В Тьярне похолодало.
Хотя после бабьего лета осень наконец вступила в свои права, холода пришли слишком резко. Всеобщая растерянность обратилась нелепой пестротой городских улиц: кто-то одевался по-сентябрьски легко, а кто-то уже кутался в шубы. Мороз просачивался в щели оконных рам, и стёкла покрывались инеем; ночами часто шёл снег. Только деревья в зелёной листве напоминали, что до зимы ещё далеко.
А одним утром все листья опали. В одночасье они ослабили хватку и застлали сплошным ковром землю и мощёные улочки, так и не успев толком пожелтеть.
В тот же день я вернулась к работе. Всю прошедшую с инспекции неделю моё самочувствие оставляло желать лучшего. Сон стал беспокойным, и ночью, когда комната наполнялась голубоватым светом луны, я садилась на пол и смотрела через потолочное окно на снег или бледные звёзды, если облака растаскивало. От дневной скуки спасал только телевизор, но уже к обеду голова тяжелела и начинала гудеть. Сомнения продолжали терзать меня, и пускай я больше не слушала их, они выедали моё нутро и от этого только крепли, подобно паразитам. В надежде вытравить их я и решила выйти из дома.
Холодный воздух принёс облегчение. Ледяная корка луж хрустела под моими ногами, ветер щипал лицо. На ярком солнце глаза слезились, делая меня совершенно слепой, и я думала, что, если по невнимательности попаду под машину, это будет не таким уж плохим концом. Но всё же была рада, что добралась до агентства без происшествий.
— Ну и погодка, — воздохнула Франтишка, кинув рассеянный взгляд на улицу, и продолжила протирать подоконник. — Вот в прошлом году было тепло до самого ноября.
Странно было видеть её в агентстве с утра, но она объяснила, что взяла отпуск в детском саду. Чтобы проводить с Лайонелом больше времени. И сейчас, пока Франтишка убиралась, он мечтательно наблюдал за её движениями. Однако, несмотря на явную любовь в его взгляде, было в нём и что-то глубоко печальное.
— Ты уже поправилась? — спросил Кир, намекая вовсе не на моё здоровье. Что он, что все остальные, очевидно, знали о моём состоянии хотя бы в общих чертах.
— Почти. Не могу больше сидеть дома.
— Стены давят? — понимающе произнёс Петер, но в глазах его читался иной вопрос. Тот, который не стоило озвучивать в агентстве. Всегда ли мы так осторожно подбирали слова? Или эта перемена случилась после инспекции?
— Наверное, — рассеянно отозвалась я.
Все как-то притихли. Мне начало казаться, что это моё присутствие испортило остальным настроение. К счастью, долго думать об этом не пришлось.
Раздался дверной звонок. Франтишка встрепенулась.
— Я открою!
Она выскочила в прихожую. И скоро я услышала её недовольный голос:
— А, это всего лишь ты. Чего тебе нужно?
— Могла бы хоть раз проявить вежливость. Банальное уважение.
— Уважение? — Франтишка была крайне возмущена. — Чем это ты его заслуживаешь?
— Как минимум, я старше.
— На сколько? Лет на пять? Погоды не делает.
— Пусти уже. У меня заказ.
На пороге кухни показался Бертран. Только что его низкий голос звучал так гневно, однако на смуглом лице отразилось лишь лёгкое раздражение. Он был всё в том же чёрном костюме, а взгляд его тёмных глаз был всё так же суров.
— Бертран! — радостно воскликнул Лайонел и поднялся из-за стола. — Давно не виделись.
— Лайонел. — Взгляд Бертрана потеплел. — Твоя командировка уже кончилась?
— Ага. — Они пожали руки. — А ты, я смотрю, так и работаешь на принцессу.
— Куда я денусь. Вот, приехал с заказом от неё.
— Заказ от принцессы? — оживился Кир. — И к кому же?
— К госпоже Овертон.
Я застыла. Все повернули на меня головы, даже Франтишка высунулась из-за спины Бертрана.
— М-мне?
— Да. Готовы поехать прямо сейчас?
