— За Победу, товарищи! За нашу Победу!
Валерий посмотрел на партийного чиновника с поднятым в руке бокалом портвейна и слабо улыбнулся.
— За Великую Победу!
Девятого мая решено было отпраздновать скромным застольем. На столе появилась дорогая выпивка (и это во время сухого закона!), закуски и еда из столовой. Дружно устроившись за столом, мужчины принялись поздравлять друг друга с Днем Великой Победы.
— Поговаривают, Чернобыль сильно пострадал от немцев. Вы видели сосну недалеко от станции? — Валера кивнул. — На ней вешали расстрелянных евреев. Жуткое зрелище!
— Давайте не будем о плохом. Просто отпразднуем этот день как следует!
— Не получится.
Ученый долго размышлял, стоит ли сообщать только что полученную им новость или же оставить ее под конец застолья.
— Валерий Алексеевич, попрошу вас объясниться!
— Мои помощники обнаружили малиновое пятно внутри блока. В реакторе все еще держится высокая температура. Непонятно только, парашюты это горят, в которых мы сбрасывали свинец, или что-то другое. Скорее всего, это раскаленная масса песка, глины, в общем, всего, что было сброшено внутрь реактора. Простите за испорченный праздник, Борис Евдокимович, но нам придется сбросить еще восемьдесят тонн свинца, чтобы свечение это прекратилось.
***
День Победы отпраздновали в спокойной обстановке вечером десятого числа.
— Валерий Алексеевич, вы отлично понимаете, какая ситуация складывается в мире связи с аварией, и я доволен тем, с каким рвением вы занимаетесь спасением всего человечества…
— Михаил Сергеевич, бросьте, я уже говорил вам, что большой угрозы отныне авария не представляет. Измерительные и подготовительные работы к предстоящей масштабной ликвидации уже сделаны, теперь дело предстоит за малым. Мы с Евгением Павловичем решили построить поддон под реактором, так как ядерное топливо может проплавить нижние части блока и загрязнить грунтовые воды. А затем, с моего позволения, мы начнем строительство некоего сооружения, которое позволит навсегда закрыть дыру, сбрасывающую радиоактивные вещества.
— Хорошо, хорошо, Валерий Алексеевич. Я лишь попрошу вас об одном: напишите для меня подробное письмо, что и как происходило, чтобы я мог выступить по центральному телевидению.
***
Инга не сразу узнала отца — тот похудел еще больше, под глазами появились темные круги, а лицо стало багровым, как переспелый помидор. Ее сердце тревожно забилось, а с полуоткрытых губ сорвался едва слышный стон.
“Мы теряем нашего папу… О, мама, как же ты была права! Эта работа его окончательно погубит!”
— Папочка! — девушка бросилась к отцу с распахнутыми объятиями. — Боже, что с тобой? Ты выглядишь отвратительно!
— Все в порядке, цветочек. Я просто устал, — его голос сильно охрип.
— Там над тобой издеваются что ли?! — с возмущением отозвалась Инга. — Тебя невозможно узнать! Я вижу, что с тобой происходит, и меня, как дочь, это очень сильно пугает. Ты себя так до могилы доведешь!
— Мне там самое место.
— Папа…
Валера поднял глаза — его старшая дочь захныкала так же, как и младшая, что осталась в Чернобыле. Малышка вновь явилась в аэропорт и, стоя вдалеке, провожала отца пугающе отстраненным взглядом.
— Цветочек, — однажды он перехватил ее за руку, поймав недалеко от станции, — тебе не нужно там ходить, там радиация, это очень опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала еще сильнее. Пойдем, золотце.
Валерий повел ее в штаб по опустевшей дороге: на город уже опустились сумерки, и большая часть работников уже мирно посапывали в своих постелях.
“Мне нужно сказать Инге, что у нее появилась младшая сестра. Я представляю ее реакцию…”
— Мама на работе, так что, мы можем побыть вдвоем. — Инга привезла отца в их московскую квартиру. Они прошли на кухню, где девушка разлила горячий чай по кружкам и расставила посуду с дымящимся напитком на столе. — Я очень сильно переживаю за тебя, папочка. — Она взяла его за руку. — Я бы очень хотела, чтобы ты больше не летал туда…
— Инга, цветочек, у меня к тебе очень важный разговор.
У нее появилось испуганное выражение лица:
— Что случилось?..
— Единственное, о чем я тебя хотел бы попросить, не рассказывай ничего маме, она очень сильно расстроится, когда обо всем узнает.
— Я не понимаю…
— Инга, понимаешь, тут такое дело, что девять лет назад появилась на свет моя вторая дочка.
Девушка опешила:
— Что?..
