Единственное, что надежнее, чем магия — это твои друзья.
…Иногда на меня накатывает — и тогда очень остро хочется ощутить кожей дуновение легкого морского бриза, почувствовать невесомые капельки соленой воды, касающиеся лица… Увы, сейчас нам остается принять лишь холодный ветер, гонящий навстречу снежную взвесь.
— В такую пору хорошо бы засесть с кружкой крепкого пива и миской похлебки перед очагом!
— Н-да… От очага я бы не отказался! Да и похлебки бы тоже… Особенно если посолонее да наваристее, и мяса побольше! — с чувством ответил я, кутаясь в теплый плащ с меховым подбивом.
— Ну, тогда прошу! — Джок картинно откинул полог трофейного татарского шатра, приглашая внутрь.
— А как же гонцы? — запротестовал Степан.
— Я думаю, наши отмороженные носы не ускорят их приближение. Время есть. Тем более я только встал на ноги. — словно в подтверждение своих слов, я шмыгнул носом. — Да и горячий отвар не помешает!
— Слова истинно мудрого командира! — хохотнул Лермонт. — Заходите быстрее…
Гонцы действительно задерживаются; мы разбили стоянку, немного не доехав до лагеря Михаила Васильевича, расположенного теперь в Троице-Сергеевой лавре — и ожидаем теперь приказа кесаря… Точнее сказать, отмашки.
Все дело в том, что в последнее время участились нападения на обозы — лисовчики, казаче-воровской сброд шляхтича Александра Лисовского, грабители и разбойники по своей натуре, озоруют из Суздаля. Скопин-Шуйский отправил против лисовчиков воевод с небольшими отрядами стрельцов, детей боярских и ополченцев; последние блокировали дороги из Суздаля, заняв удобные для обороны монастыри и города. Однако, запертый в древнем городе с основными своими силами Лисовский мстит налетами небольших разбойных банд, просочившихся сквозь блокаду.
Ну, а когда я услышал об этом, у меня появилась идея — если выгорит, охоту лисовчикам озоровать мы отобьем надолго! Но тут как князь решит — без его отмашки увести по собственному усмотрению три сотни обученных рейтар я уже не смогу, мы ныне не под Ельцом… Пока же всей моей «самостоятельности» хватило, чтобы разбить лагерь чуть в стороне от Троице-Сергеевой лавры, да отправить гонцов с сообщением о прибытии и изложением моего плана.
…Тепло хорошо прогретых, мерцающих багровым углей, выложенных на железной чаще, в одночасье окутало меня и разморило. А финн, сняв с практически потухшего огня котелок со вскипевшей уже водой (талым снегом), чуть разбавил кипяток остатками колодезной воды из бурдюка — и бросил в него целебных трав. Их сын Суоми периодически собирает и высушивает… Воду же он разбавлял для того, чтобы травы заварились, но высокая температура не убила их полезные свойства.
Джок подкинул пару небольших деревянных плашек на огонь — а Тапани, подождав, пока отвар заварится, зачерпнул его резной деревянной кружкой и, добавив туда немного меда, протянул мне:
— Выпей отвар, согреешься, и голова сразу прояснится.
За время совместного путешествия я успел привыкнуть к знахарским талантам финна, потому сейчас просто припал губами к горячей жидкости; по телу потекло приятное тепло…
— Покуда ждем гонца, есть у меня одна занятная история. Поведал мне ее один ландскнехт, служивший в Богемии, в Праге. Послушаете?
Джок вопросительно взглянул на Тапани, и тот сразу же оживленно закивал. Я, немного брюзжа, протянул:
— Сколько же ты этих историй знаешь… Или ты их выдумываешь, Лермонт? Ладно, вижу же, что не терпится рассказать, валяй…
— Богатый город, кхм… — горец поперхнулся, воздух в шатре стал вязким. — Но, честно скажу вам друзья, очень мрачный. Не зря его городом колдунов кличут!
Я про себя хмыкнул, вспомнив свое посещение Чехии в студенческие годы. Демоны-горгульи в качестве украшений костелов — и орнаменты из человеческих костей в храме у Кутна-Горы… Между тем, Джок продолжил:
— Расквартировали наемников у Вышеградской крепости. Все чинно и благородно — пока не наступила ночь… Местные, кстати, заботливо посоветовали не выходить с наступлением тьмы на улицу — но это же кнехты! Попробуй, удержи их на месте, да еще и без выпивки!