Перед агентством был припаркован чёрный автомобиль, тот самый, что я видела у ателье мод пару недель назад. Вблизи он выглядел ещё массивнее и дороже. Бертран учтиво открыл мне дверь, и я не без колебаний села в машину. Внутри было тепло, чуть пахло одеколоном.
— Не забудьте пристегнуться, — сказал Бертран, мягко захлопнул за мной дверь и незаметно, пока я рассматривала салон, сел за руль. — Ехать недалеко.
Автомобиль тронулся. В животе растеклось неприятное чувство: меня ждала встреча с принцессой. Но которой из трёх?
— Мы так должным образом и не познакомились. Бертран де Мэран. В настоящее время работаю на принцессу Лукию.
— Марта Овертон, — ответила я и поёжилась. — Можно просто по имени… без «вы»…
— Ах, да, извини, если смутил. Профессиональная привычка.
Казалось, Бертран был сосредоточен на дороге. Но через пару минут тишины он снова заговорил:
— Ты недавно в Тьярне?
— Почти два месяца. Мы виделись раньше, если помнишь.
— Помню. Не пойми неправильно, но для двух месяцев у тебя больно потерянный вид.
— Просто… — я опустила глаза, — есть сложности.
Он недолго помолчал, словно что-то обдумывал.
— Лучше я перестану задавать вопросы. Взамен спрашивай у меня что хочешь.
Была одна вещь, уже некоторое время не дававшая мне покоя.
— Почему Франтишка так тебя не любит?
Вздохнув, Бертран провёл пальцами по правому виску, заправляя за ухо прядь белых волос.
— Перестать бы ей устраивать сцены каждый раз, когда мы видимся. Она практически ничего обо мне не знает. Как мало ей нужно, чтобы невзлюбить кого-то.
— Между вами что-то произошло?
— Ничего личного. Просто я отказался от Приглашения.
— Всего лишь?
— Для Франтишки это непростительный грех. Не замечала, какая она набожная?
— Замечала…
Невольно я задумалась о том, как бы отреагировала Франтишка, если бы я тоже отказалась от Приглашения. Хотя она вряд ли бы это застала.
— Слышала про Сен-Тиел? — спросил вдруг Бертран. — Раньше я жил там. Город луны и селенита. Почти полная противоположность Тьярны.
— Почему же переехал?
— Как раз из-за Приглашения. По правде, в Тьярне я оказался случайно. И принцесса Лукия почти сразу положила на меня глаз.
— Она наняла тебя?
Бертран глянул в мою сторону, словно прикидывал, как лучше ответить.
— Я бы сказал, взяла под покровительство.
Вскоре мы въехали в ворота королевской резиденции. Всю недолгую дорогу от парковки я восхищённо осматривалась, пытаясь унять тревогу от грядущей встречи.
Небольшой парк вокруг дворца выглядел по-своему волшебно в тот день, усыпанный зелёной листвой, с белёсыми от инея голыми деревьями и помёрзшими тёмными цветниками. Чарующее волшебство его околдовало и сам дворец. В обрамлении потерявшего краски парка он словно горел, охваченный пламенем медных витых балконов и янтарных орнаментов, сияющих на фасаде так ярко, хотя солнечный свет едва достигал их из-за облаков. Над дворцовыми дверями поблёскивал герб Тьярны: профиль львиной головы, позади которой, точно нимб, расходились золотые лучи.
Бертран сопроводил меня в просторную комнату для приёмов. Я села на краешек обитой голубым велюром софы, стараясь не слишком засматриваться на богатое убранство. Суетливая горничная забрала моё пальто, предложила горячего чаю для согревания, и я согласилась из вежливости, потому что дрожала больше от волнения и вряд ли бы смогла сделать даже один глоток, не поперхнувшись.
— Её высочество скоро подойдёт, — сообщил Бертран и удалился.
В комнате стояли часы. Высокие, с маятником. Качался он медленно, тягуче замирал в конце дуги, будто увязая в плотном воздухе, и тикал почти неслышно, словно боясь нарушить тишину. Когда мне показалось, что прошло уже минуты три, секундная стрелка совершила лишь пол-оборота. Я глубоко вздохнула.
