Она ясно ощутила нетвердость своей походки, как бывает в состоянии опьянения. Она качнулась, ее поддержали. Ей было уже все равно и мелькнула мысль: "Что они со мной сделают, если я сяду прямо здесь, сами же виноваты... мне уже безразлично", и тотчас же почувствовала, что с нее снимают одежду.
Она не сопротивлялась. Она дала себя раздеть на ходу и почти не стеснялась, когда с нее на ходу же содрали туфли, колготки, трусики, зачем-то лифчик.
Брошенная, растоптанная одежда осталась сзади, Винченца почти теряла сознание, а ее все вели. Как это невыносимо!
Наконец-то голос Морони произнес: "Здесь можно", - она чуть-чуть успокоилась от того, что это был все-таки он, не чужой, а потом услышала удаляющие шаги. Глаза ее все еще были завязаны.
Превозмогая стыд и страх, она присела и... ей сразу стало легче. Кругом царила полнейшая тишина.
Раздосадованная и удовлетворенная, она сорвала с глаз повязку.
Яркий дневной свет ударил ей в лицо.
Она обнаружила себя в огромной современной, а вовсе не древней, средневековой или пещерой зале, а в центре которой был на деревянном полу вкраплен мраморный круг. На этом кругу лежала большая красная тряпка, на которой все и произошло. По кромке круга сидели в креслах элегантно одетые современные люди, которые, судя по всему, и организовали всю эту комедию.
Здесь были только мужчины.
Никто из них не улыбался, лица их были бесстрастны, они хранили молчание. Морони среди них не было. В двух шагах от Винченцы стояло пустое кресло, к которому она, голенькая, и шагнула. На кресле лежала ее одежда, туфли, сумочка, про которую она забыла. Винченца, молча, глотая слезы, оделась и так же молча направилась к двери. Никто не остановил ее, не позвал, ни одним жестом не выдал ни сочувствия, ни участия.
Дверь распахнулась перед ней, она прошла теперь уже освещенным коридором еще к одной, и когда та отворилась, вдруг оказалась на улице. И там почти тотчас же перед странным домом, где она только что побывала, Винченца увидела Морони, который как ни в чем не бывало, курил за рулем своего "феррари".
Винченца взглянула на него и не знала, что сказать. Не найдя слов, она повернулась и пошла по улице, не задумываясь над тем, сон с ней только что приключился, или это было наваждение.
Морони вышел из машины, догнал ее и взял за плечи. Она не сопротивлялась, но снова ничего ему не сказала. Морони посадил ее на сиденье. Сумочка вдруг стала мешать ей, она отчего-то потяжелела.
Винченца раскрыла ее и увидела пакет. Это была пачка фотографий ритуала, в котором она только что участвовала и в котором, как ей показалась, оскандалилась. В том же пакете она нашла и деньги. Денег было много: четыре миллиона лир.
Как ни было ей тоскливо, она сообразила: Морони держит слово, на эти деньги уже теперь можно купить старенькую машину.
Морони молчал. А она не заговаривала первой. Снова достала фотографии, чего уж там, теперь все равно, и стала рассматривать.
На одной из них, где она присела в центре белого круга и которую, с ее точки зрения, вполне можно было и не делать, ее внимание привлекла красная тряпка. Приглядевшись, она увидела, что это никакая не тряпка, на тряпке не бывает символики, а здесь она была.
Винченца поняла, что это - Государственный флаг Советского Союза.
- Теперь, - наблюдая за ней, сказал Морони, - вы наша. Не бойтесь, мы будем вам незримо помогать, а жить, быть смелой и умной, вы будете сами. Из этой жизни каждый старается взять побольше. Но теперь, когда вы знаете, что у вас есть защитники и покровители, вы не будете бояться ваших поступков.
И Морони резко взял с места.
А глупенькая Винченца так и не поняла, что с ней произошло.
И не хотела понимать даже тогда, когда Морони расспрашивал ее про знакомых, или когда он с кем-то договорился, чтобы университетский диплом ей вручили на год раньше положенного, или когда он же сделал ей визу для многократных поездок в Советский Союз.
