрь, я заперлась в ванной и просидела там почти полчаса, не смея показаться Киру на глаза. Хотя знала, что скрываться от него не было смысла. И когда я всё же пришла на кухню, он ничего не сказал.
Лишь предложил кофе.
Отражение в зеркале одновременно и нравилось мне, и нет. Будучи ещё маленькой девочкой, я мечтала стать модницей, когда вырасту. Хотела быть похожей на маму. А теперь, одетая по последней моде, я только и беспокоилась о том, что подумают другие. Резкая смена стиля точно вызовет подозрения, нехорошие подозрения.
Я вздохнула. Украшенная рюшами блузка казалась слишком праздничной, но Франтишка настояла. Она попросила меня поехать вместе с ней на вокзал, встретить Лайонела. Очень попросила. Уточнять это у Франтишки я не стала, но предположила, что они с Лайонелом близки. Я же его совсем не знала. Зачем тогда нужна была моя компания?
Лестница заскрипела под ногами. Я глянула вниз: судя по сложенному на диване постельному белью, Юлиан уже встал, несмотря на выходной. Как начался учебный год, по будням он уезжал на работу рано, не завтракая, а возвращался только к ужину. И хотя я проводила дни в агентстве, мне было немного грустно, что теперь никто не провожал меня по утрам и не встречал вечером.
— Завтрак почти готов! — крикнул Юлиан, услышав мои шаги на лестнице.
У порога кухни я остановилась, придирчиво осмотрела свой наряд. Показаться в таком виде перед Юлианом было особенно страшно. Ведь его одобрения я и ждала, и боялась больше всего.
— Доброе утро, — сказала я и сделала шаг.
— Доброе… — начал было Юлиан и вдруг замолчал, удивлённо смотря на меня.
На несколько секунд мы оба застыли. А потом он отвернулся, резко и суетливо, словно о чём-то вспомнил. Мне захотелось провалиться под землю.
— Ужасно выгляжу, да? — промямлила я.
— Нет, совсем нет! — опомнился Юлиан и снова обратил на меня взгляд. — Просто это так… неожиданно. Видеть тебя такой…
— Лучше мне надеть что-нибудь другое, — залепетала я, закрывая себя руками, пряча лицо и порываясь убежать.
— Погоди, Марта. — Юлиан схватил меня за руку, и сердце моё бешено заколотилось. — Извини, что так отреагировал, просто… Ты сейчас очень красивая.
Я вздрогнула. Видимо, достаточно сильно, потому что прикосновение Юлиана вдруг стало напряжённым. Украдкой я глянула на него и шепнула:
— Правда?
Он отпустил мою руку и потёр шею, отводя глаза.
— Да. Неужели думаешь, что я стал бы врать о таком?
Не то чтобы в его голосе звучала обида. Скорее, лёгкие расстроенные нотки. Я смутилась сразу от всего: собственной глупости, комплимента, очаровательности Юлиана. Уши мои горели.
— Мне уже пора.
Слова опередили мысли, а ноги понесли меня прочь без моего ведома.
— Но как же завтрак? — растерянно бросил мне вдогонку Юлиан.
— Всё в порядке, я не голодна!
Хлопнула дверь. Сбежав по лестничному маршу, я остановилась в углу площадки и прислонилась к стене, дожидаясь, пока уймётся сердцебиение. И эти несколько долгих минут я не могла перестать улыбаться.
Вокзал походил на Тьярну, как дитя на мать: такой же яркий и праздничный, но гораздо меньше и гораздо громче. Концентрат города в самой его сердцевине. Я даже опасалась, что у меня разболится голова.
И чрезмерно активная Франтишка только усугубляла ситуацию. Её нарядное платье, новое или же долгое время хранившееся в шкафу для особого случая, сияло на солнце мелкими блёстками. Поезд ещё не прибыл, но она уже взволнованно глядела по сторонам, металась вокруг скамейки, всматриваясь в лица проходящих по платформе людей.
— Фани, успокойся хоть на пять минут, бога ради, — не выдержала я. Мы приехали сильно заранее, и длительное ожидание действовало мне на нервы.