Горничная подала чай, и комната наполнилась лёгким цветочным ароматом. Хотелось попробовать, но руки чуть тряслись и шея задеревенела, отчего я если бы не разбила чашку, то точно могла облиться. Пришлось делать вид, что чай для меня слишком горячий.
Как раз к моменту, когда он должен был достаточно остыть, в комнату вбежала принцесса. Каблучки быстро простучали к софе, и прежде чем я успела подумать о том, что мне стоило бы встать, она затараторила:
— Госпожа Овертон, мне так жаль, что я заставила вас ждать, простите, я совершенно не предполагала, что вы так скоро прибудете, это полностью моя оплошность.
На вид совсем ещё девочка. Она даже немного запыхалась, пока говорила. Голос у неё был тонким и звенящим, как колокольчик.
— Ничего страшного, — растерялась я, чувствуя при этом заметное облегчение.
Вошедший следом Бертран смерил меня строгим взглядом. Наверное, потому что я так и не поднялась с софы. Но принцесса никак не отреагировала на мою невежливость, напротив, успокоенная моим ответом, она улыбнулась и села на диван по другую сторону столика.
— О, подали мой любимый чай. Как удачно, — принцесса радостно хлопнула в ладоши. — Бертран, угощайся тоже.
Он сел рядом с ней. Горничная налила им чай, поклонилась и вышла из комнаты.
Мы подняли чашки и почти синхронно сделали первый глоток. Мягкий цветочный вкус окатил язык, и по телу растеклось тепло. Каждый из нас тихонько и по-своему выдохнул, и я, умилившись, едва сдержала улыбку.
Принцесса была в шерстяном свитере, явно лишнем в хорошо отапливаемом дворце. Платок цвета охры покрывал голову и оборачивался вокруг шеи, пряча под собой волосы и обрамляя кукольное лицо. Белая, точно фарфоровая, кожа, аккуратный носик и большие голубовато-сиреневые глаза, сверкающие подобно самоцветам.
Я перевела взгляд на Бертрана. Что бы он ни говорил про покровительство, рядом с принцессой он смотрелся как настоящий телохранитель. Высокий и суровый, готовый в любой момент защитить её.
Принцесса кашлянула, и я устыдилась того, как бесцеремонно их разглядывала.
— Извините, ваше высочество, если веду себя неподобающе. Я совсем не знаю этикета.
— Что вы, всё в порядке, не волнуйтесь. — Она кашлянула снова. Похоже, дело было в простуде. — Я и сама не очень хорошо знаю этикет. К тому же, сегодня вы моя гостья, поэтому, пожалуйста, ни в чём себя не стесняйте.
— Но я ведь приехала, чтобы всего лишь выполнить ваш заказ.
Принцесса как будто расстроилась.
— Конечно, вы правы.
Она оправила платок, подтянула воротник свитера, поёжившись.
— Тогда, если вы готовы, пройдём в оранжерею?
Бертран проводил нас коридорами и до конца длинной галереи к стеклянным дверям и остался ждать снаружи. Следом за принцессой я вошла в светлую оранжерею, мгновенно окутавшую меня тёплой влажностью, запахом почвы и цветов. Яркая зелень не резала глаз, а лёгкой, воздушной сетью раскинулась вдоль дорожек, где-то цепляясь за потолок, где-то стелясь под ногами. Перед входом лежала открытая площадка, выложенная плиткой, с плетёными диванчиками и столиком.
— Сюда.
Принцесса поманила меня на одну из дорожек, окончившуюся широким тупиком. Вокруг росли розовые кусты, бледные и поникшие.
— Это были любимые розы моей мамы, — сказала принцесса с едва заметной грустью. — Раньше они всегда зацветали в сентябре. А в этом году… Уже почти октябрь, но они только всё больше чахнут с каждым днём, как бы садовник ни старался. Должно быть, им не хватает маминой любви. Но это… знаете, как-то неправильно. Я хочу, чтобы розы продолжали цвести, даже без мамы. Она бы тоже этого хотела.