— Вторая дочка…в Чернобыле…
— Дочка?.. В-в… в Чернобыле?..
— Я никому об этом не рассказывал, даже самому себе. Я предал твою маму, я предал тебя, я связался с журналисткой, она очаровала меня, и я не мог ничего поделать. Спустя год наших тайных отношений появилась моя вторая дочка. Она очень сильно похожа на меня, и когда-нибудь ты сама ее увидишь, в этом я, в общем-то, не сомневаюсь.
— Но почему ты об этом никогда не рассказывал?..
— Я боялся позора, и, если честно, до сих пор его боюсь. Я совершил массу ошибок за свои пятьдесят лет, и ты отлично знаешь, что твой отец далеко не честолюбивый человек, и, как все, имеет грехи за душой, но говорить о них всем подряд большая глупость.
— А девочка?
— Ее зовут Алина. Она прекрасна, как и ее отец.
Они надолго замолчали.
— Я не могу в это поверить…
— Увы, это правда, и то, что произошло в Чернобыле, это отчасти моя вина.
— Это все реактор, папа! Ты тут совершенно ни причем!
— Если бы ты узнала всю правду… ты бы ужаснулась, какой твой отец монстр.
— Не говори так! Ты никакой не монстр! Все совершают ошибки, это нормально! Как говорит мой муж: “кто не ошибается, тот не живет”! Вся наша жизнь состоит из проб и неловких шажков, проблем и неприятностей, без них бы человеческая жизнь стала бы скучной и бессмысленной!
Валерий устало улыбнулся:
— Я воспитал достойную дочь…
***
Улица Советская, двадцать шесть. Здесь двумя днями ранее обосновалось министерство угольной промышленности. Город Чернобыль ничем не отличался от обычных сел и поселков: такие же здания, такие же названия улиц. Единственная его отличительная черта — пугающая история.
Поздним вечером к двухэтажному зданию подъехало два автобуса, внутри которых сидело несколько крепких мужчин. Одним уже было за сорок, другим еще не исполнилось тридцати — совсем молодые ребята.
Прихватив с собой увесистые сумки, они выходили из транспорта друг за другом, останавливались, закуривая заранее приготовленные сигареты, и, когда перекур закончился, их повели к непримечательному парадному входу, где на ржавых петлях висела деревянная дверь.
— Добро пожаловать в Чернобыль!
— Мы наслышаны о нем, — мрачно произнес невысокий мужчина, поставив дорожную сумку у входа.
…Он уезжал из Тулы с тяжелым сердцем: его жена была на раннем сроке, сидела дома и часто закатывала скандалы, стоило ему прийти на пять минут позже.
— Я тут токсикозом мучаюсь, а ты где-то шляешься!..
Но он все равно ее любил. Безумно, до одури. Иногда казалось, что его приворожили, затащили в ловко расставленные сети, и — как вдруг из прекрасной красавицы любимая жена превратилась в оголтелую ведьму с бигудями в волосах и испачканном халате. Замени старое тряпье на модное платье, бигуди на природные кудри, а деревянную скалку, оружие массового поражения в семейных ссорах, на засосы, оставленные в порыве страсти — и ничего не изменится.
Это все та же ведьма.
Когда она забеременела, то стала еще невыносимее. Беременность способна превратить спокойную добрую женщину в лютую истеричку: “хочу то, хочу это, ты слишком мало уделяешь мне внимания!..”
Но он все равно ее любил.
— Люсенька, мне приходится пропадать на работе, чтобы прокормить тебя и нашего будущего ребенка. Будь хоть немного снисходительна…
— Ладно, — смеется, — я расценю это как прощение. Правда, посмертное.
И в этот раз началось то же самое:
— Нас вызвали…
— Куда?
— В Чернобыль…
Она посмотрела на него квадратными глазами:
— В Чернобыль?..
— Ну-у…
— Туда, где радиация?
— Ее, возможно, там и нет…
— Откуда ты знаешь?
Он замялся.
“И правда жеж…”
— Меня же еще там не было!..
— Ты дурак, Тима. Я всегда это знала!
— Значит, ты вышла замуж за дурака.
— Зато с тобою веселее.
— Это не шутки, Люся! Нас вызвали, чтобы помочь родине…
— А мне кто поможет?
— Так я же не навсегда уезжаю…
— Кто знает!..
Это уже походило на идиотско поставленный спектакль.
— Если бы я хоть что-то мог изменить… но, увы, от меня ничего не зависит.
И это была правда — пока на улице шел непрекращающийся майский ливень, он вместе с коллегами по работе едва спустились в шахту, когда их подозвал к себе полноватый мужчина.
“Собирайтесь, к директору”
Это походило на гром среди ясного неба.
