Гетман Жолкевский, внимательно следящий за избиением запорожцев, коротко подозвал Михая:
— Посылайте конных черкасов, пусть выручают товарищей. А заодно и татар с венграми — пора бы им уже отработать свои деньги!
Михай, поспешно кивнув, ринулся выполнять приказ польного коронного гетмана. Со Станиславом же поравнялся Сапега-младший, чье узкое, вытянутое лицо как побледнело после отповеди Жолкевского, так и сохранило неприятный землистый цвет:
— Не слишком ли расточительно терять столь много казаков в обреченной на провал атаке? Почему бы сразу не прикрыть их хотя бы легкой кавалерией?!
Польный коронный гетман недолго пожевал губами — после чего нехотя ответил:
— Один из черкасских таборов взбунтовался под Смоленском и перешел на сторону москалей. Притом, что казаков в нашей армии было практически столько же, сколько и людей в кварцяном войске круля Сигизмунда, эта измена была весьма опасна… Особенно после недавнего восстания Наливайко, что мне выпала честь подавлять! Но опасна лишь до сего часа — теперь же между московитами и черкасами пролита целая река казачьей крови; отныне они будут драться с русинами предельной жесткостью и стойкостью. Так что не жалко… Крови хлопов не жалко, это допустимая жертва. Зато отборные реестровые полки уже не задумаются об измене…
Ян Петр, выслушав польного коронного гетмана, лишь плотно сжал губы. План Жолкевского нельзя было назвать безумным или даже просто глупым. Действительно, жизни хлопов взамен на верность реестровых казаков, во время восстания Наливайко изменивших королю…
Не такая, в сущности, и высокая цена.
Михаил приказал горнисту играть сигнал к отступлению — но увлекшиеся преследованием и рубкой черкасов дети боярские в большинстве своем его не услышали, удалившись от позиций московской рати на приличное расстояние… Или же просто не пожелали подчиниться. Так или иначе, отступать вскоре стало поздно: легкие венгерские гусары вполне могли догнать детей боярских — ровно, как и татарские конные лучники.
С другой стороны — легких всадников, бросившихся на помощь запорожцам, оказалось не так и много. Так чего показывать спину?! Потому обменявшись с татарами и конными черкасами градом стрел, дети боярские (чьи бахтерцы и стеганные тегиляи лучше всего подходят именно для защиты от обстрела), сошлись с ворогом накоротке… Полетели наземь срубленные ловкими ударами московских ратников татары и запорожцы — если «сирома» последних отлично воюет в пешем строю, то конными чего-то стоят лишь реестровые панцерии…
Однако схватка с венграми сложилась для детей боярских совсем иначе.
Чем отличается венгерский гусар от польского? Полным отсутствием брони, а заодно и «крыльев» (впервые появившихся у турецких всадников-дели). Мадьяры облачены лишь в полурасстегнутые на груди кафтаны, оставляющие свободной правую руку — а защищены только легким, но довольно широким щитом-тарчем… Зато роднит ляхов и венгров наличие копья как обязательной составляющей воинской зброи!
Вот в копье мадьярские гусары и ударили…
К этому моменту дети боярские успели разрядить все свои пистоли, уже не успев их перезарядить; венгерских гусар бросились встречать немногие всадники, имеющие собственные копья — остальные же приняли натиск мадьяр с одним лишь клинком в руках… Умелый наездник способен встретить конного копейщика, послав коня влево — и ударом сабли по древку отклонить наконечник пики в сторону! Чтобы после, крутанув клинок кистью, полоснуть им уже по шее ворога, вдогонку… Вот только если конные копейщики летят навстречу плотным кулаком, стремя к стремени, от вражеской пики деться просто некуда.