Слова были излишни. Я молча опустилась на колени и коснулась влажной земли. Закрыла глаза. Чего-то отчаянно недоставало.
— Можно вашу руку?
Принцесса вопросительно наклонила голову, но всё же протянула мне ладонь. Тонкую и хрупкую. Пальцы её были обжигающе ледяными. Я сжала их, трепетно и осторожно, чувствуя на коже покалывающие разряды эмоций принцессы. И магия моя вдруг изменилась. Полилась в землю сама, широким и бурным потоком, точно давно ждала этого. Повинуясь не мне, а воле принцессы.
— Завтра они зацветут, — сказала я с улыбкой, отпуская её руку.
— Спасибо.
Казалось, принцесса тоже ощутила что-то, так изумлённо она разглядывала свою ладонь.
— А вы сможете приехать снова? — Блестящие глаза смотрели на меня с восторгом. — Завтра. Я хочу, чтобы вы увидели, как прекрасны эти розы.
— Ну-у… завтра у меня пока нет дел… — Просьба была неожиданной и оттого неудобной, но отказать принцессе я просто не могла.
— Значит, вас не затруднит приехать?
— Конечно, я приеду, ваше высочество.
— Лукия, — просияла она. — Можно просто Лукия.
Странно было снова приезжать во дворец. Несмотря на свой статус, казалось, я не имела права на пребывание здесь и, тем более, на дружеское общение с принцессой. Но Лукия встретила меня с совершенно детской радостью, одновременно располагая к себе и приводя в растерянность.
Решив довериться внезапному опасению, явно навеянному предостережением Марии, я ничего не рассказала Юлиану о знакомстве с принцессой.
— Смотри, смотри! — восклицала Лукия, ведя меня по дорожке оранжереи. — Они распустились, как ты и говорила!
Приятельский тон, полный доверия, открытый взгляд и абсолютная искренность. Когда мы с Лукией успели стать подругами, было для меня загадкой.
— Смотри, какие огромные!
Розы, и правда, были огромными. Сочные тёмные листья на шипастых стеблях и круглые белые бутоны, каждый размером с раскрытую ладонь. Высокие кусты доходили мне до плеч и почти достигали макушки Лукии. Сладкий, пьянящий запах пропитал воздух оранжереи насквозь.
— Они ещё никогда не были такими красивыми. Очень жаль, что мама не может их увидеть. Знаю, она бы хотела по-особенному отблагодарить тебя, но я совершенно не представляю, как.
— Это ведь моя работа, так что ничего не нужно, — замахала руками я. — Мне уже заплатили…
— Денег здесь недостаточно, — настаивала Лукия. — Будем считать, что я тебе должна. Если понадобится помощь, королевская помощь, смело обращайся. А теперь, раз уж ты моя гостья, идём пить чай со сладостями!
Мы разместились в светлой комнате на втором этаже. Высокие окна выходили к оранжерее, и через вымытые до блеска стёкла падал рассеянный белый свет: солнце светило удивительно ярко в тот день, хотя небо и завесила сероватая пелена.
— Бертран сегодня не с нами? — спросила я, когда горничная подала чай.
— У него другие дела.
— Но большую часть времени он всё равно проводит рядом с тобой?
— Так получается, — посмеялась Лукия. — Его обязанность — сопровождать меня, когда я покидаю дворец или встречаюсь с незнакомыми людьми. Мне не нужен эскорт, если нет никаких потенциальных опасностей.
— Опасностей?
— Это просто фигура речи.
Лукия безмятежно улыбнулась, но интонация, которую она попыталась скрыть, от меня не ускользнула.
— Поэтому ты всё время во дворце?
Её взгляд блеснул удивлением, мгновенно исчезнувшим под прикрытыми веками.
— Я всё-таки принцесса. Меня все знают в лицо. Конечно, частые выходы в город утомляют.
Врать она совсем не умела.
— Это как-то связано с той аварией?
Спрашивать было чревато, но я почувствовала, что Лукия не обидится. Даже наоборот, будет рада поделиться. Что-то в её неумелом увиливании это выдавало.