“Что случилось?” — недоумевающие мужчины переглядывались между собой и послушно шли по коридору до двери с заветной табличкой “Дирекция”.
Их там уже дожидались: уже довольно немолодой бухгалтер, кассир и человек из военкомата.
— Мужики, Родине нужна помощь.
“Ну раз нужна-а-а…” — и в ту же секунду их отправили по домам, собирать пожитки.
Автобус выехал из Киева уже вечером. Солнце еще стояло над городом, освещая бурную зелень, скрывающую бетонные здания.
Здесь красиво и по-современному, нежели в скромном городишке недалеко от Тулы.
Но по приезду в Чернобыль восхищение сменилось разочарованием.
Это место выглядело еще старее шахтерского поселка.
— До Припяти рукой подать, но туда никого не пускают. Да, сам Чернобыль, конечно, не самое лучшее место, куда бы я хотел попасть, но ты посмотри, какая красота вокруг! Все такое зеленое, цветастое, уже вон, и черешня вовсю растет… жалко только есть ее нельзя. Радиация. Здесь ее очень много.
— И все брошенное…
— А что делать? Жить-то хочется! Жалко, конечно, собственным трудом нажитое, но ничего не поделаешь…
Их поселили в интернате, недалеко от чернобыльского штаба.
— Гинекология. Там важные чины заседают.
— Гинекология? Почему гинекология?
— Понятия не имею.
***
— Боюсь, все же часть топлива попадет в подземные воды. Пока они соберутся, пока их проинформируют, пройдет много времени. Каждая минута на счету!
— Не понимаю вашего волнения, Иван Степанович.
Прошло немного времени, как одного партийного начальника сменили другим: Щербина уехал, оставив вместо себя Ивана Степановича Силаева — тоже большая шишка. По прибытию он установил крупное вознаграждение за выполнение опасных заданий. Да и сам Валерий, пробыв всего пару дней дома, снова уехал в Чернобыль — дело не терпело отлагательств.
— Как там Инга? — между делом спросил Иван Степанович: в отличие от своего коллеги он мирно сидел за столом, а не расхаживал по кабинету с заложенными за спину руками.
— Нормально.
— Она уже вернулась из Парижа?
— Иван Степанович, это к делу не относится! Как говориться в одной известной пословице — я вам про Фому, а вы мне про Ивана.
Силаев рассмеялся:
— Ладно, докладывайте, что у вас там!..
— Нужно проверить, если в барботерах вода. И, если они свободны, то стоит ли заливать их бетоном, закапывать и тому прочее. Правда, подойти к этим барботерам довольно трудно, так как рядом расположенные коридоры заполнены водой. Ее активность — до кюри в отдельных точках. Нужно сначала откачать воду, а потом повернуть задвижку. Нужен доброволец.
На пороге возник мужчина с побледневшим от усталости лицом. Его рабочая форма была изрядно испачкана.
— Это один из работников станции…
— Они всегда вызывали у меня сомнения. Но сейчас не об этом. Вы должны проверить, есть ли в барботерах вода, — обратился Валерий к мужчине, и тот, не говоря ни слова, кивнул.
— Я приказал включить откачные устройства, — заявил Силаев. — По окончанию их работ, вы, премногоуважаемый, спуститесь в бассейн под реактором и откроете задвижку. Удачи.
Прошел не один час, когда отправившийся на опасное задание работник станции вернулся с багровым, перекошенным от ужаса, лицом.
— Я спустился туда, — придя в себя, начал он, — вот здесь, — ткнул дрожащим от волнения пальцем на расстеленные перед ученым чертежи, — должен быть свободный проход. Я работал на поверхности и ни разу не спускался в эти помещения. Я ударился о бетонную стену, когда до него дошел. — Об этом красноречиво говорила большая распухшая шишка на лбу. — Мне пришлось развернуться и искать другой проход…
— То есть, чертежи не соответствуют действительности?
Работник поморщился:
— Позвольте мне договорить, — и продолжает дальше: — Я пошел по другому коридору и заплутал еще больше. Да еще этот чертов фонарик сел!.. Я не знаю, сколько времени прошло, но я отыскал нужное помещение, нащупал задвижку и повернул ее. Я последовал вашему совету, уважаемый… э-э-э…
— Валерий Алексеевич.
— Да, Валерий Алексеевич, я последовал вашему совету и изучил чертежи прежде чем спуститься. Я запомнил местоположение барботеров. Я знаю, как они выглядят, нас же проинструктировали, прежде чем поставить на блочный щит управления. Чтобы не утомлять вас своим долгим рассказом, я скажу, что воды в барботерах нет. Они совершенно пусты.
Валерий вместе с Силаевым издали вздох облегчения.