— Как тут успокоишься? — Она села на скамейку, только чтобы тут же снова вскочить на ноги. — Лвичек совсем скоро будет здесь, а я совершенно не готова!
— Готова? И что это должно значить?
— Ну, знаешь, юбка помялась, а я этого не предусмотрела, ещё и туфли неподходящие подобрала и надушиться забыла, как дура последняя. Кошмар! Как можно его так встречать? — Франтишка нервно похлопывала себя по щекам.
— Не вижу проблемы. Ты отлично выглядишь, а все эти мелочи мужчины, по-моему, вообще не замечают.
— Но Лвичек же не какой-нибудь мужчина, а очень даже конкретный.
— Вы с ним… типа встречаетесь?
Франтишка застенчиво потупилась.
— Ну-у, официально как бы нет, но, в общем-то, у нас всё серьёзно, наверное.
— Тогда чего ты переживаешь? Тебе ведь не нужно производить на него впечатление.
Покачавшись на носках, она с сомнением посмотрела на меня и тихо сказала:
— Просто его так давно не было, может, я и не нужна ему больше.
Её слова ввели меня в замешательство. По умолчанию я думала о Лайонеле как о хорошем человеке, но теперь к его образу примешалось что-то неприятное. Потому скорая встреча с ним стала волновать и меня.
Поезд прибыл. Мы отыскали вагон бизнес-класса, встали поодаль, чтобы не мешать выходящим пассажирам. Стоило мне на мгновение отвлечься, как Франтишка сжала мою ладонь и выдохнула:
— Вот он…
Я перевела взгляд и увидела его на порожке вагона. Красная рубашка поло и солнечные очки. Небольшая спортивная сумка в руке. Он легко спрыгнул на платформу и помахал нам, широко улыбаясь.
В ту же секунду Франтишка бросилась ему на шею. Рассмеявшись, Лайонел нагнулся и обнял её за талию.
— Сегодня какой-то праздник?
— Твоё возвращение, — ответила Франтишка и расцепила руки. — Я скучала.
— Я тоже.
Они поцеловались. Я смущённо отвернулась, ожидая, когда меня представят.
— Ты не одна? — с намёком спросил Лайонел, и Франтишка опомнилась.
— Да, знакомься, это Марта, наша новая сотрудница.
Он снял очки — стёкла отразили солнечный луч. Из ослепительной вспышки его лицо проступило, точно портрет. Оно показалось мне смутно знакомым. Грива каштановых волос с золотистым отблеском и такие же золотисто-карие кошачьи глаза. Львиные черты, а вместе с ними и характерная гордая самоуверенность в голосе и движениях. И, конечно, безграничное обаяние. Не трудно было представить, каким успехом Лайонел пользовался у женщин.
— Рад знакомству, — он одарил меня чарующей улыбкой. — Надеюсь, тебе у нас нравится.
Я только кивнула.
Мы покинули вокзал, с облегчением оставляя его суету за спиной. Всю дорогу до машины Франтишка не отлипала от Лайонела, и я, как и боялась, почувствовала себя лишней. Подумалось о Юлиане. Хотелось бы мне таких же отношений с ним? Устыдившись подобных мыслей, я поспешила отогнать их.
— Добегу до магазина, куплю воды. Вам что-то взять? — протараторила Франтишка и, получив в ответ лишь пожимание плечами, засеменила вниз по улице.
Наедине с Лайонелом мне почему-то стало неуютно. Не то из-за ощутимых взглядов, которые бросали прохожие, не то из-за его сияющей, затмевающей всё вокруг ауры. Как будто я стояла рядом со звездой.
— Ты не куришь? — спросил вдруг Лайонел и прислонился к багажнику жёлтой машины Франтишки.
Щёлкнула зажигалка. Он глубоко затянулся, задержал дым в лёгких и выдохнул тонкой струйкой в небо. В сторону от меня. Медленные расслабленные движения, исполненные уверенности. Было даже немного завидно, потому что мой живот скрутило в нервный комок.
— И всё-таки в Тьярне лучше всего.