Да и зачем обо всем этом было думать и понимать? Ведь солнце было по-прежнему ярким, зелень все такой же изумрудной, а каштаны в сахаре для Каролинки появлялись в доме чаще, - теперь были деньги, чтобы их купить.
I. КОРАБЛЬ ШПИОНОВ
Глава 1. Наш Герой приходит к полковнику
Постановление о возбуждении уголовного дела
24.12.1985г., Москва
Генеральный прокурор Советского Союза ССР, рассмотрев материалы, поступившие из МВР СССР, постановил:
1. Возбудить уголовное дело по факту ограбления Государственного банка.
2. Сформировать следственную группу, включающую оперативных и следственных работников МВД СССР, Прокуратуры Союза ССР, представителей союзных республик, заинтересованных ведомств. (Приложение No1).
3. Руководителем назначить следователя по особо важным делам старшего советника юстиции, полковника внутренней службы Н.К. Нестерова.
Генеральный прокурор Союза ССР
В то время, когда следователь по особо важным делам полковник Нестеров сидел дома в исподнем, в любимом кресле, нога на ногу, как говорят: "накачивая черта", и в ожидании вкусного ужина с упоением читал вслух, ему помешали.
Помешал ему не начальник телефонным звонком, призывающим на службу, и не дети, редко видящие папу дома и поэтому еле удерживающие себя, чтобы не мешать ему в эти драгоценные минуты отдыха, и не жена, хотя ее мешание, выражающееся в приготовлении очередного кулинарного шедевра, быть может, с удовольствием и отвлекло бы его от часто перечитываемой книги. Его оторвал приятель.
- Привет, родной, - стараясь придать своему лицу выражение возможно большой приязни, открыв дверь и отступая в глубь квартиры, сказал следователь и добавил никчемное:
- Как жизнь?
- Спасибо, неплохо, - заявил гость, не в шутку раздеваясь и снимая обувь, что свидетельствовало о его серьезных намерениях провести вечер вместе с семьей полковника, - вот зашел к вам...- тут ему, видимо, показалось что-то особенное в лице супруги Нестерова, хозяйки дома, вышедшей в прихожую, и он счел своим долгом добавить: "Но я могу и в другой раз", однако, смалодушничал, надел тапочки.
За столом добрейшая Анна Михайловна, приготовившая любимые блюда столь редкого гостя в доме - мужа, не обошла вниманием и пришельца, а читателю следовало бы знать, что именно он является Нашим Героем (НГ), объяснил свое появление не дежурной фразой о смертной скуке вдали от старых друзей и не тем, что жизнь закрутила, и не возрастом, который уже почти подкрался, и он поэтому плохо переносит одиночество, а самым простым:
- У меня к тебе дело.
И Николай Константинович вынужден был, печально поглядев на жену и детей, сына Вовку и восьмиклассницу Верочку, на зеленевший экран телевизора и недочитанную книгу, автоматически повинуясь своей природе человека отдающего, уединиться с гостем в кабинете.
- Слушай, старик дружески сказал ему Нестеров, - неужели не мог позвонить, что за фокусы, я сегодня только приехал.
- Ну, извини, - ответил ему лениво журналист, - виноват, но я пришел к тебе сегодня потому, что потом тебя уже не достанешь. Ты ведь вел дело по ограблению банка.
Дальше, - с неудовольствием сказал Нестеров, давая понять, что не выносит, когда лезут в его работу, пусть даже и близкие друзья, даже коллеги из отдела... того самого, который несколько лет спустя, после разгрома Политического управления стал именоваться Отделом общественных связей МВД и на базе которого была открыта газета "Всероссийские юридические вести", в которой, кроме НГ, еще обретался уже знакомый читателю Моисеев.
- Старик, я первый на очереди, добро? Мы ведь тебя всегда поддерживали.
- А что же ты хочешь?
- Конечно же, написать обо всем этом, тебя ведь прославлю, забыл, что я не раз уже тебе доказал, что имею право быть возле великого Нестерова скромным доктором Ватсоном.
- И что же я должен сделать?
- Рассказать, и как всегда, чуть-чуть, остальное я придумаю.
- Ты сперва сам мне скажи две вещи.