Все трое понятливо усмехнулись… После короткой паузы Лермонт возобновил свой рассказ:
— Конечно же, ландскнехты разошлись ночью — кто в трактир, промочить горло, кто в поисках продажной любви… Но на утро двоих солдат нашли с ужасными рваными ранами, как будто исполинский пес рвал их на куски! Да еще и некоторые раны были словно прижжены железом! Всех наемников опросили — и выяснилось, что несчастные остались у крепости, не ходили пить. Убитые услышали где-то про клад, который был зарыт в основании стены Вышеградского замка, да решили попытать счастья.
Тапани аж скривился от подобной глупости, рожденной алчностью:
— Хах! Местные не нашли за столько лет, а пришлые решились найти за одну ночь? Жадные дураки!
Шотландец, также сделав глоток горячего, и даже приятного на вкус терпкого финского отвара, только пожал плечами:
— Иногда новичкам везет.
Финн только хмыкнул:
— Этим вот точно не повезло!
— Не поспоришь… Несчастных похоронили — но зов возмездия в скучающих ландскнехтах был велик. Решили наемники изловить этих псов — и в назидание другим изжарить. Сказано — сделано. Выставили караулы у костров; в первую ночь ничего не происходило. А вот на вторую ночь наш рассказчик видит, как среди деревьев двигается что-то, да орет страшно! Присмотрелся — так то пес огненный и есть!
Я аж поперхнулся от неожиданности — а Джок продолжил вещать с горящими глазами:
— Кнехт справедливо рассудил, что пока соратники придут на помощь, псина — или другое какое существо — его просто порвет, и притаился, в бой не полез… А утром местные объяснили, что это как раз была та нечисть, что напала на убитых наемников. Мол, это дух нечистый охраняет клад — дозорного он не тронул, потому что ландскнехт об этом кладе и не думал вовсе! Поверили или не поверили местным наемники, но дозоры усилили. А вот на вторую ночь…
— Ого! Еще и вторая ночь будет. — финну рассказ явно нравился.
— Да, пришла вторая ночь. Караулы людные, в три-четыре человека. И страха такого нет, переговариваются, смеются… Наш ландскнехт с двумя товарищами заступил: чехом и литовцем. Говорили о своем — вдруг видят, едет к ним рыцарь! Дозорные приосанились — наверняка офицер незнакомый, а потом видят: шлема над доспехами нет, как и головы! И словно в столбы соляные от ужаса превратились…
Финн поспешно перекрестился:
— Нечисть!
— Ага… Почти. — улыбнулся шотландец. — В соседнем дозоре уже изрядно хмельные бойцы стояли, бывалые и всяко повидавшие. Они, не усрашась, с именем Господа кинулись на призрака! И завалили тварь… А оказалось, что и не призрак это вовсе, и не нечисть.
— А кто? — Тапани даже приоткрыл рот от удивления.
— А это друг мой, местные чехи казну наемников таким способом хотели умыкнуть. Убили пару кнехтов, а раны страшные прижгли. После и собаку бедную подожгли заживо, чтобы караулы убежали… Но с первого раза ничего у них не вышло. Ну а рыцаря без головы, черную капюшон и маску одевшего так, чтобы в ночи над кирасой было не разобрать, позже действительно на голову укоротили! Конечно, после того как все выяснили…
— Да-а-а уж. — на время забыв от отваре, я наконец-то сделал глубокий глоток уже порядком поостывшего напитка. Тапани же глубокомысленно протянул:
— А мне отец всегда говорил, не бойся мертвых, сынок, бойся живых… Отличный рассказ Джок. Обязательно расскажу своим, умнее будут!
— Вот так и возникают легенды о призраках. — улыбнулся я. — А призраков-то в них и нет.
— Именно. — серьезно кивнул финн. — А теперь, друзья, пришло время сварить похлебки. Сейчас закинем в воду пшена и вяленого мяса, и головку лука для вкуса…
Тапани, перелив из котла в кожаный бурдюк остатки варева, забросил на жаровню еще тройку плах, после чего быстро сходил за свежим снегом, набив им целый котелок… К слову, после его отвара голова мря действительно прояснилась — сон ушел, и дышать стало легче.
— Как думаешь, сработает задумка?