Это прозвучало с неожиданной теплотой. Узел в животе ослаб. Я подняла глаза на Лайонела.
— А… где ты был так долго?
— Много где. — Он сделал ещё пару затяжек. — Своего рода командировка. Ювелирная компания «Золотой чертог» наняла меня как рекламное лицо. И как производителя золота высшей пробы, разумеется. Разъезжал по континенту всё лето, демонстрировал сезонные модели. Когда на глазах покупателей превращаешь блёклую побрякушку в первоклассное украшение, дамы готовы за него драться. Уж и не знаю, в золоте дело или в моём прекрасном лице. — Лайонел негромко посмеялся. — Видела рекламы со мной?
— Как-то… не обратила внимания, — ответила я и тут же вспомнила постеры на стекле ювелирного магазина.
— И хорошо. Мне на них смотреть тошно.
— Но, наверное, здорово было поездить по миру?
— Как сказать. — Он придавил окурок мыском кроссовки. — Я лишь убедился, что везде, куда ни подайся, всё одинаково.
Вернулась запыхавшаяся Франтишка, и мы наконец отправились. В агентство. Со слов Лайонела, нужно было отчитаться перед Марией.
Золотая дверь ввела его в некое подобие транса. С минуту он смотрел на неё, а потом расстроенно покачал головой.
Войдя в агентство, Лайонел глубоко вдохнул и произнёс:
— Хорошо быть дома.
Я не совсем поняла, что он имел в виду.
Пока Франтишка хозяйничала на кухне, Лайонел поднялся к Марии и пробыл у неё довольно долго. Видимо, она ждала его. Сверху не слышалось ни звука, а потому догадаться, о чём они могли разговаривать, было невозможно.
— Сколько ещё? — ворчала Франтишка, топчась перед лестницей. — Любит же он потрепаться.
— С Марией разве потреплешься? — удивилась я.
— Они, м-м-м, в некотором смысле близки. Как старые друзья, наверное, можно так сказать. Маричка, должно быть, очень рада его видеть, вот и не отпускает. Хотя Лвичек же теперь каждый день на работе будет, а значит и поболтать ещё время найдётся. Чего тогда его сейчас держать, не пойму.
Наверху хлопнула дверь, и на лестнице показался Лайонел.
— Кстати, а кто предложил заняться озеленением? — он кивнул в сторону лимонного дерева. — Здесь уютнее стало.
— О, это забавная история! — вскликнула Франтишка. — Между прочим, лимон у нас Марта выходила. И даже имя ему дала.
— Имя? В самом деле?
Я выдавила улыбку, пытаясь намекнуть, что эта глупость не стоит внимания.
— Ага-ага. — Франтишка так и пыхала энтузиазмом. — Давай, Марта, скажи, как ты его назвала.
Лайонел смотрел заинтриговано. Я сдалась. Спрятала глаза и ответила:
— Тим.
Несколько секунд в гостиной царила тишина. И вдруг Лайонел рассмеялся. Искренне и так по-доброму, что обидеться на это я просто не могла.
— Очаровательное имя.
Хотя в Тьярне всё ещё стояла тёплая погода, вечера были прохладными, и в нашу старую квартирку сквозь множество невидимых щелей проникал осенний ветер. Я куталась в одолженный Юлианом свитер, утопая в его запахе, и согревалась чаем. В памяти ожили образы родного дома. Невольная тоска по нему, едва заметная, проросла в сердце и как будто ждала дождя.
— Значит, завтра пикник? — Юлиан сел рядом со мной на диван. — Как раз успеваете до похолодания.
— Фани даже из садика отпросилась, чтобы всё подготовить. Надеюсь, ничего не случится.
— А должно?
— Наверное, нет.
Мы помолчали. Рядом с Юлианом молчание всегда было особенно приятным.
— Где-нибудь в Тьярне продают чёрный хлеб?
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Чёрный?
— Ну, в смысле ржаной.
Юлиан задумался.
— Где-нибудь продают. Не знаю, я его совсем не ем, у нас он как-то не распространён.