Что и успели прочувствовать на себе дети боярские, попавшие под удар мадьяр — и опрокинутые ими практически на всей линии вражеской атаки…
Впрочем, успех мадьяр был временным; атакуя в центре, они потеснили русичей — но в тоже время крылья их угодили под плотный обстрел конных лучников. А после, когда венгерские гусары неминуемо замедлились, потеряв разгон, с обоих флангов на врага навалились жаждущие мщения дети боярские, избежавшие вражеского тарана! В ближней же схватке сабля на саблю русичи оказались куда как искуснее королевских наемников…
Но не успела еще завершится схватка легких всадников по центру поля боя, как гетман Жолкевский бросил в атаку многочисленную, хорошо вооруженную, а главное — весьма искушенную в рубке шляхетскую кавалерию! Словно опытных игрок в шахматы, шаг за шагом, он надеялся уничтожить кавалерию кесаря, лишив его значительной части войска — при этом уже не подставляя под удар элиту польской армии, крылатых гусар.
Однако же вновь отчаянно взревели трубы в тылу детей боярских — и на сей раз московские ратники подчинились приказу кесаря, выйдя из схватки с гусарами, да оттянувшись к проходам в линии острожек. А уставшие от рубки венгры, потерявшие более половины воинов, ровно, как и чуть опоздавшие к сече шляхтичи бросаться вдогонку московитам не рискнули.
Пример неудачной атаки крылатых гусар еще стоял перед глазами ляхов…
Гетман Жолкевский вошел в королевский шатер, после чего с легким поклоном поклонился Сигизмунду. Еще бы ему, ветерану войн самого Батория, гнуть спину перед этим шведом! Впрочем, последний был рассержен отнюдь не сухим приветствием своего польного коронного гетмана — и сразу же, с неудовольствием вопросил:
— Пан Станислав Жолкевский уже разбил московитов Скопина-Шуйского?
Польный гетман же, разглядев у подножия походного переносного трона круля Сапегу-младшего, понятливо усмехнулся:
— Нет. Но завтра, уверен, я добуду победу.
Ваза окатил своего полководца ледяным взглядом:
— И каким же образом? Вновь угробив полторы тысячи крылатых гусар? Или еще больше? В конце концов, легкой кавалерии и большей части черкасов у нас отныне нет! Кем собрались жертвовать для очередной «победы», пан Станислав?!
На последних словах Сигизмунд едва ли не сорвался на крик, но Жолкевский ответил с невозмутимым лицом — и столь же невозмутимым, спокойным тоном:
— Ваше величество, завтра в бой пойдут полки реестровых казаков. Они жаждут мщения за соратников и более не допускают мыслей о тайных переговорах с московитами. Еще под покровом ночи мы подтянем к острожку, прикрывающему правый фланг армии московитов, всю нашу артиллерию, а с рассветом начнем обстрел укреплений. Одновременно с этим среди деревьев вблизи острога расположатся лучшие стрелки из числа реестровых казаков со штуцерами — они будут выбивать орудийную обслугу московитов… Когда в стенах острога образуются достаточно широкие бреши, в бой пойдет один из казачьих полков. Как все мы знаем, реестровые казаки — отличные, умелые в бою пешцы! Их натиск будет достаточно сильным, чтобы враг бросил в острог подкрепление — и тогда уже мы введем в бой второй полк реестровых.
Жолкевский прервался, чтобы перевести дух — и гетман остался вполне доволен тем, какое впечатление произвела на короля и сановник его речь, после чего продолжил:
— Безусловно, это будет тяжелая сеча, и быть может, мы и не добьемся победы на этом участке атаки. Но главное — казаки оттянут на себя все резервы московитов, в то время как еще два полка реестровых черкасов нанесут удар по острогу на левом крыле войска кесаря! Мы не сможем так быстро перебросить артиллерию на противоположный фланг, а потому уже сегодня займемся подготовкой должного числа штурмовых лестниц. Кроме того, запорожцам мы передадим весь имеющийся запас ручных фитильных гранат, что позволит запорожцам быстро занять укрепление противника… Там, где быстрее всего мы добьемся успеха, там введем в бой и оставшийся резерв пехоты — уцелевших хлопов и немецких наемников. Их атака позволит не только закрепиться в захваченных острожках, но и ударить по вражеской пехоте, контролирующий ближний проход… Наконец, когда он будет расчищен, мы сможем бросить в атаку реестровую панцирную кавалерию, и в последнюю очередь — гусар. Когда прорыв обороны войска Скопина-Шуйского станет очевиден, и противнику останется лишь спасаться бегством… Так или иначе, наши шансы на успех весьма высоки.