Задумавшийся Джок задал вопрос, не отрывая взгляда от хлопочущего финна. Я же почал плечами:
— Лермонт, ты должен сам понимать, что многое в таком деле зависит от случайности, но в общем — почему бы и нет? Тут вопрос в ином — есть ли у кесаря время, чтобы позволить нам все провернуть, и не требуются ли Михаилу рейтарские сотни уже сейчас для большого дела…
— Ну что же, будем надеяться, что время есть и великий князь даст добро.
Я эхом отозвался:
— Будем надеяться…
Немного погодя финн, уже заварив крупу и постругав в нее тонкие полоски солонины, с легкой тревогой посмотрел под купол шатра — туда, где находится «волоконное оконце» для выхода дыма; я также обратил внимание, что небо в этом окошке уже потемнело.
— Задерживаются. Может в беду какую угодили?
Немного помолчав, я все же отрицательно мотнул головой:
— Лагерные костры видно издали. И погода ровная — ни метели, ни ветра, ни снега; небо чистое… Значит, дойдут. Ну, а лисовчики вблизи лагеря Скопина-Шуйского озоровать бояться, и действуют они по слухам заметно восточнее. Не будем пороть горячки, если еще через час не объявятся, отправим навстречу дозор из казаков.
— И то верно… — согласно кивнул Тапани. — Ну что, Лермонт? Есть у тебя в запасе еще какие истории, скоротать время?
Однако прежде, чем Джок успел бы ответить, полог шатра откинулся, и внутрь заглянул один молодой рейтар из недавнего пополнения детей боярских, чье имя я не смог вспомнить с ходу.
И это, кстати, большой недочет мне, как командиру…
— Господин Ротмистр! Гонцы прибыли.
Флер сказочных историй мигом выветрился из шатра.
— Так зови их сюда! — приказал я. — Заодно согреются, наверняка продрогли с дороги…
— Слушаюсь.
Воин исчез за пологом — а я вопросительно посмотрел на Тапани:
— Ты, надеюсь, готовил с запасом? Неудобно встречать людей с дороги, когда в котле булькает кулеш, а мы не предложим еды.
Степан, поколебавшись одно мгновение, честно ответил:
— Каши на троих, но я еще сварить могу.
Я молча кивнул, стараясь не обращать внимания на красноречивый взгляд возмущенного Джока. Ничего, тот только проголодался, а отправленные гонцами рейтары еще наверняка и замерзли…
Через мгновение в шатер вошли трое моих солдат с красными обветренными лицами.
— Господин ротмистр… — начал старший, но я остановил его жестом руки.
— У очага без чинов, братцы. Присаживайтесь к огню и отведайте нашей похлебки.
Тапани тут же поставил перед моими гонцами тарелки с горячим варевом, и те с энтузиазмом накинулись на еду.
— Благодарствуем, голова!
В стороне остался стоять лишь старший, поспешно протянувший мне грамоту от великого князя. Поспешно схватив ее, я вскоре пробежал ее глазами — и не сдержал довольной улыбки:
— Князь дает добро! Уже завтра нам вышлют телеги…
— Прекрасно! — просиял Тапани.
— Когда выступаем, Себастьян? — размял шею шотландец.
— Завтра, надеюсь, и выступим.
…Свежий морозный воздух, густо пронизанный лучами солнца — в которых так красиво сверкают летящие с берез льдинки… И тишина! Вот уже действительно, «мороз и солнце, день чудесный»…
Улыбнувшись внезапно накатившей ностальгии, я еще немного постоял с Хундом на месте, дожидаясь чуть поотставшего обоза — и наслаждаясь хорошей погодой. А после — после со вздохом тронул пятками бока верного жеребца, кои давно уже не ранил шпорами… Направив скакуна к границе густой чащи, сдавившей дорогу с обеих сторон.
До леса нам осталось всего метров пятьдесят — а на самой границе с ним замерли пяток казаков головы Харитонова, отправленных мной в дозор. Расстояние оптимально — завидев врага, дозор успеет предупредить нас об опасности, а мы, при случае, поспеем на помощь. Главное, чтобы враг не сумел укрыться так хорошо, что донцы Харитонова — опытные разведчики, не раз ходившие в степь — пропустили бы лисовчиков. В таком случае те смогут внезапно ударить сразу по обозу, и тогда потери среди охраны его однозначно вырастут…
Задумка моя проста и не особо оригинальна. Но вероятность, что разбойная «рыбка» все же клюнет на приманку, состоящую из дюжины укрытых поверху телег и саней, следующих в сопровождение всего двадцати всадников, все же весьма высока. Казаки в простых тулупах (правда, с поддетыми под них бахтерцами), не производят особого впечатления со своими луками и наложенными на тетивы стрелами — хотя по паре пистолей есть у каждого донца. Но их огнестрельное оружие хранится не в притороченных к седлам кобурах, а в нагрудных чехлах — и также скрыты одеждой…
Детям боярским из сопровождения обоза также не приходится кого-то из себя «изображать»: обучившись рейтарской тактике боя, последние не расстались с луками и стрелами, не поменяли бахтерцы, а то и стеганные тегиляи на прочные рейтарские кирасы… И кобуры их с пистолями также скрыты от глаз разбойников полами плащей, накинутыми сверху на броню — не только для маскировки, но и чтобы банально согреться.