— Я слышала, что ты тогда серьёзно пострадала от магии. А зная, как она влияет на обычных людей…
Лукия подняла ладонь. Спокойный, исполненный благородства жест.
— Нет нужды продолжать, — сказала она неожиданно официально, но ничуть не холодно. Всё с тем же безоговорочным доверием. — Это правда, что я пострадала тогда. Только пострадай я серьёзно, вряд ли бы сидела сейчас перед тобой. И даже так от нормальных людей я заметно отличаюсь. Прячу волосы, кутаюсь по-зимнему. Я сильно мёрзну с тех пор, легко простужаюсь. И ещё…
Она замолчала недоговорив. В тот момент — то ли свет так упал ей на лицо, то ли Лукия так повернула голову — ресницы её заблестели, точно было посыпаны крошечными кристаллами. Как будто отразив цвет глаз, они казались чуть сиреневыми.
— Знаешь, мне нравилось чужое внимание. Народ Тьярны всегда любил меня.
— Больше не любит?
Лукия смотрела печально.
— Дело не в этом. Тамара… Её величество считает, что мои частые выходы в свет могут счесть за попытки надавить на жалость. Ей приходится нелегко после смерти родителей, в отличие от меня и других сестёр она никогда не была всеобщей любимицей. И точно не собирается поднимать свою репутацию за мой счёт.
— Разве это не хорошо? Она не хочет тебя использовать.
Лукия глубоко вздохнула, сделала глоток чая.
— Её мотивация не столь благородна, как ты думаешь. Использовать меня всего лишь невыгодно. И проблемно. Лучше мне сидеть во дворце и не высовываться лишний раз. Для сестёр я не более чем обременительная ноша, досадное напоминание о прошлом.
— Почему ты так спокойно говоришь об этом?
Она дрогнула. Изумлённое выражение её лица смутило меня. Конечно, я ничего не знала о королевской семье и всё равно посчитала её реакцию неправильной. Что на меня нашло?
— В этом вы действительно похожи. Хорошо, что я доверилась своей интуиции.
Заметив моё замешательство, Лукия улыбнулась. Радостно и преданно, отчего я смутилась только сильнее, спрятала глаза и молила, чтобы щёки не покраснели.
— Я рада, что познакомилась с тобой, Марта. Мы можем видеться время от времени? Правда, у меня не так много возможностей… Но мы можем созваниваться, я дам тебе свой номер…
— Лу? — раздался из-за двери слабый голос, и после негромкого стука ручка повернулась. — Лу, ты здесь?
Лукия застыла, словно бы испугалась. В глазах её читалось беспокойство.
Дверь приоткрылась, и в проёме показалась девушка. Худая и болезненно бледная. Только по янтарному оттенку волос я догадалась, что это была принцесса.
— У тебя гость? — растерянно произнесла она. — Прошу прощения, мне никто не сообщил. Не смею более отвлекать вас.
— Анна! — остановила её Лукия и вскочила на ноги. — Мы скоро закончим, и я приду к тебе, хорошо? Подожди немного.
Анна сдержанно кивнула и прикрыла за собой дверь.
— Что-то случилось? — осторожно спросила я.
Лукия выдохнула.
— Нет. — Она опустилась обратно на софу, потёрла лоб, ослабила платок вокруг шеи. — После аварии Анна никак не придёт в себя. Возможно, это прозвучит странно, но для нас с ней потеря родителей стала куда меньшей трагедией, чем потеря брата. Наверное, потому что с родителями мы не были столь близки. Особенно Анна. Они с Адамом близнецы. Они были неразлучны, как будто пришиты друг к другу невидимыми нитями. А я… для меня Адам был героем. Старшим братом, который всегда поможет и защитит. И таким он оставался до самого конца.
Глаза Лукии увлажнились, но она быстро смахнула слёзы.
— Извини, нам придётся отложить нашу беседу. Я беспокоюсь за Анну.
— Конечно. — Я стыдливо отвела взгляд. — Не нужно было рассказывать мне всё это, если тебе тяжело.