В конце своей речи Жолкевский уже гораздо более учтиво склонился перед крулем — и последний, весьма впечатленный планом гетмана, только и нашелся, что сдержанно похвалить его план:
— Что же… Весьма разумно, пан польный коронный гетман… Дайте войску отдых — после чего добудьте, наконец, победу!!!
…Второй день битвы начался для Михаила Васильевича задолго до рассвета — с доклада взволнованного Джока Лермонта, дежурного офицера его телохранителей, не побоявшегося прервать беспокойный сон кесаря:
— Ваша милость! Казачий дозор заметил приближение врага к засеке на правом крыле. Запорожцы — реестровые, и в большом числе! Сближаются с острогом донцов; кроме того, замечено движение и иных сил врага по направлению к острожку.
Михаил, еще не успевший даже толком раскрыть глаза, поспешно выпалил:
— Коня! И сотню детей боярских на разведку!
Сказано, сделано: для быстро облачившегося в доспех кесаря привели вороного жеребца, в то время как дежурная сотня детей боярских уже выдвинулась на разведку… Встреча русской кавалерии и польских пушкарей, следующих под охраной запорожцев, оказалась неожиданной для обеих сторон — казаки чересчур близко подпустили к себе московских ратников, прежде, чем отогнать их дружным залпом! Но и последние успели разрядить во врага имеющиеся пистоли… Главное же — что обе стороны обозначили себя плотным огнем, дав трем бодрствующим расчетам донцов целеуказатель. После чего последние принялись довольно точно класть первые ядра по только-только разворачивающим свои орудия польским артиллеристам…
Первые же громовые раскаты пушечных выстрелов разбудили, как кажется, оба лагеря противоборствующих сторон — и уж точно острожек донцов! В котором против трех десятков орудий противника нашлось два десятка «девятипядных пищалей»… Вначале донцы и приданные им пушкари открыли огонь железными ядрами. Но получив первый ответный залп, начали быстро нагревать свои снаряды — дабы стрелять уже калеными ядрами, более всего опасными для пороховых запасов врага…
Одновременно с тем казаки ударили из острога — ударили в сторону леса, потому как дозор сообщил о значительном отряде черкасов, занимающих дубраву у засеки. И тут же зачалась яростная сеча между донцами и реестровыми запорожцами — да не на жизнь, на смерть! Но последовавшие на вылазку обороняющиеся вооружились саблями да пистолями — в то время как черкасы с их винтовальными пищалями пропустили приближение донцов в густых, едва сереющих предрассветных сумерках… А потому не сумели и воспользоваться преимуществом точного и дальнобойного оружия, что должно было пригодится им лишь при свете солнца! В итоге же казаки из острога получили ощутимое преимущество в ближнем бою, расстреливая запорожцев в упор из пистолей… И в рубку они полезли с явным остервенением, зная за собой правду ратников, защищающих Родную землю и Православную веру!
Вскоре же самые опытные стрелки черкасов, вооруженные дальнобойными штуцерами, откатились к опушке леса, не получив своевременной помощи — в то время как донцы, собрав богатые трофеи, а заодно и тела своих павших, оттянулись обратно к острогу. К Михаилу Васильевичу был отправлен гонец с донесением — но кесарь, разгадав план противника, сам использовал против гетмана его же задумку. И вскоре к донцам из числа защитников острога, вооружившихся трофейными винтовальными пищалями присоединился и отряд казаков со штуцерами, заранее подготовленный великим князем.