— Жалко. Дома в моём мире всегда был чёрный хлеб. Обязательно. Вспомнила, и мне сразу его захотелось.
— Вспоминаешь дом? — В голосе Юлиана промелькнуло беспокойство. Странное, точно оно не относилось ко мне напрямую.
— Почти нет. Это впервые за долгое время. Раньше я много думала о доме, о своём прошлом. О себе. А теперь совсем перестала. Вроде бы всё ещё хочу вернуть память, а вроде бы и без неё чувствую себя хорошо. Работа отвлекает. Собираюсь покопаться в воспоминаниях, но каждый раз забываю. Сейчас вот опять задумалась над этим, а завтра наверняка забуду снова.
— Может, оно и к лучшему?
Облегчение, звучавшее в его словах, совсем мне не понравилось. Тягучее, похожее на отвращение чувство разлилось в груди.
— Не знаю. Иногда мне кажется, что я превращаюсь в кого-то, кем не являюсь.
— Разве это плохо? Люди меняются, и это совершенно нормально.
У меня не было ответа. Не было оформленных чувств или мыслей. Только беспричинное желание больше не возвращаться к этому разговору.
Когда я приехала в агентство, там уже вовсю шла подготовка. Точнее, Франтишка, как подорванная, делала сэндвичи и нарезала фрукты, остальные же просто наблюдали её суетливые метания по кухне. Кир и Петер сидели на разных концах стола, словно незнакомцы. Лайонел поглядывал то на одного, то на другого, похоже, уловив возникшее между ними напряжение, но ничего не говорил.
— Марта! Ты как раз вовремя, — воскликнула Франтишка. — Сделаешь чай? Я всё объясню, термос вон там.
— А чего никого из мужчин не попросишь?
— Они так заворожённо на меня смотрят, что даже неловко их отвлекать, — театрально произнесла она, всплеснув руками. — А если серьёзно, то Кир ленится, а от Лвичека мы скорее получим золотой термос, чем чай.
— Зато его можно будет дорого продать, — подмигнул он. — А на полученные деньги нанять мастера чайных церемоний, если тут такие есть.
— Сомневаюсь. Да и много ли проку от него будет на пикнике?
— Я бы посмотрел на его лицо, — засмеялся Лайонел и обратился ко мне: — Тебе так не хочется готовить чай?
— Да нет, просто поинтересовалась.
— Есть ещё Петер, может, он согласится тебе помочь.
— О, нет-нет, — запротестовала Франтишка, — давайте без Петера, я не хочу потом вытирать чай с пола.
Кир вздрогнул. В глазах его одновременно отразились негодование и испуг. Но, прежде чем он успел хоть что-нибудь сделать, Петер заговорил:
— Вот, значит, как. — От его ледяного тона по спине у меня пробежали мурашки. — Получается, для вас я совсем беспомощный.
— Петер, я просто пошутила, — спохватилась Франтишка, но замерла под его взглядом.
— В каждой шутке есть доля правды.
Цокнув языком, Петер встал из-за стола и ушёл, хлопнув дверью. Мы лишь молча, в растерянности смотрели ему вслед.
— Фани, твою же мать. — Кир дёрнул её за рукав. — Следить за языком тебя не учили?
— Я не нарочно, — возмутилась она.
— Если бы ты такое сказала специально, будь уверена, я бы без колебаний ударил тебя по лицу.
Оторопев, Франтишка уставилась на Кира круглыми глазами. Лайонел, казалось, приготовился защищать её.
— Расслабьтесь, я утрирую, — махнул Кир рукой. — Поосторожнее со словами в присутствии Петера, забыла? Особенно сейчас.
— Знаю я. Просто вырвалось.
— Вырвалось у неё.
Окончательно раздосадованный, Кир поднялся на ноги и тоже вышел. Внутри у меня всё скрутило. Лайонел поймал мой взгляд и, покачав головой, пригласил сесть рядом.
— Не лучшее начало для пикника, — усмехнулся он.
— Можно подумать, у нас такое впервые, — бросила Франтишка и с двойным усердием взялась за сэндвичи. — Кир это как-нибудь уладит, как обычно.