— Нет-нет, не подумай, мне правда хотелось поделиться с тобой. И есть ещё многое другое… Только если тебе не в тягость слушать.
— Нисколько.
Лукия облегчённо улыбнулась.
— Тогда я обязательно приглашу тебя на чашку чая в нашу оранжерею. А теперь… — Она прошагала к двери и остановилась в задумчивости. — Я позову кого-нибудь тебя проводить. Подожди пока здесь.
И, махнув мне на прощание, Лукия скрылась в коридоре.
Когда я уже спускалась на первый этаж следом за горничной, меня окликнули.
— Госпожа Овертон?
Это была Рут. Я шарахнулась в сторону, но, вспомнив наставления Марии, попыталась взять себя в руки.
— Что привело вас во дворец? — спросила Рут и отпустила горничную, сказав, что проводит меня сама. — Слышала, её высочество Лукия интересовалась услугами агентства. Вы выполняли её заказ?
— Д-да.
— Надеюсь, её высочество осталась довольна.
— Очень.
Как и на инспекции, Рут была расположена доброжелательно, и моё волнение медленно отступало.
— Проводить вас до ворот? Если желаете, могу отвезти вас до дома.
— Не стоит… Э-эм, простите, я не знаю вашей фамилии.
— Рыцари не носят фамилий. — Отчеканила она. — Зовите меня просто Рут.
— Тогда и вы зовите меня просто Марта.
Рут медлила с ответом, словно в нерешительности.
— Хорошо, — кивнула наконец она. — Если вам так угодно. Идёмте. Вам не стоит более задерживаться во дворце.
— Почему?
— Её величество Тамара сегодня возвращается с Континентального Совета. Скоро здесь начнётся суета. К тому же, велика вероятность, что её величество будет в дурном настроении. Не хватало ещё вам попасть под горячую руку.
— Рыцари всегда так беспокоятся о странниках?
— В уставе этого не прописано. Но, по моему мнению, любые отношения должны строиться на взаимном уважении. Прошу вас.
Рут распахнула дверь, и я шагнула на улицу. С неба крупными редкими хлопьями сыпал снег. Спрятав ладони в карманах пальто, я поёжилась.
— Не сочтите за грубость, но мне бы не хотелось однажды узнать, что вы чем-то обидели её высочество.
— Вы про Лукию?
Накинув на плечи куртку, Рут раскрыла надо мной неизвестно откуда взявшийся зонтик.
— Её высочеству сейчас приходится очень тяжело, — продолжила она, никак не отреагировав на мой вопрос. — К сожалению, ни её величество, ни её высочество Катерина не оказывают поддержку своим младшим сёстрам. Её высочество Лукия несёт тяжёлый груз. Она не может ни на кого положиться, кроме Бертрана.
Лицо Рут оставалось непроницаемым, но то, как она произнесла имя Бертрана, показалось мне странным. Почему-то она не звала его по фамилии.
— Учтите, я передаю вам эту информацию и прошу ни при каких обстоятельствах не разглашать её. Если же вы желаете продолжить общение с её высочеством, я не стану мешать вам, пока это не приносит ей вреда. Однако не слишком рассчитывайте на содействие.
— Почему вы говорите всё это? — недоумевала я. — Почему мне?
Рут направила на меня долгий взгляд. Не пристальный и не изучающий. Обычно так смотрят, когда просят довериться, когда хотят развеять сомнение, но не могут подобрать нужных слов. Парк, дворец за спиной, даже нас двоих обесцветило снегом. И в этой всеобъемлющей тусклости глаза Рут светились тёплым зеленоватым светом.
— Вы хороший человек, Марта. Вероятно, вы подумаете, что ещё рано судить об этом, ведь мы едва знакомы. Но чтобы стать достойным рыцарем, нужно уметь разбираться в людях. Поэтому я уверена в своём суждении.
Мы остановились у поста охраны. Створки ворот медленно разъезжались. Повернув на них голову, Рут как будто о чём-то задумалась.
— Жаль, что однажды мы с вами простимся, — услышала я. И слова эти мне совсем не понравились. — Берегите себя.