А уж отстреливать вражеских пушкарей точными выстрелами со стен острога куда как сподручнее…
Противостояние пушкарей было недолгим — и длилось не более двух часов в общей сложности. За это время ляхи успели пробить лишь две небольшие бреши в кольях острога… И потерять более половины обслуги артиллерийских нарядов от точных выстрелов из трофейных же польских штуцеров!
В конце же схватки азартно пристрелявшиеся по врагу московские пушкари вложили каленое ядро в бочонок с порохом, мгновенно подорвав его — а заодно и пару-тройку других бочек, лежащих совсем рядом! Бахнуло знатно, выбив свыше дюжины ляхов из обслуги, да разбив еще три орудия…
Гетману Жолкевскому оставалось лишь кусать локти от отчаяния, когда его неплохой с виду план пошел прахом — но все же, стараясь держать марку, он отдал приказ второму корпусу пеших реестровых казаков атаковать на левом фланге московского войска… Надеясь просто на чудо.
И ведь в какой-то момент боя казалось, что чудо реально возможно…
Приближающихся к острогу запорожцев встретил вал огня — по черкасам залпами палили сотни донцов, открыл плотный огонь артиллерийский наряд защитников, по мере приближения противника перешедший с ядер на картечь. И все же — все же казаки, ведомые то ли ненавистью к москалям (не отличая донцов от москвичей или, скажем, новгородцев), то ли желанием отомстить за потери, то ли демонстрируя свою удаль… Короче, несмотря на огромные потери еще на подходе к острогу, запорожцы добрались до его рва, протиснувшись сквозь надолбы!
Штурмовые лестницы черкасы приставили к стенам прямо через ров — надо сказать, все же не очень широкий… А по защитникам острога накоротке открыли плотный залповый огонь реестровые стрельцы противника. Наконец, на стены полетели и фитильные гранаты — собравшие среди донцов самую кровавую жертву… В какой-то момент большая часть южной стены острога осталась и вовсе без защитников, что позволило черкасам даже ворваться в укрепление!
Но кесарь Михаил не был бы столь славен, как полководец, если бы позволил врагу развить успех. Пятьсот стрельцов из резервного приказа Давыда Жеребцова, ведомые лично воеводой, ворвались в острог — и смели первыми же залпами всех запорожцев, кто успел проникнуть внутрь! После чего воспрянули духом и уцелевшие донцы, вновь поднявшись на южную стену вместе со стрельцами… К тому моменту гранаты у врага уже кончились, и развивать столь успешно начавшуюся атаку они не могли. Окончательно же черкасов сломал картечный залп десятка вертлюжных пушек из ближнего редута, кои поставили на сани и подкатили к самым надолбам у стены острожка…
Запорожцы беспорядочно покатились назад, и… Никто не пытался атаковать их кавалерией — ибо в этот раз гетман вывел вперед и панцериев, и крылатых гусар в надежде, что кесарь попытается отогнать реестровых казаков контратакой детей боярских или рейтар. Нет, кесарь не попытался… Совершенно отчаявшийся Жолкевский, коему изменила выдержка, был готов послать в самоубийственную атаку гусарию, в надежде, что она опрокинет наемников у противоконных рогаток! Видимо подзабыв, что именно проходы в линии заграждений московитов наиболее пристреляны…
Но польный коронный гетман не успел отдать рокового приказа: его срочно вызвали в королевский шатер на военный совет. Уверенный, что на совете его подвергнут критике и снимут с должности командующего, Станислав ворвался внутрь, разъяренно взъерошив усы — но дерзкие, обличительные речи в сторону интригующего против него Сапеги-младшего застыли в горле, когда он увидел скорбные лица собравшихся.
— Что случилось?!
Все молчали несколько мгновений, прежде, чем Ян Петр негромко заговорил:
— Прокопий Ляпунов, следующий с юга с рязанскими служивыми людьми, в последний момент обошел Москву не с востока, а с запада. Теперь его отряд находится в нашем тылу.