— Но ты и правда переборщила, — аккуратно заметила я.
Франтишка выдохнула.
— Да, да, переборщила и чувствую себя виноватой, хватит меня тыкать, как котёнка в его же дерьмо. Боже. Давайте просто отменим этот идиотский пикник.
— Фани, не горячись, — примирительно сказал Лайонел. — Нам всем надо остыть. И лучше всего это сделать на природе. К тому же, пикник затевался в честь моего возвращения.
— Да. Прости за это. — Франтишка тряхнула головой и тут же повеселела. — Марта, ну что, займёмся чаем?
Втроём мы закончили с приготовлениями. Лайонел всё жалел, что на пикнике не будет алкоголя: отправлялись мы на двух машинах, а из всех, кто умел водить, выпивать отказался только Петер. Поэтому компромиссным решением стало не пить никому.
Дорогу показывала Мария. Когда мы вышли на улицу, Кир и Петер уже ждали у её машины. Я же присоединилась к Франтишке и Лайонелу.
— А плед или покрывало у нас есть?
— Мы не будем сидеть на земле, — отрезала Франтишка, выруливая на проспект.
— Но мы же на пикник едем.
— Понимаю, что в этом смысл, но земля уже холодная. Середина сентября как-никак, и погода дела не меняет. Вы не беспокойтесь, в багажнике складные стулья и стол. Какая разница, на чём сидеть, главное, что на природе, — Франтишка довольно хмыкнула.
Лайонел улыбнулся и глянул на меня, мол, она права, но я лишь пожала плечами.
День был тёплым. Солнце только начало клониться к горизонту, золотило зелёные холмы и пушистые перелески, рассыпалось сверкающей чешуёй по водной глади прудов. В приоткрытые окна задувал ветерок и трепал волосы. Франтишка тихо напевала какую-то отдалённо знакомую мелодию, явно из нашего мира. У неё был очень красивый голос, и не знаю, от него ли одного или же от её способности, но мне стало так спокойно и хорошо, что потянуло в сон.
Только когда машина остановилась, я поняла, что в самом деле задремала. Мы приехали к берегу реки, на небольшую поляну, обрамлённую редкими деревьями. Две узкие дорожки, проложенные автомобильными колёсами, едва виднелись в высокой траве.
— Давно я здесь не была, — протянула Мария, окинув взглядом поляну.
— Так и хочется всю эту траву скосить. — Франтишка потёрла руками.
— Можно колёсами примять, — предложил Лайонел, уже достававший из багажника стол.
— Хорошее место, — сказала я.
Мария чуть задумчиво кивнула.
Примяв маленький пятачок травы, мы разложили стулья и принялись за еду. Напряжение рассеялось, и даже Петер заметно расслабился, хотя и вёл себя отстранённо. Дышалось легко, и что-то неуловимо ностальгическое витало в воздухе.
Греясь на солнце, мы безмятежно болтали. Лайонел рассказывал о своей работе в «Золотом Чертоге», о городах, в которых побывал, о других странниках, встретившихся ему во время путешествий. Франтишка слушала с упоением, и глаза её блестели так по-детски, что я невольно умилялась. Хотя мне и самой было безумно интересно узнать о жизни за пределами Тьярны. Кир пусть и участвовал в разговоре, явно больше беспокоился о Петере. А в выражении лица Марии, несмотря на присущее ей безразличие, читалось нечто похожее на гордость.
Я поймала себя на мысли, словно нахожусь в кругу семьи.
Когда разговор перетёк на общие темы, я кое о чём вспомнила.
— Фани, ты не знаешь, где в Тьярне можно найти ржаной хлеб?
Вопрос точно застал её врасплох. Замерев на несколько секунд, она наконец ответила:
— Не знаю, честно говоря. И теперь мне интересно, почему я сама не пыталась его найти.
— Можем поискать вместе.
— Я бы тоже поискал, — присоединился вдруг Кир. — Раньше я без чёрного хлеба жить не мог. Странно, что совсем про него забыл здесь.