Домой я вернулась с туманом в голове и до самого вечера просидела в гостиной под тихое бормотание телевизора. Юлиан ничуть не удивился моему состоянию, лишь понаблюдал немного, прежде чем запереть входную дверь.
— Ты когда-нибудь думал о том, что мы можем однажды расстаться? — спросила я, когда он подошёл ближе.
— О чём ты?
— Однажды я могу уйти отсюда навсегда.
Юлиан растерялся. Поскрёб поросший щетиной подбородок, смотря куда-то мимо меня.
— Разве ты не собиралась отказаться от Приглашения?
— Я пока не решила.
Уставший после долгого рабочего дня, он тяжело опустился на диван, на неубранную постель. С тех пор, как ко мне начала возвращаться память, Юлиан разрешил мне кутаться в его одеяло. Чтобы я не чувствовала себя одиноко.
— Во всяком случае, это произойдёт нескоро. С чего ты спрашиваешь о таком сейчас?
— Прости. Не хотела тебя расстраивать.
— Всё в порядке. Если у тебя был плохой день, лучше поделись своими переживаниями.
— Плохой день, да? — Я глянула в окно: снег прекратился, облака растаскивало. — Не сказала бы. Просто мысли грустные отчего-то.
Молчание в компании Юлиана всё ещё было непередаваемо прекрасным. Словно летний ветерок, ласкающий щёки. Закрой глаза — непременно его почувствуешь. Казалось, я могла бы многие часы сидеть так, бок о бок с ним, не говоря ни слова. И всё же беспричинная тревога не давала мне покоя.
— Твоя семья… В каких вы отношениях?
Юлиан усмехнулся.
— Раньше ты почти не интересовалась моей жизнью. Что же изменилось?
— Ты сказал, что любишь меня.
Он дрогнул. Набрал в лёгкие воздух, но решил промолчать.
— Разве плохо интересоваться тем, кто к тебе неравнодушен?
— Нет, — улыбнулся Юлиан. — Просто мне уже давно не задавали подобных вопросов. Да и рассказать мне нечего.
— Про школу ты говорил то же самое.
— Но это правда. Вся моя семья — это родители, и мы уже давно не общаемся.
— Вы не ладите?
— С ними… сложно.
— С родителями так всегда, в большей или меньшей степени. Конечно, необязательно поддерживать с ними отношения, но… всё же, они наша семья. Нечто настолько важное…
— Знаю. Но ничего не могу с собой поделать.
Взгляд его исполнился сожалением. Вздохнув, Юлиан погладил меня по волосам, приобнял за плечи. Сердце вдруг бешено заколотилось.
— Как твои воспоминания? Не беспокоили больше? — тихо спросил он над моим ухом.
— Нет, — так же тихо ответила я, оцепенев.
— Вот и славно.
Притянув ближе, Юлиан поцеловал меня в висок. Нежно, почти по-отечески. Отпрянул, проведя тёплой ладонью по моей спине, встал на ноги.
— Займусь ужином. Ты же ещё не ела?
Я мотнула головой, что-то невнятно промычав. Он лишь ещё раз улыбнулся.
Оставшись в гостиной одна, я сжалась в клубок, унимая мелкую дрожь, успокаивая сердцебиение. Знакомое волнение. Но оно уже не было приятным, как раньше.
Если бы я знала причину своей тревоги, то выдрала бы её с корнем. Если бы могла, то забыла бы жестокие слова, произнесённые Марией в этой самой гостиной. Что угодно, лишь бы не страдать из-за него. Только не из-за него.
Одна мысль о том, чтобы однажды расстаться с Юлианом, заставляла меня содрогаться. И одновременно совесть напоминала о себе. Коварно шептала изнутри моей головы, что я уже оставила кого-то в своём мире. Родных, друзей. Того, кто занимал особое место в моём сердце. Почему я поступила так жестоко?
И жестоко ли?
Потерянные воспоминания о моих последних днях. Они держали меня в страхе перед ответами, что хранились в них. Но без этих ответов я больше не могла продолжать.
Поэтому, сжав кулаки и стиснув зубы, я позволила своей памяти вернуться.