— Слава богу! Хорошо, когда все хорошо заканчивается!.. — ученый поморщился от напыщенных слов партийного чиновника. — Я должен поблагодарить вас за спасение своей страны и всего человечества! Вот, держите. — Силаев протянул бумажный конверт, в котором лежали тысяча рублей, растерянному работнику.
Валерий удивленно приподнял брови: бедолага мял конверт грязными руками и отводил глаза, не решаясь произнести и слова. Конечно, это огромная радость получить столь большую сумму — зарплату инженера за пять лет непрекращающегося упорного труда, — но мужчина испытывал неудобства, ведь отказаться от денег он не мог.
“Он борется с аварией, борется с радиацией ценой собственной жизни, поэтому награда эта его не шибко радует”
— Спасибо…
***
Как-то раз Александр пребывал на заседании правительственной комиссии. Подобные мероприятия происходили довольно часто — и всегда во время громких речей и представлений что-то да случалось.
В чернобыльской зоне отчуждения появилась торговля для работающих на загрязненной радиацией территории.
“Нас же тоже нужно чем-то кормить, верно?” — объяснял физик-ядерщик своей молодой жене.
Она часто пропадала, работая водителем правительственных машин.
“Это все, на что я способна”
Мысли о Миле посещали мужчину довольно часто, и ему казалось, что она начала отдаляться от него.
“О чем я вообще думаю?”
Среди присутствующих находились двое мужчин и женщина — начальники торговли. На первых двух сидели два дорогих штатских костюма, на даме — роскошный женский плащ. Впрочем, и на улице погодка соответствующая: шел нескончаемый ливень. Вечером стояла невыносимая жара, на которую перестали обращать внимание. Перед самым рассветом с неба начали срываться крупные капли дождя, питая засохшую землю влагой.
Доклад длился уже больше часа.
— Вы закончили? — первым не выдержал председатель, грозного вида мужчина с уже изрядно поседевшими волосами. Это был их новый руководитель, Иван Степанович Силаев: он уже успел поработать с Валерием Легасовым и оценить его высокий профессионализм. — Очень хорошо. Значит, за последние три дня чернобыльцам продали всю обувь?
— Да, товарищ председатель, — ответил ничего не подозревающий докладчик.
— Ничего не осталось в магазинах и базах?
— Практически ничего. Наш долг — как можно скорее передать все героям-чернобыльцам.
Силаев замолчал, поджав губы.
В зале повисла пауза.
Докладчик начал заметно нервничать.
Александр с некой долей удивления наблюдал сие событие.
— Вот ведь что странно, — спустя недолгое молчание начал председатель, обращаясь к залу, — сегодня с утра все члены правительственной комиссии разбились на группы и объехали магазины, которые должны были торговать австрийской обувью.
В зону повышенной радиоактивной загрязненности ежечасно доставляют некоторые продукты питания — икру, кофе, кока-колу, пепси-колу, — и вещи — ту же австрийскую обувь, французскую косметику и канадские дубленки. Если же вкратце, доставляют то, что простым советским гражданам пока недоступно.
Так вот, мы опросили сотню людей, и никто из них не видел и не слышал об иностранной обуви. Я думаю, что вся она была увезена и продана подпольно! И это и есть результаты вашей работы, а не то вранье, которые мы слушаем почти час!! Есть в зале кто-нибудь из прокуратуры?
Среди недоуменных и одновременно напуганных неожиданным поворотом зрителей сидели высокопоставленные люди из советской и украинской прокуратуры. Их гражданская форма сливалась с рабочей, позволяя им не выделяться среди простого люда. Александр завороженно наблюдал, как двое высоких и крепких парней дружно встали, не произнеся ни слова.
— Необходимо немедленно возбудить уголовное дело по поводу этой преуспевающей шайки. А сегодняшний доклад приобщите к материалам следствия, он только на это и годен.
Лицо докладчика стало белым, как простыня, когда до него долетели последние слова председателя. Крепкие парни, аккуратно обойдя сидящих в зале людей, подошли к начальникам и, мягко подхватив их за локотки, вывели из зала.
Александр заприметил среди мужчин в военной форме маленькую девочку с пронзительными синими глазами. Она всматривалась в лица людей, изучала их движения, склонив набок голову, и невинно хлопала ресницами.
Малышка, ощутив на себе его взгляд, повернулась и улыбнулась.
— Ты так и не выяснил, что здесь делает эта маленькая девочка? — в голове всплыл недавний разговор двух лучших друзей.
— Пусть она побудет здесь.
Удивленный ученый посмотрел на старого приятеля.
— То есть… как это? Ты же знаешь, здесь полно радиации, тут детям не место!
Ответом ему послужил тяжелый, преисполненный грусти, вздох.