— Если что, испечём сами. Домашний хлеб самый вкусный! Особенно, если Кир к нему руку приложит.
— Даже не пытайся, помогать не буду.
Стоило только нам немного развеселиться, как Петер встал и холодно произнёс:
— Продолжайте без меня.
Волоча за собой стул, он отошёл на край поляны и сел там в одиночестве. Смотрел куда-то в сторону реки, которая, похоже, нисколько его не интересовала.
— Что теперь мы сделали не так? — вздохнула Франтишка.
— Какая разница. — Лайонел закурил и откинулся на спинку стула. — Если он хочет побыть один, пускай. Не будем его трогать.
— Или так он, наоборот, просит внимания, — негромко заметил Кир.
— Возможно, — согласилась Мария, до этого момента сохранявшая молчание. Она посмотрела на Кира и кивнула. — Иди.
И он, облегчённо улыбнувшись, поспешил к Петеру.
Посидев за столом ещё немного, Мария сказала, что хочет пройтись, и ушла в направлении ближайшего перелеска. Разговор продолжился, но вскоре Франтишка и Лайонел болтали уже вдвоём, точно забыли про меня, поглощённые друг другом. Тогда я тоже оставила их, чтобы не мешать, и зашагала к реке. Противоположный берег её, высокий и обрывистый, был усеян множеством норок, у которых щебетали и суетились ласточки-береговушки. Что-то вдруг зашевелилось в памяти, забилось в сдерживающую её стену, но так же быстро успокоилось, словно выдохшись.
В высокой траве я разглядела узкую песчаную отмель. Она поблёскивала и сверкала влажными камушками. Присев на корточки, я положила ладонь на мокрый песок, увязла в нём пальцами. Вспомнилось детство. Деревня и домик у озера, куда мы всей семьёй приезжали летом. В жаркий сезон вода отступала, обнажая песчаное дно. Тогда мы с двоюродным братом выбирались на берег и возводили на песке города, окружали их рвами и каменными стенами. А потом наблюдали, как их размывают вечерние волны.
Холодная вода лизнула ладонь, и воспоминание отхлынуло. Закатное солнце больно ударило в глаза. Я выпрямила спину, обернулась: Лайонел и Франтишка всё так же сидели за столиком и вместе курили. Нарушать их идиллию сейчас было бы подло.
Захлопали крылья. Стайка ласточек сорвалась с берега и взмыла в небо, закружилась над рекой. Я засмотрелась на их причудливый танец. Взгляд выхватил из серого птичьего облака золотистое мерцание. В этот момент звуки исчезли, растворились, вытесненные из сознания знакомым голосом, тем самым, что однажды позвал меня по имени. «Слышала? — весело спросил он, а я продолжала неотрывно смотреть в небо. — Говорят, ласточка с золотым крылом может исполнить любое желание».
Вдруг я ощутила присутствие кого-то совсем рядом. Протяни руку и коснёшься. Но стоило ветру подуть чуть сильнее, как этот кто-то исчез. Растаял в воздухе, точно призрак.
— Марта! — окликнула Франтишка, и я вздрогнула. — Холодает что-то, поедем домой.
Мария вернулась. Кир и Петер о чём-то спокойно говорили неподалёку. Лайонел бодро складывал стулья. Его красная ветровка, всю дорогу пролежавшая на заднем сидении автомобиля, теперь покоилась на плечах Франтишки.
— За чем ты так увлечённо наблюдала? — весело поинтересовалась она, когда я подошла ближе.
— За ласточками.
— А-а-а, — с интонацией знатока протянула Франтишка. — Наверное, к перелёту готовятся. Знаешь, ласточек считают посредниками между жизнью и смертью. Почему, интересно?
— И правда, почему?
Я взглянула в последний раз на противоположный берег: птицы суетились у норок, как и раньше.
По дороге домой мысли мои занимал тот голос. Голос из прошлого. Он не принадлежал никому из тех людей, кого я помнила, но казался до боли близким и как будто любимым. Я чувствовала, человек, что владел им, занимал в моём сердце особое место. Вспомнить бы только его лицо.
Ночью мне снились ласточки.