-- О'кэй! -- сказал я.
-- Знаешь, почему ваш великий Маяковский мало известен у нас? -спросил Адам.
-- Переводить сложно, -- сказал я.
-- Нет! Он написал в "Бруклинском мосту": "Отсюда безработные кидались в Гудзон вниз головой". А они кидались в Ист Ривер, потому что мост, именно через Ист Ривер, а не через Гудзон. И мы ему этого никогда не
забудем. Разве ты простил бы мне, если бы я поставил Василия Блаженного на место Исаакия? -- ядовито объяснил Адам и повернул по авеню Америки направо. Мне же казалось, что Метрополитен музей должен быть по левой руке. Ночью я внимательно проглядел планы Нью-Йорка, и штурманская память теперь все время работала впопад и невпопад, она не выключалась.
-- Мы не туда зарулили, -- сказал я. -- Метрополи-тен слева.
-- Не может быть! -- воскликнул Адам. -- Пэн, дорогая, ты как думаешь?
-- Разбирайтесь сами! -- заявила Пэн, переходя на французский.
-- Значит, Маяковский спутал реку с протоком и это ему никогда не простится? -- спросил я, гордясь в душе тем, что знаю, что Гудзон и что Ист Ривер, и потому в этом вопросе длиннее Маяковского.
-- Дружище, ты прав! Нам в обратную сторону! --согласился Ад. -- Боже, куда они лезут?! Боже, наши пешеходы самые неожиданные в мире! Какое удовольствие ездить по Австралии!
-- Нет, лучше всего по Новой Зеландии, -- сказала Пэн. -- Осторожнее -собака!
Ад затормозил перед бесхозной собакой на 47-й стрит. Собака была дворняга, черная с белыми ушами. Она немного покружила на перекрестке, потом уселась на проезжей части. Полторы сотни автомобилей остановились и загудели. Дворняга если и нервничала, то чуть-чуть. Она, сидя, повиливала хвостом и крутила головой. И все водители продолжали сидеть на своих местах, в своих карах и возмущенно крутить головами, но никому не приходило в голову вылезти и прогнать собаку.
-- Ад, вылези и прогони собаку! -- сказала Пэн.
-- Почему бы тебе не размяться самой, дорогая? -- спросил Ад.
-- Давайте, буржуи, я вылезу, -- предложил я.
-- Нет-нет! Ты наш гость! -- сказал Ад, ревя клаксоном.
С правой стороны перекрестка также ревел огромный "форд". За его рулем сидел хилый юноша лет пятнадцати.
-- Он напичкан наркотиками, -- сказал Ад, -- как Наполеон был напичкан идеями. Вот вылезешь, чтобы
прогнать собаку, а он тебя и переедет! Потому-то я и не могу разрешить такое дело гостю.
-- Почему же ты посылал на такое опасное дело Пэн? -- удивился я.
-- Просто он знал, что я скорее соглашусь здесь ночевать, чем вылезу! Я ленивая женщина, -- объяснила Пэн, задирая коленки на приборную доску. Боже, какие у нее были коленки! Я даже перестал глядеть на собаку. Адам это заметил и сказал:
-- Хорошо, что Пэн не делает из этого дела кремлевских тайн, как ты находишь?
-- Давай не будем о политике, -- сказал я.
-- Ад хотел сказать про мадридские тайны или про бамбуковый занавес, да, Ад? -- поправила Пэн, смягчая углы.
К сидящей на перекрестке собаке подбежала еще собака. Сидящая собака, ясное дело, вскочила, и они начали обнюхиваться. А с тротуара к ним рвалась третья собака, но ту хозяйка крепко держала на поводке.
-- И ни одного полицейского! -- воскликнул Ад. --Когда-нибудь собаки нас погубят! Я знаю людей, у которых уже по десять собак! Ты читал мой роман "Четверг верхом на понедельнике"? Прости, дружище! "Четверг верхом на мотоцикле"?
-- Кажется, нет, но название мне нравится, -- сказал я.
-- Название придумала я, -- сказала Пэн. -- Не гуди больше, Ад, они привыкли, а у меня заложило уши.
Собаки действительно совсем не реагировали на вой вокруг. Так чайки плевать хотят на туманные вопли буя и умудряются спать, сидя верхом на нем.
-- Что ты собираешься купить своей любимой? -- спросил Адам.
-- Шубку за двадцать пять долларов, -- сказал я без колебаний, так как предварительно обсуждал этот вопрос с матросами-товароведами.
-- Это не самая дорогая шубка, -- заметила Пэн. -- Из чего она?
-- Из дерибаса, -- сказал я.
-- Наверное, это новый материал, -- сказала Пэн. -- Я еще про такой не слыхала. Где они продаются?
-- Угол Хюстон-стрит и Первой авеню, -- сказал я. --Польские и еврейские лавочки.
-- Великолепно! -- воскликнула Пэн и захлопала в ладоши. -- Я так давно хочу забраться куда-нибудь в катакомбы. Едем за шубкой! Нечего нам делать в Метрополитен!
Собаки наконец убежали с перекрестка, и машины рванулись вперед, напрыгивая друг на друга.
-- Пэн, дорогая, куда это мы приехали? -- через минуту спросил Адам. -И почему тут так много разных красивых флагов?
-- Это Организация Объединенных Наций, дорогой, -- объяснила Пэн.
-- Не может быть! -- воскликнул Адам.
-- Мы здесь первый раз с тобой поцеловались, -- со вздохом сказала Пэн. -- Это было девять лет назад. Здесь нью-йоркские влюбленные традиционно назначают свидания, -- объяснила она мне.
Магазинчики вдоль Хюстон-стрит вывернули свои желудки наизнанку и положили на тротуары, чтобы ловить покупателей. Так ловит неосторожную живность кишечно-полостный моллюск. Хозяева тянули к прохожим щупальца порнографических картинок, высохших фломастеров, гипсовых мадонн, стеклянных Чаплинов, пышных связок лука из синтетики, можжевеловых венков, подгнивших от долгого лежания на свежем воздухе ботинок, джинсов по доллару и рождественских открыток с голубками и ангелами.
Мы вошли в магазинчик, на дверях которого было написано: "Покупай! Дешево даю!"
Хозяин почуял необычных покупателей и скользнул навстречу.
-- Мистер, моему другу нужна шубка, -- перешел Адам на английский. -Какой размер у твоей любимой, дружище?
-- О! Здесь говорят русски! -- заявил хозяин. Прошу вниз, уведу подпол, там тихо, будет любой выбор, шубы великолепны, здесь берут все торгпреды -для своих начальников за океаном, отличный товар! Всего тридцать долларов штука!
-- Это и есть дерибас? -- спросила Пэн, она уже накидывала себе на плечи рыжую шубку с гусарскими ментиками.
-- Да-да! -- сказал я, делая Пэн страшные глаза.-- Ад! -- шепнул я. -Ради бога! попроси Пэн молчать! Пусть она здесь молчит, как рыба! Только объясни ей это на каком-нибудь малайском...
Он что-то сказал жене на непонятном языке. И Пэн послушно приложила пальчик к губам.