Один лишь я щеголяю сверкающей на солнце кирасой, начищенной до блеска! А также привычным мне бургиньотом (а не мисюркой и уже тем более не «бумажным», хлопковым стеганным шлемом) — и впечатляющим набором из двух пар колесцовых пистолей в нагрудной рейтарской и седельной кобурах! Да еще два самопала упрятаны в сапоги… Плюс рослый вороной красавец-жеребец — одним словом, создаю полное впечатление важной заморской птицы, по какой-то прихоти поставленной во главе охраны небольшого обоза.
Что должно лишь подчеркнуть его значимость и необычность в глазах лисовчиков…
Лишь бы только не спугнула!
Да хорошо бы казакам все же заметить ворога заранее — иначе первые пули и стрелы разбойников однозначно полетят в такого нарядного меня…
Все имеющиеся телеги и возы, с коими мы ходили еще в Елец с запасом огнестрельного оружия, пуль и пороха, а также сани, реквизированные по соседним деревням вместе с возницами (на благое же дело!), мы разделили на три части. Во главе каждого из эскадронов — как и во время памятной схватки с ногаями у родного мне города — встали проверенные офицеры. Иными словами, мне вновь пришлось расстаться с Джоком и Тапани — ибо мои друзья повели за собой примерно по шесть десятков солдат: двадцать человек в боевом охранении, и еще четыре десятка рейтар укрытыми под шкурами на санях и телегах, по три-четыре на каждую!
Оставшиеся же всадники следуют на изрядном удалении от обозов в две, две с половиной версты под началом финских ветеранов эскадрона — и своих бывших инструкторов, к чьим командам дети боярские уже успели привыкнуть. Если мой расчет окажется неверен, и разбойников в любой из засад окажется больше сотни… Что же, надеюсь, мы продержимся до прихода помощи. Увы, сопровождению рейтар (ведущих и лошадей спешенных всадников) нельзя держаться ближе — тогда враг может издали заметить конный отряд из сорока детей боярских, и откажется от нападения на обоз.
Хорошо хоть, места лесистые, открытых участков протяженностью свыше полутора верст нигде и не найдешь…
И повторюсь — план мой прост и очевиден, но непуганые пока лисовчики должны клюнуть на приманку, если наши пути пересекутся. Именно поэтому мы и разбились на три обоза, следующих на восток параллельными дорогами — чтобы было больше шансов встретиться с ворами! А уж после этой встречи, как я надеюсь, уцелевшие черкасы и прочий разбойный люд Лисовского уже не рискнет нападать на наши обозы, опасаясь засад…
При этом мой «обоз» движется по тракту вот уже вторые сутки, встречая лишь редких крестьян, спешащих проследовать на санях между деревнями. Хорошо хоть, слой снега на дорожках более-менее утоптан, так что можно проехать не только на салазках!
Впрочем, вчера, в опасной для врага близости лагеря Скопина-Шуйского, где число разъездов в последние дни удвоилось, мы и не ожидали встретить лисовчиков. Прошла спокойно и ночь, освещающая лагерь светом полной луны и сверкающих на небосводе звезд — лишь стремительными черными тенями рассекали воздух совы; бодрствующие дозорные кутались в теплые, подбитые заячьим мехом тулупы, попеременно греясь у разведенного специально для них костра… И лишь лошади, чутко дремлющие стоя, прижавшись друг к другу, иногда тревожно всхрапывали — но когда вдали протяжно завыли волки, стало понятна и причина их беспокойства.
В свою очередь, под утро пошел небольшой снег — но вскоре ветер разогнал тучи. И на восходе солнце встретило нас царственным багрянцем, необыкновенно красиво освещая плотные меховые шапки на ветвях деревьев…
— Вперед, братцы! Следуем через лес…