Станислав удивленно поднял брови — но прежде, чем он что-либо успел сказать, Сапега продолжил. Еще более глухим и надтреснутым голосом…
— Увы, это не все. Самозванец…
Тут голос тушинского «гетмана» дрогнул — видно вспомнил, что еще недавно величал этого самого самозванца «царем»!
— Самозванец, покинув Калугу при нашем приближении, вновь вернулся в нее, выбив гарнизон полковника Лещинского. Однако же, как только объявился Ляпунов, часть донских казаков и ратников лжедмитрия пошли против «царька». Говорят, что Скопин-Шуйский послал в стан самозванца своих лазутчиков, надеясь переманить колеблющихся на свою сторону, обещая помилование. Их якобы схватили и хотели казнить — но тут под Калугу явился отряд какого-то стрелецкого сотника, вначале заявившего готовность служить «царевичу Дмитрию»… Но после гласно назвавшего себя посланником кесаря — лично видевшим, как Дмитрия убили в Москве четыре года назад! Также он гласно заявил, что от лица Скопина-Шуйского дарует прощение всему прежнему воровству, коли кто из раскаявшихся готов послужить Отечеству и помочь Ляпунову разбить нас… Короче, у Прокопия теперь не менее семи тысяч детей боярских и казаков, и он уже заходит к нам в тыл.
— Что польный коронный гетман предложит, исходя из указанных обстоятельств?
Впервые голос подал король Сигизмунд — и Жолкевский, уже успевший немного прийти в себя и остыть, с непритворной горечью ответил:
— Ваше величество, да простятся мне эти слова… Я не могу победить Скопина-Шуйского на столь сильной позиции, как и выманить его за надолбы. Притворное отступление… Этот полководец не позволит себя обмануть. Пока я не вижу возможности победить и не имею в голове плана, как прорваться за надолбы и опрокинуть московитов, не потеряв при этом все наше войско. И если кто готов принять на себя командование, я тотчас уступлю свое место этому человеку…
Как и ожидал Станислав, никто из присутствующих не вызвался предложить свою кандидатуру — что невольно придало гетману уверенности.
— Однако у нас по-прежнему остается в строю шляхетская кавалерия, четыре с половиной тысячи крылатых гусар, целый полк панцериев! Этот кулак прорвется сквозь войско Ляпунова, не заметив сопротивления его казаков — конечно, если рязанцу хватит глупости встать у нас на пути. В чем я все же сомневаюсь… Таким образом, наше войско сумеет отступить, сохранив в строю большую часть всадников — и в принципе сохранив армию для войны со Швецией в принципе.
На мгновение прервавшись, Жолкевский закончил свою речь:
— С московитами же… Я напомню о своем прошение и предупреждению к вашему величеству об опасности этой войны, ее отрицательном значение для Речи Посполитой. Если будет угодно все же меня услышать — то я предлагаю заключить с Шуйскими мир. И оставить наконец, игру с поддержкой самозванцев…
Побледневший круль промолчал. Ответом униженного Сигизмунда, в полной мере осознавшего опасность положения войска, со всех сторон окруженного врагом и отрезанного от баз снабжения, стал едва заметный кивок.
Как бы то ни было, это означало согласие!
Великий князь Михаил наблюдал с невысокого пригорка за тем, как удаляется с поля проигранного боя польская рать — с гордо развивающимися над головами шляхтичей знамёнами! Ну и пусть покажут гонор напоследок, пусть сохранят лицо… Два дня бесплодной для противника битвы — и спешное отступление, кое иначе как бегством на деле назвать нельзя. Так что…
Так что он это сделал. Прогнал опасного ворога. Защитил Русь! Сегодня ей уже никто не угрожает. А завтра…
Завтра Господь управит, как быть.
Кесарь Михаил вновь коснулся Креста, коим благословил его на битву старец Иринарх. Видно, пришло время наконец-то вернуть его в Борисоглебскую обитель…